– Нам обязательно это обсуждать? – заныла я. – Лучше гулять с парнем, на которого ты не запала, – сказала Джейн. – Тогда отказ будет не таким болезненным. Может, она дело говорит. Казалось, что встречаться с Тайлером будет просто, хотя от признания в том, что мне нравится Ной, меня затошнило. Только я очень хотела, чтобы Джейн не намекала на свои чувства с помощью моей истории. Спасибо ей огромное! – Пожалуйста, давайте поговорим о чем-нибудь другом? – А ты знала, – сказала Лекси, наклонившись к Стелле, – что лимбическая система китов – участок мозга, который отвечает за обработку эмоций, – развита лучше, чем у человека? Поэтому киты чувствуют больше эмоций, чем люди. Представь, что твоих лучших друзей убили и ты чувствуешь еще большую печаль, чем способно человечество. Вот что чувствовали киты, когда на них охотились китобои. Мы все на нее уставились. – Господи, Лекси, – воскликнул Эван, – ты не могла нам рассказать что-то не настолько депрессивное? Стелла поцеловала Лекси. – Если бы тебя убили, мне было бы так же грустно, как киту. – Отлично. Теперь я чувствую тревогу из-за эмоций китов. Когда компания снова разбрелась, мы с Джейн продолжили наш разговор. – Так вот почему ты не показываешь интерес к Мейсену? – прошептала я. – Потому что ты поглощена собой и понимаешь, что используешь его? Или ты отталкиваешь приемлемого кандидата и запала на того, которого точно никогда не получишь, и прекрасно это знаешь? – Приемлемый кандидат? – Ой, заткнись. Ну ладно, назовем его здравым отвлекающим фактором! – Давай лучше про Ноя. У меня возникла отличная мысль про вас. – О нет. – Я почти разведала истинную причину, почему Барбанелы не хотят, чтобы ты рылась в прошлом. А вдруг… – она сделала драматичную паузу, – Эдвард Барбанел на самом деле отец твоей мамы? – Что? О боже, Джейн, ты меня удивляешь. – Погоди. Может, у твоей бабушки был роман с Барбанелом, и она забеременела, но притворилась, что ребенок не от него. Но Барбанелы знают. И теперь они обеспокоены, что твоя мама узнает и попытается забрать половину состояния, ведь оно ее по праву. Не говоря уже о том, что вы с Ноем кузены. – Дже-е-ейн! – жалобно заскулила я. – Зачем ты такое говоришь! – Разве не прекрасная история? – Она была довольна, как слон. – Нет. – Теперь ты задаешься этим вопросом. – Джейн! – Я уронила голову на руки. – Мерзость какая! – Мерзость, если вы сойдетесь. Но ты говоришь, что это не входит в повестку дня. – Нет. – Только я хотела этого больше всего на свете. – Боже, Джейн! Она поиграла бровями. – Ты хочешь своего кузена. – Он мне не кузен! Господи боже мой. А что, если все-таки кузен? Нет. Невозможно. Мама родилась через несколько лет, как прекратили приходить письма. Бабушка и Эдвард Барбанел тогда уже сыграли свадьбу с другими. – Ладно, как скажешь, – сказала Джейн, когда я изложила свои убедительные доводы. – Но, возможно, им удалось встретиться или продолжить любовную связь. – Я тебя ненавижу. Не было такого. – Ведь не было, правда? – Чего ты так на меня пялишься? – Как? – Я быстро отвела от Ноя взгляд, сосредоточившись на тройной шоколадной горке. Мы взяли по мороженому и пошли с ним на пристань. Была половина восьмого и еще слишком жарко, хотя над водой гулял легкий ветерок. Мы сидели на краю пирса, свесив ноги к воде. Солнце еще высоко стояло в зените – дни в это время года текли мучительно долго, а темнело не раньше восьми вечера. – Как на пришельца. – Неважно. Ты же не пришелец. Мы не пришельцы. Ничего такого. Я не стала поднимать ту тему. Во-первых, предположение Джейн – полное безумие. Во-вторых, признание, что меня это волнует, фактически означает, что я питаю интерес к Ною? При других обстоятельствах мне стоило бы радоваться, что у меня есть кузен. Йоу, кузены! Бу-у, целующиеся кузены. Фу, фу, фу, забыли. Я взяла в руки телефон. – Утром я получила письмо от подруги раввина. Я увидела, как Ной наклонился к экрану, и один локон упал ему на лоб. У меня не зудели руки убрать этот локон. Конечно, нет. Дорогая Эбигейл, я рада помочь! Вполне возможно, что твоя бабушка участвовала в американской программе «Киндертранспорт», однако большинство семей отправили детей в Штаты в частном порядке вместо того, чтобы предпринять организованные усилия. Рекомендую проверить в музейных архивах, в них могут быть записи от организаций, участвовавших в американском Киндертранспорте (прикладываю ссылки на некоторых ниже). Ты не в курсе, в Штаты она попала напрямую или через другие страны? Англия и Германия никогда официально не обнародовали имена детей, участвующих в Киндертранспорте, но существуют базы данных, в которых ты тоже можешь поискать. В конце тридцатых годов через Францию переправили часть детей из Германии, поэтому в Мемориале Шоа[11] могут оказаться информативные записи. Я увидела, насколько неточны сведения из Люксембурга о депортации родителей твоей бабушки по ссылке, которую ты прислала – обычно правительство вело записи лучше. Возможно, у твоих прадедушки и прабабушки не было правильно оформленных документов, если они пытались бежать через Люксембург (или, возможно, они использовали поддельные удостоверения). И все же, возможно, стоит связаться с аналогичными организациями в Люксембурге. Узнай, есть ли у них более полная информация об этих депортациях. Ной посмотрел на меня. – Ого. Ты планируешь им писать? – Я тебя умоляю, уже все узнала. Я отправила письма американским общественным организациям, но у них нет записей, которые можно просмотреть онлайн, нужно приехать лично и посмотреть архивы. – Господи. – Он слизал с рожка шарик мороженого. – Представляешь, как проводились расследования в доинтернетовскую эпоху? – Правда? – Я очень пыталась не думать о его языке. – Две организации недалеко, в Нью-Йорке, но ведь и туда не так уж легко попасть. Я подумывала написать во французские и люксембургские организации. – Лучезарно ему улыбнулась. – Ты вроде упоминал, что учил французский?.. Ной закатил глаза. – Хорошо, поехали. Мы доели мороженое, составляя письма в международные организации. – Что будем делать, если они ничем не помогут? – спросил Ной. – Не уверена. – Я направила взгляд на покрытую рябью зеленовато-голубую морскую гладь. – Мне до сих пор интересно, нет ли у твоей семьи каких-нибудь бумаг о прибытии моей бабушки? Хотела бы я прочитать ее письма. Может, из них можно было бы что-нибудь узнать. – Таким способом ты намекаешь, что снова хочешь покопаться в документах моей семьи. – Нет. Да. – У меня вырвался нервный смешок. – Да, но сначала хочу получить разрешение. Хочу еще раз попробовать поговорить с твоим дедушкой или бабушкой. Если только ты не думаешь, что все пройдет ужасно? – Да, – сказал он. – Я согласен порыться в кабинете, когда они куда-нибудь уйдут. – Твоя семья катапультировала бы меня с острова. А в океане водятся акулы. – Нам просто понадобится алиби. – Алиби, – повторила я. – Почему мы… одни в кабинете твоего дедушки. – Ты умная. Уверен, ты сможешь что-нибудь придумать. Я сморщила нос, чувствуя, как покраснела. Он намекает на то, о чем я подумала? Он заметил, как часто я на него смотрю? – Сомневаюсь, что смогу что-нибудь придумать. Ной засмеялся. – Ага.