Я задумалась, стояла ли когда-нибудь у этого маяка моя бабушка и смотрела ли на воду? Думала ли она об истерзанной войной Европе? Вспоминала ли своих родителей, как жены моряков вспоминали своих мужей? – Забавно, – сказала я, когда мы уселись на одеяло, – что иногда море бывает таким красивым, а иногда – ужасно-ужасно печальным. Или оно всегда прекрасно, независимо от того, печально оно или счастливо. Ной развернул сэндвич. – Quien no sabe de mar, no sabe de mal. Это он – тот, кто ничего не знает о море, ничего не знает и о страданиях. – Думаешь, тебе знакомы страдания? – Истинные – нет. – Ной посмотрел мне в глаза. – Но, думаю, все хоть раз в жизни чувствовали печаль или одиночество. Я обхватила колени руками. – Человеческое существование и все такое? – А еще я считаю, что когда смотришь на что-то, похожее на море, – такое же красивое, – то все эмоции обостряются. Словно красота – это увеличительное стекло. Я с удивлением на него посмотрела. – Ной Барбанел, да ты и вправду романтик. Ной густо покраснел. – Ты надо мной издеваешься. – Нет, – поспешно заверила я. И, понимая, как ему важно знать, что я говорю искренне, коснулась его руки, хотя от этого сердце угрожающе убыстрило темп. – Правда, нет. Ной запрокинул голову назад. – Я хотел показать тебе Коату… но, по-моему, все испортил. Я попыталась сохранять спокойствие из страха показать любую эмоцию, которая могла бы вынудить его уйти в себя. – Испортил? – Ну… тебе сегодня было весело? Я наклонила голову. – Конечно. Хотя я отчасти думала, что нам удастся поболтать. – Ты права, – кивнул Ной. – Я тоже так думал. И собирался. Я типа… ну. – Он замолчал и покраснел. – На Коату существует проект, в котором ты с помощью георадара смотришь на то, что скрывается под землей, на низкорослые деревья и корни. Я вызвался прошлым летом и хотел показать его тебе, но… – Что «но»? – Не знаю, – пожал плечами Ной, смотря на воду, и на его губах показалась легкая самокритичная улыбка. – Как только мы туда приехали, затея показалась идиотской. – Она не идиотская. – Ной недоверчиво на меня глянул, и я яростно затрясла головой. – Я так не думаю. Жаль, что ты не показал. – Что ж. – Ной передернул плечами, хотя, казалось, повеселел. – День для того был неподходящий. К тому же ты вроде была занята. Я застыла. – Не поняла? – Ты болтала с Тайлером. – Ной говорил абсолютно безобидным тоном, но все же раздражение снова проснулось во мне. Мне знаком этот его отрешенный, бесстрастный голос. Когда он доволен, то говорит совершенно иначе. Я занялась своим сэндвичем. – Да, потому что больше никого не знала. – Правда. – И он проявил дружелюбие. – Хм. Я откусила сэндвич с моцареллой, соусом песто и помидорами и с остервенением стала его жевать. – Он тебе не нравится? – Просто не считаю его умным. Ой-ой. – Ну, он хотя бы без предрассудков. Ной внимательно на меня посмотрел. – А другие – да? – Да нет, нормальные ребята… Просто они не… мои люди. И еще я думала, что мы покатаемся только вдвоем. – А. Я поглядела на Ноя, но никаких эмоций на его лице не увидела. Он смотрел прямо перед собой. – Так… ты хотела, чтобы мы были только вдвоем. Я пожала плечами. – Наверное. Ной посмотрел на меня, я посмотрела на Ноя. Я была напугана, нервничала и чувствовала себя не в своей тарелке. Может, мы оба ограничивали себя всякими «возможно», «наверное» и «но». И, поскольку я была идиоткой, неспособной расставить все точки над «i», то спросила: – Ты будешь доедать соленый огурец? – Что? – Ной расхохотался. – Нет, забирай. – Спасибо. Ной оперся на локти и задумчиво посмотрел на меня. – Я думал, может, нам поговорить с раввином? Я чуть не подавилась огурцом. – Что? – Пусть это будет следующим шагом. Ты же хочешь узнать о своей бабушке? Я думаю, разговор с раввином поможет. – Я вообще не знала, что на Нантакете есть раввин. – Типа того. Летом она приезжает каждую пятницу. Как тебе такая идея? От мысли, что Ной Барбанел продумывает план, как помочь мне, я чуть не лишилась чувств. – Перед приездом я искала, была ли здесь еврейская община, и обнаружила, что прихожане основали ее в восьмидесятых, много лет спустя после того, как моя бабушка оказалась на острове. – Согласен. Но даже так, раввин может знать что-то еще. Она могла с кем-то поговорить или знать человека, с которым нам стоит пообщаться, или хранить записи, о которых мы даже не задумывались. Вреда в любом случае не будет. – Точно подмечено. – А еще у меня появится дополнительный предлог для встреч с Ноем. – Я с тобой. Глава 15 Не могу точно впомнить, когда именно у бабушки началась деменция. В памяти не отобразилась отчетливая граница, только мгновения до и после. В моментах до, во время каждой встречи бабушка повторяла одни и те же истории: о том, как работала в Нью-Йорке, как покупала ланч в кафе за пять центов и ела его на ступенях церкви Троицы. Она не слышала правым ухом, на левое тоже была глуховата, поэтому, чтобы поговорить с ней, приходилось наклоняться поближе. Частенько она отказывалась отвечать на вопросы. «Нет, нет, – отвечала она, отмахиваясь костлявой рукой, покрытой тонкой, как пергамент, кожей. – Не спрашивай меня об этом». После, в доме престарелых, она целыми днями просто сидела в своем кресле. Ей сложно было нас вспоминать, но она не забывала заведенный распорядок: укладка раз в неделю, маникюр, духи Chanel № 5. Ей удавалось подводить губы помадой в машине без помощи зеркала. В доме престарелых она повесила портреты моей мамы и теток, сделанные в профессиональной студии, когда они еще были маленькими. Маме на этом портрете было примерно восемь, и она светилась от счастья.