А еще она водила меня в ботанические сады в Бронксе и целыми днями учила опознавать деревья по коре и листьям. Так что да. Я чувствую, что теперь моя очередь сделать ее счастливой. А сделав ее счастливой, стану счастливым сам. – Ной продолжил путь, шлепая босыми пятками по твердому песку. – Ты поэтому так зациклен на том факте, что наши бабушка с дедушкой разлюбили друг друга? – Вдалеке, ближе к дюнам, мое внимание привлекло скопление прибитого к берегу дерева. – Не потому, что тебе претит мысль, что твой дедушка отказался от любви, а потому что ты защищаешь свою бабушку? И тебе невыносимо думать, что она вышла за мужчину, который ее не любил? – Все это не имеет смысла, – упрямо заявил Ной. Мы сошли с твердого плотного песка на холмы и долины с мягкими песчинками. – Если любишь человека, останешься с ним. Мы подошли к лесу. Куски дерева лежали в кольцевом лабиринте, а в центре была выстроена деревянная ограда высотой около полуметра или даже выше. Ной встал между двумя обугленными досками, стоявшими на страже в начале лабиринта. Я пошла за ним. В этом лабиринте не было переходов, только извилистая дорожка, ведущая нас к центру, потом она уходила в сторону и снова возвращалась к центру. – Думаю, пора поговорить с твоим дедушкой. Боюсь, ответы другим способом мы не получим. Ной повернулся ко мне с испуганным выражением лица, как будто я почти его предала. – Ты обещала мне месяц. – По-моему, мы явно зашли в тупик. Что нам удастся узнать без разговора с ним? Не делай из мухи слона. Ной, пожалуйста. Ной посмотрел на меня, в его душе явно происходила какая-то борьба, а потом он отвернулся и продолжил путь. Дорожка позволяла идти только по одному, поэтому его голос звучал отдаленно. – Отношения между бабушкой и дедушкой… натянутые. О. – Извини. – Я не хочу наломать дров. – Ной резко выдохнул. – Он всегда пропускает ужины по случаю годовщины или дня рождения из-за работы. Или в прошлом году, когда умерла лучшая подруга бабушки и она хотела каждый день ходить на шиву, дедушка отказался. Это было… грубо. Вместо него пошли мы с Широй. Я боюсь, если бабушка узнает о твоей бабушке, это станет последней каплей. – Но она ведь и так уже знает, правда? Не могу представить, чтобы кто-то столько лет мог хранить секреты. – Ты же от своей бабушки никогда о Нантакете не слышала. Не поспоришь. Мы снова повернули внутрь, и на этот раз тропинка не стала зигзагообразной и не повернула назад. Она привела прямо к деревянному ограждению в центре круга. Один край стены перекрывал другой, образуя узкий вход, и мы протиснулись внутрь. Пространство заполнял мягкий песок, а в центре лежали сотни кусочков морского стекла: зеленые, белые и голубые. По краям ямки валялись счастливые камни, черные с белыми полосами и всякий мусор: засохшие цветы, наполовину выгоревшие свечи и водоросли. Я встала на колени, чувствуя, как царапает песок кожу, и зачерпнула рукой морское стекло. – Как думаешь, кто это сделал? Ной сел рядом. – Кто знает. – Когда я была маленькой, мы с папой искали на пляже счастливые камешки. И не прекращали поиски, пока не находили. Ной тоже сел и провел рукой по камням и стеклу, взял бирюзовый осколок и повертел его между большим и указательным пальцами. – Ты ладишь со своими родителями? – Да. Как и все остальные. – Может быть, больше, чем большинство людей: мои родители – наглядный пример хороших людей. Они были очень преданы, верны друг другу, как мне и Дэйву. Хотя мысль, что я когда-нибудь разочарую их, таких идеальных, меня ужасала. – А ты? – Мама хорошая. А папа… – Он покачал головой и вздохнул. – Он будет вне себя, если я собственноручно уничтожу всю нашу семью. – Подожди, что? – Я перевела внимание на него. – Почему ты думаешь, что можешь уничтожить всю семью? – Если я все расскажу… Даже если бабушка знает, что дедушка изменял, она будет в ярости, если кто-то узнает. Ее очень волнует их имидж. Всех волнует. – Но события такой давности не повлияют на всю семью! И ты ни о чем не говоришь. Это я пытаюсь докопаться до истины. – Но ведь я тебя не остановил? Я уставилась на него. – Твой папа не может злиться на тебя за то, что сделала я. Ной безрадостно пожал плечами. – Это же бред. – Не совсем. Я знаю, что ты делаешь. Я мог бы отговорить тебя от разговоров с другими, чтобы ты не мутила воду. – Ты же знаешь, что не несешь ответственности за мои поступки, верно? Он провел рукой по волосам. – Не нужно нам вникать в странные взаимоотношения моей семьи. Я просто хотел донести до тебя, почему не хочу, чтобы ты разговаривала с моим дедушкой. Все может пойти наперекосяк. – И твой отец разозлится на тебя без достаточных на то оснований. Он снова пожал плечами. – А если… мы поговорим с твоим дедушкой, но убедимся, что бабушка ничего не узнает? Когда Ной нахмурился, я спешно продолжила: – Скандал исключен. Короткий разговор с ним о моей бабушке и о том, знает ли он, откуда она родом, есть ли у его родителей записи или еще что-нибудь. По-быстрому. Это останется между нами. – Все равно он вряд ли нам что-то расскажет. Его не так легко расколоть. Ной обхватил рукой шею и посмотрел на бледно-белый лунный диск в голубом небе. – Наверное, потому что разбитое в юности сердце превратило его в холодного человека, целью существования которого стали одни миллионы. Ной выдавил улыбку, которую я так ждала. – Наверное. – Пожалуйста? Давай встретимся в кофейне. В книжном магазине. Где захочешь. – Я протянула ему самый темный камень с двумя тонкими белыми полосками, который сумела найти. Я нервничала, надеялась и почти не верила, что Ной действительно может представить меня своему деду. – Я отдам тебе за него камень с двойной удачей. Он взял камень, накрыв ладонью мою руку, и в его глазах появилась улыбка. – По рукам. Глава 12 Через несколько дней в книжном магазине прошло заседание книжного клуба. – У нас несколько книжных клубов, – быстро объяснила мне Мэгги. Сегодня на ней была розовая в цветочек блузка с пышными рукавами и розовая юбка с пуговицами спереди. Оба предмета одежды – дивные находки из секонд-хенда. – Мать и дочь, молодежная литература, фэнтези и сай-фай, детектив, классика, научно-популярная литература. Обычно заседания длятся час, но иногда посетители задерживаются, и мы подаем закуски и участвуем в беседе. Я ни разу не бывала на заседании книжного клуба, но чувствовала себя знатоком. Первый довод: Школа. В девятом классе мы целых три месяца обсуждали «Большие надежды». Пип безнадежен, а мисс Хэвишем – мой кумир. Испорченное свадебное платье, кружева, неотличимые от паутины? Да, пожалуйста. Свою выпускную работу по английской литературе я написала на тему «Покинутые жены: почему женщины значимы» в форме пьесы от лица собравшихся на званом ужине миссис Рочестер, мисс Хэвишем и безымянной рассказчицы из «Желтых обоев». «Очень творческая работа!! – написала моя учительница, мисс Лотти. – Прелестно написано, но не хватает обоснований и аргументов». Спасибо, мисс Лотти! Довод второй: у мамы был свой книжный клуб, в котором обычно читали статьи под названием «Эмоциональная самоорганизация на рабочих местах» или «Статистический анализ пропаганды», исследования по динамике рабочих сил и зарплатам (везде полный отстой). За ужином мама выдавала краткое резюме, тем самым развивая мою способность ссылаться в разговоре на статьи из журнала «Атлантик». Довод третий: на дни рождения и Хануку мы с папой покупали друг другу книги – те, которые оба хотели прочитать (и иногда читали перед тем, как подарить, упс). Мы прочитали все романы Скотта Вестерфельда, а в прошлом году обменялись «Големом и джинном» и «Песнью об Ахилле». Довод четвертый: мы с подругами постоянно обменивались любовными романами, выхваченными с библиотечного стеллажа за пятьдесят центов. Проглотили всю Джудит Макнот, Сьюзен Элизабет Филлипс и традиционные издания «Арлекин». Я написала еще одну статью – на этот раз по социологии: «Как любовные романы дают женщинам возможность принять свою сексуальность: 1940–1960 гг.» Мистер Браун оценил мою работу на «отлично», хотя сделал это скорее для того, чтобы избежать разговора со мной о самом тексте. И все же я ни разу не была в настоящем книжном клубе с сырными тарелками и формальными вопросами. Сегодня читатели обсуждали «И никого не стало». Я никогда не читала Агату Кристи и по какой-то безумной причине много лет считала ее вымышленным персонажем, как взрослую Нэнси Дрю. Это была ложь, а я идиотка. Учту на будущее. На кофейных столиках в глубине магазина Лиз разложила на многоярусных подставках булочки, печенье и пирожные. Ее черная футболка была вся покрыта мукой, как и платок, которым девушка завязала свои фиолетовые волосы. Затем она принесла тарелку с мясной закуской и крошечными деревянными инструментами для каждого вида сыра. На банке с местным медом лежали медовые соты, которые я видела только на коробке из-под хлопьев. Мы расставили фарфоровые чашечки с бирюзовыми и розовыми цветами по краям и такие же блюдца. Я не знала, что можно прийти в восторг от чашек, но с этими так и было. Хочу целый набор таких. Хочу дом, к художественному оформлению которого могли бы подойти эти чашки. И вообще. Участники книжного клуба собирались достаточно быстро. Почти все они были женщинами от двадцати до девяноста лет. Я с радостью слушала их, параллельно выкладывая на столе новую экспозицию. Мэгги весело и бодро участвовала в разговоре и отлично поддерживала тему, а Лиз вставляла остроумные замечания и возвращала беседу в прежнее русло, когда она начинала терять нить. Когда заседание клуба подошло к концу, я закончила раскладывать книги и с удовольствием рассматривала результат своей работы, как вдруг заметила, что за мной наблюдает одна посетительница. Женщине в светло-голубом пиджаке и с белыми волосами было примерно восемьдесят лет.