© Конова В., перевод на русский язык, 2021 © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021 * * * Моим родителям, которые твердо в меня верят и послужили прообразом. Я безмерно благодарна за первое, и, надеюсь, другие родители вам соответствуют Новый Колосс Эмма Лазарус Не бронзовый Колосс греков славы, Победно возвышаться должен В лучах заката наших врат, омытых океаном, А женщина с могучим станом И факелом, огонь в который заточен. И имя ей Мать Изгнанных. Рука ее – маяк, Чей свет весь мир приветствует. А мягкий взгляд, Над гаванью меж двух градов главенствует. «Оставьте ваши земли древние, Прославленные великими легендами, – кричит она безмолвно, — А мне отдайте ваш народ, что свободы жаждет вдох, С полных берегов – изнеможенную, измученную и бедную толпу, Шлите мне лишенных крова, бурей гонимых, Я освещу им путь к двери золотой!» Глава 1 6 апреля, 1958 Я попытаюсь объяснить. Сомневаюсь, что у меня получится. Я не привыкла давать тебе объяснения. Может, потому что обычно мы понимали друг друга с полуслова. Я воображаю нас двумя розами на одном стебле. Мы одни против целого мира, окружены иголками и готовы уколоть любого, кто отважится приблизиться. Но я кое-что осознала: в некоторых вопросах мы всегда будем придерживаться разных точек зрения, потому что находимся в разных обстоятельствах. Ты относишься к своей семье совсем иначе, нежели я, потому что родом из более удачного, более счастливого мира. Иногда я тону в зависти от того, что ты воспринимаешь свою семью как должное. Я тебя люблю. Страстно. Неистово. Иногда любовь к тебе – единственное, что помогает мне не сдаваться. Но романтическая любовь не единственное и не самое главное. Я вижу, как на этих словах ты качаешь головой, но… прекрати. Даже если ты не согласен, поверь: я верю в это. Я ценю иные виды любви так же высоко, как и саму любовь. Ты не рыцарь, а я не твоя дама, и мир не вращается вокруг нас. Я люблю и желаю тебя, но мои желания и правое дело не всегда совпадают. Раньше тебе не приходилось размышлять об этой разнице (ты и сам это знаешь), но, пожалуйста, подумай сейчас. Я делаю правильный выбор. Я люблю тебя. Но своего решения не изменю. С самого моего детства маме нравилось играть в чудаковатую версию «Что ты выберешь?». Это происходило, когда она забирала меня от моих подруг: от Нико, чья мама пекла пирожные моти[1], или от Хейли, мама которой вязала шарфы. «Ты бы выбрала маму Нико или меня? Ты бы выбрала маму Хейли или меня?» – спрашивала мама. Даже во время наших самых жутких ссор я понимала, что пересекать эту черту нельзя. Ссоры между дочерью и матерью превратились в своего рода искусство: я знала, как отразится каждый обмен колкостями и куда целиться. Но даже когда я метала слова, что могли пролить кровь, я никогда не делала этот выстрел. Он был уязвимым местом в черепе, водой для Бастинды, не покрытой броней пятой Ахиллеса. Бить в это место можно, только если собираешься убить. – Тебя, – всегда отвечала я, когда мы уходили с подстриженной лужайки Нико, или спускались с крыльца Хейли, на котором развевался красно-бело-голубой флаг. – Я выберу тебя. Звонок в дверь раздался в самый разгар бури. По карнизу стучал дождь, практически заглушая звук дверного звонка. По витражам в французских дверях стекали струи воды, отчего дворик и лес превратились в расплывчатые пятна зеленого и коричневого цвета. Март в Новой Англии официально считался весенней порой, но на деле погода стояла холодная, мокрая и темная. Я сидела на диване, поджав под себя ноги, и читала «Ребекку» Дафны дю Морье. Из-за готического романа и непогоды я была взбудоражена, несмотря на яркий свет в комнате и кружку с горячим мятным чаем. Родителей не будет дома еще несколько часов – они уехали на общественное собрание, которое в их мире в общем-то можно расценивать как свидание. Мой брат Дэйв остался с ночевкой у лучшего друга. Мама переживала, что оставляет меня дома совсем одну, но я выпроводила их с папой прочь. Родители заслужили выходной. К тому же мне нравилось оставаться дома наедине с собой. В основном. Пока я сидела, вжавшись в диван и сжимая в ладонях книгу, снова раздался звонок в дверь, и у меня заколотилось сердце. Никто и никогда не посмел бы попенять мне на здравомыслие («У тебя немножечко буйное воображение», – частенько говорил папа, держа указательный и большой пальцы на малюсеньком расстоянии), но, положа руку на сердце, давайте признаем: кто бы не задумался, что звонок в дверь во время грозы предвещает визит серийного убийцы? Я отказываюсь становиться легкой добычей для своего предполагаемого насильника. Я зашагала к входной двери и, прижавшись спиной к стене, выглянула в окно. На подъездную дорожку медленно въехал грузовик, и свет фар пронзил пелену дождя. К кабине метнулась фигура и быстро туда вскочила. Грузовик сдал назад и резво умчался в темноту. Ох. Класс. Тревога утихла, и я открыла внутреннюю дверь в коридор – крохотное холодное помещение, где мы хранили зонты и сапоги. Поджав пальцы, я зашагала по холодному каменному полу. Я быстро отперла входную дверь, и в лицо хлестнул сырой ветер. Деревья перед домом раскачивались из стороны в сторону. На крыльце стояла промокшая под дождем коробка. Я схватила ее и вернулась в дом, заперев обе двери и отнеся коробку в гостиную. Доктору Карен Коэн, 85 Оук-Роуд, Саут-Хэдли, Массачусетс, гласил адрес. Маме. Отправитель: Чедервуд-Хаус. Теперь понятно. Из дома престарелых недавно сообщили, что отправят коробку с вещами бабушки, найденную во время уборки в ее шкафу. Я могла дождаться, когда мама вернется домой, и открыть вместе с ней. Так бы и поступила менее любопытная и более вежливая дочь. Или… «Получила коробку с бабушкиными вещами. Сообщу, если в ней хранятся тайные сокровища», – написала я. Я разрезала скотч ключом из ящика со всяким кухонным барахлом. Коробка распахнулась, открыв поспешно написанную записку из дома престарелых и сверток в коричневой бумаге. А вот теперь я засомневалась. Этот перевязанный бечевкой пакет принадлежал бабушке, и она упаковала его задолго до того, как о нем позабыли. Я осторожно потянула за хрупкий узел, а потом развернула обертку. Прямо посередине лежало настоящее сокровище – пачка конвертов, все на имя Рут Голдман. Девичья фамилия бабушки. Меня охватило сильное любопытство. Внутри могла оказаться куча интересной информации. Мы очень мало знали о жизни бабушки, особенно о ее жизни до встречи с дедушкой. Рут Голдман вместо Рут Коэн. Кем же она была? Я опустилась на колени на пол гостиной и веером разложила конверты, восхищенно глядя на плотную пергаментную бумагу и чернила, пропитавшие тонкое бумажное полотно. Примерно пятьдесят конвертов, на которых был указан адрес – Нижний Ист-Сайд. Но на конвертах не было обратного адреса. Я взяла первый и вытащила письмо. Бумага была исписана аккуратным наклонным почерком.