Последние также изготовили оружие, опасаясь, что окажется недостаточным просто обойти свирепого хищника, чтобы избежать его нападения. Было очевидно, что медведь почуял людей, неожиданно вторгшихся в его пустынные владения. Если он уже успел отведать человечины, то можно было ожидать, что теперь он попытается захватить одного из людей в виде дани, подобно тем хищным владетелям замков, которые в раннее средневековье господствовали с высоты своей скалы или башни над водными путями сообщения. К усиленному сопению его время от времени примешивались скрежет мощных клыков и когтей, царапавших скалистую поверхность берега. Спустя пару минут вернулся канадец. — Скорей прочь отсюда! — сказал он тихо, садясь в пирогу. — Дюжина конных индейцев скачет по равнине вдоль берега. — Койоты-предвестники никогда не обманывают, — сказал Сверкающий Луч. — Откуда скачут собаки-апачи? — С той стороны, где мы оставили костры. Ну, Сверкающий Луч, теперь пора без промедления использовать наши ножи и ваши томагавки против зверя! Что бы ни случилось, нам ни единой минуты нельзя оставаться здесь, не подвергаясь опасности. Кто-нибудь из апачей может вот-вот выехать на самый берег! Пирога снова поплыла вниз по течению к островку, несмотря на раздававшееся оттуда угрожающее рычание. При других обстоятельствах наших путников мало тревожила бы предстоявшая встреча с хищником, несмотря на его силу и свирепость, так как все они, за исключением Гайфероса, всю жизнь провели в пустыне и привыкли спокойно смотреть в лицо опасности. Впрочем, и гамбузино, по-видимому, не особенно пугался, но, скорее, от того, что он не представлял, с каким врагом им предстояло схватиться. Оба же охотника и индейцы вполне сознавали всю опасность предстоящего боя, к тому же еще в близком соседстве с апачами. Чтобы не обнаружить своего присутствия, путники могли употребить в дело лишь холодное оружие, если бы медведь не пропустил их мирно. Впрочем, густая шкура, которою покрыт медведь, делала исход борьбы в высшей степени сомнительным. А в том случае, если бы он оказался только ранен, его рев мог бы привлечь сюда индейцев, всегда готовых охотиться за этим зверем. Наконец, острые когти медведя могли разорвать борта пироги, что неизбежно положило бы конец их плаванию. Для большей безопасности, а также с целью помешать команчу открыть наступательные действия, канадец попросил его взять правое весло, а сам вооружился другим. Затем, предав себя на волю судьбы, он толкнул пирогу к правому берегу, чтобы напасть на проход с этой стороны, хотя сам рисковал в таком случае подвергнуться большой опасности, так как сидел у левого, обращенного к островку борта. Самый опасный момент наступил тогда, когда пришлось огибать излучину, которую делала здесь река. На носу лодки стояли три индейца с томагавками в руках, готовые поразить колосса троекратным ударом, между тем как на корме оставались Хосе и гамбузино, держа наготове ножи. Хрупкое судно беззвучно скользило по реке, из глубины которой продолжало нестись звучное сопение, точно какое-то морское чудовище застряло там на мели. Вскоре на темной поверхности воды перед глазами путешественников обрисовался островок, на котором чернела огромная масса. — Господи Иисусе! — прошептал испуганный гамбузино, не представлявший себе размеров зверя. — Теперь полагайся больше на нож, чем на молитву! — посоветовал Хосе мексиканцу. Завидев людей, медведь испустил угрожающее рычание. Ударив гигантской лапой о землю, он швырнул в воду целую лавину песка, после чего медленно встал на задние лапы. И тут пирога приблизилась к роковому проходу. Ее пассажиры держались наготове. — Ну-ка, команч, давай приналяжем на весла! От этого, быть может, зависит жизнь семерых людей! С этими словами бесстрашный охотник твердою рукою погрузил в воду весло, с целью как можно быстрее протолкнуть лодку мимо замеревшего на задних лапах зверя. Индеец энергично помог охотнику и поднял из воды весло в тот момент, когда лодка быстро скользила на расстоянии десяти футов от гигантского стража острова. Тот как будто пока не решался броситься на лодку, и Красный Карабин надеялся уже благополучно миновать опасное место, когда один из команчей, отбросив томагавк, пустил в медведя стрелу, вонзившуюся ему в брюхо. Не ожидавший этого движения, канадец успел только гневно вскрикнуть, а чудовище, щелкая своими громадными клыками, с яростным ревом, словно скала, обрушилось в воду. Не уступая команчу в проворстве, канадец вторым ударом весла отнес пирогу еще дальше, так что медведь попал в пустоту, и его передние лапы ударили лишь по воде. — Виват! — вскричал Хосе, чуть не задохнувшись в потоке брызг пены, летевшей ему в лицо. — Смелее, Розбуа! Смелее, команч! Вы действовали, как два истых моряка. Эй, вы, там! Держитесь наготове, коли не хотите, чтобы зверь утопил нас! Трое индейцев бросились с носа на корму в тот момент, когда взбешенное чудовище, рыча и брызгая пеной от ярости, находилось уже в трех футах от них. — Да бейте же, бейте! — крикнул Хосе. Впрочем, индейцы не нуждались в его приказе, которого к тому же и не поняли. Три томагавка разом обрушились на череп колосса, подобно ударам молота по наковальне. — Бей еще! — азартно орал Хосе. — Зверюга живуча! — Ради Бога, тише! — попытался урезонить друга канадец. — Индейцы не… Огненная вспышка на миг разогнала тьму, и раздавшийся вслед за тем грохот выстрела прозвучал в ушах наших путников, как труба архангела. — Дьявольщина! Это что такое? — вскричал испанец при виде какого-то тела, конвульсивно упавшего в воду, между тем как пирога продолжала уноситься вперед. — Собака апач пьет воду, больше ничего! — ответил Сверкающий Луч. Дикий вой огласил берега реки и равнину, на него немедленно ответили команчи, и этот хор голосов сливался с ревом хищного обитателя острова. Стрела, проникнувшая медведю во внутренности, удары топора по черепу, по-видимому, лишь больше разожгли его ярость. — Смелее, Красный Карабин! — кричал Хосе, наблюдая с кормы вместе с команчами за ринувшимся за ними вплавь медведем, который то и дело поднимал одну из своих тяжелых лап, чтобы ударить ею хрупкое судно. — Слава Богу, и на этот раз нам удалось ускользнуть от него, — продолжал он в тот момент, как вода вновь окатила его лицо. — Ну, команч, еще последний удар веслом! Это ты стрелял сейчас, Красный Карабин? — Да, — ответил канадец, все еще работая веслом, — и карабин не так уж плох! Но стреляй же в этого дьявольского зверя, да в морду! В самом деле, теперь уже ни к чему было остерегаться: апачи обнаружили белых. Надо было поскорее отделаться от одного врага, чтобы затем отразить нападение других, угрожавших со стороны равнины. — Ну, Гайферос, готов? Целься в морду! — Готов! — откликнулся гамбузино. Раздались разом два выстрела. Но так как лодка сильно колыхалась, то пули не попали в цель, и чудовище лишь мотнуло головой, с которой, однако, брызнула кровь. — Проклятое животное! — в отчаянии воскликнул Хосе. Испанец и Гайферос вторично зарядили винтовки, но прицелиться из них было очень трудно, благодаря постоянной качке пироги. Тем не менее усилия стрелков не пропали даром, так как расстояние между суденышком и упорным зверем увеличилось; очевидно, медведь или утомился, или упал духом. — Приналягте еще! — закричал опять испанец. — Он отстает! Гребцы налегли на весла, и расстояние увеличилось. — Еще, еще! Так, хорошо! А теперь приостанозитесь-ка оба на минутку: я всажу пулю между глаз… — Не стоит! — вскричал поспешно канадец, останавливая товарища. — Лучше побереги пулю для индейцев, которые нас настигают! Сейчас лодка проходила мимо довольно низких берегов, позволявших, несмотря на мрак, видеть равнину. Там, среди высокой травы, виднелись черные фигуры лошадей и всадников. Другая опасность, более близкая, угрожала путешественникам, увеличивая и без того их нелегкое положение. Медведь, как мы говорили, отставал, но лишь потому, чтоб изменить тактику, и теперь наискосок приближался к берегу. — Держи к берегу наискось, Красный Карабин! — вскричал Хосе, следя за движениями разъяренного хищника. — Обгони его, иначе он перережет нам путь и нападет спереди! Кинув в сторону взгляд, Сверкающий Луч увидел, что медведь уже недалеко от берега рассекал воду своими могучими лапами. Он тотчас направил лодку к правому берегу, в чем энергично помогал ему канадец, исполняя совет товарища. Таким образом, судно понеслось наискось к берегу, и в ту минуту, как медведь уже вылез из воды на землю, туда же прыгнул с лодки и Сверкающий луч. — Прочь от берега! Пусть Орел не мешает бесстрашному воину! Индеец и медведь оказались в двадцати шагах один от другого. Приготовления к бою со стороны команча заняли всего несколько секунд. В то время как медведь бежал к нему рысью, Сверкающий Луч спокойно сел на землю, чем привел в изумление даже канадца. Теперь жизнь его зависела от малейшего неловкого движения, от какой-нибудь неисправности в ружье, предвидеть которую невозможно практически ни при каких обстоятельствах, не зависящих порой от воли человека. Приставив приклад к плечу, а ствол держа у щеки, юный индеец неподвижно ждал врага, готовясь в надлежащую минуту спустить курок. Свирепый хищник, размерами самую малость уступавший бизону, приближался к человеку, разинув окровавленную пасть, где сверкали два ряда его чудовищных зубов. Ружье команча медленно подымалось по мере приближения врага. Когда, наконец, дуло его едва не коснулось морды медведя, грянул выстрел. Колосс зашатался, но, прежде чем свалиться, рванулся вперед, грозя придавить индейца тяжестью своего тела. Но Сверкающий Луч не дремал: с ловкостью клоуна он отпрыгнул шагов на шесть назад и потом выпрямился, держа нож в руке. Бросив гордый взгляд на поверженного врага, лежавшего на окровавленном песке, молодой индеец с опытностью хирурга отхватил одну из передних лап у первого сустава и прыгнул в пирогу. — Сверкающий Луч храбр, как вождь! — сказал канадец, пожимая руку юноши. — Орел и Пересмешник гордятся своим юным другом! Его сердце может возрадоваться, потому что Лилия Озера улыбнется, увидев доказательство его мужества! Глаза индейца вспыхнули гордою радостью от похвалы охотника, но главным образом от надежды, пробудившейся в его сердце. Издав короткое восклицание, команч принялся опять грести, так как скакавшие по равнине апачи, казалось, подобно медведю, возымели намерение отрезать путешественникам путь по реке. X. МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ Место, к которому на перехват пироги направлялись апачи, поросло ивняком и ясеневыми деревьями, под защитой которых они могли напасть безо всякого риска для себя. Понятно, как важно было охотникам достичь этого пункта ранее апачей или, в противном случае, обойти его. Два команча сменили на веслах вождя и канадца, и последние, как Хосе и Гайферос, взяли карабины наизготовку. Апачам следовало описать на своем пути огромную дугу, чтобы все время оставаться вне выстрелов путешественников, в то время как лодка последних двигалась по прямой линии, хотя и медленнее. — Откуда только они свалились на наши головы, — пробурчал Розбуа. — Думается, не стоит удивляться появлению этих негодяев, — отвечал испанец. — Взгляните-ка вон на скачущего на пегом коне всадника. Масть лошади можно различить, несмотря на темноту. Не напоминает ли он того самого, который подобным же образом носился по берегу Рио-Хилы близ островка? — Я помню его! — молвил Гайферос. — Это он накинул на меня лассо и потом сорвал с седла! Точно, его посадка и осанка! — А в этом другом, — продолжал испанец, — не узнаешь ли ты, Розбуа, по бизоньей гриве, украшающей его голову, того самого индейца, который стоял часовым у костра? Что касается меня, то это обстоятельство мне долго будет памятно, как ни была богата приключениями наша с тобой жизнь. Держу пари, что это те самые негодяи, которые некогда осаждали нас, и что это они обнаружили наши следы в том месте, где мы высадились, чтобы направиться в Золотую долину.