— Положим, молодой человек не высказывал таких мыслей. Он хорошо знает своего старика… Но, — продолжал канадец обрывающимся голосом, — знает ли команч… на какое время… назначена казнь молодого воина? — На то время, когда великий вождь Черная Птица соединится с Эль-Метисо в Развилке Красной реки! — Вы оба устали! Дайте-ка мы погребем! — произнес канадец со вспыхнувшим взором. — Сейчас орел полетит по следам ястребов! Под усилиями свежих гребцов пирога путешественников еще быстрее заскользила по воде. Огромная тяжесть свалилась с сердца канадца: он знал теперь, что Фабиан жив и его казнь отложена до встречи Черной Птицы с метисом; он знал также, что отряд первого оставался позади них, что давало им возможность достигнуть первыми Развилки Красной реки. Однако метис мог тронуться с места скорее, чем он предполагал, и тем лишить их возможности напасть на него с некоторой надеждой на успех. Чтобы рассеять свои сомнения, старый охотник обратился к Сверкающему Лучу: — Далеко ли отстоит Развилка Красной реки от Бизоньего озера? — В расстоянии полумили! — Что намерен делать метис у этого озера, где ты видел его следы? — Он хочет сорвать Лилию Озера, которая живет в небесно-голубом вигваме! — отвечал индеец, и глаза его заблестели. — Не понимаю: кто такая Лилия Озера? — Лилия Озера, — пояснил индеец, стараясь скрыть блеск зрачков, — дочь белых!.. Она бела и прекрасна, как магнолия, которая полураскрывается утром и вполне распускается в полдень. Она прекраснее Вечерней Звезды, которая до сих пор казалась Сверкающему Лучу прекраснейшей из индейских девушек! — Что же делает молодая девушка вдали от жилищ? — продолжал спрашивать канадец, не подозревая, что речь идет о той девушке, которая занимала столь важное место в сердце Фабиана. — Она там одна? — Она там с отцом и еще тридцатью двумя охотниками за дикими лошадьми! — Тридцать два охотника! Слышишь, Хосе? — радостно воскликнул канадец. — Про них именно и говорил дон Педро! Несомненно, там мы найдем его! Но ведь это выйдет шестьдесят индейцев с одной стороны и сорок или пятьдесят индейцев и белых с другой! — продолжал с воинственным задором Розбуа. — Да, много крови прольется у Развилки Красной реки! Мы с бою вызволим Фабиана и ударами прикладов раздробим черепа пиратам прерий! — Нет, мы их распнем на кресте! — свирепо уточнил Хосе в порыве непримиримой ненависти к Кровавой Руке и его сыну. — Эти демоны не заслуживают лучшей участи! Затем честный канадец, умевший больше любить, чем ненавидеть, и неумолимый испанец, одинаково способный к обоим чувствам, с новой энергией налегли на весла. Между тем поверхность реки потемнела; берега ее начали сходиться, и уже шагах в ста река превращалась в узкий канал, осененный сплошным зеленым сводом деревьев, тесно переплетавшихся своими ветвями. Последний пурпуровый луч заходящего солнца, пробившись в виде светящейся дорожки сквозь листву деревьев, играл еще в воде и постепенно гас в густеющей тени. Прежде чем войти в этот темный коридор, Сверкающий Луч сделал знак сидевшему рядом с ним воину, и оба они молча забрали весла из рук охотников, поспешивших приготовить свои карабины. Вскоре затем оба индейца издали крик, похожий на крик ласточек, когда последние летают над самой водой. Через несколько мгновений пирога вошла под свод деревьев. Последний луч солнца, казалось, угас в реке. Наступил такой мрак, что в двух шагах едва можно было различать предметы. — Если бы я не знал, что темнота иногда вызывает странный обман зрения, — сказал канадец, — то поклялся бы, что вижу там, в ветвях этого нависшего над водой дерева, человеческую фигуру! Молодой команч остановил охотника, готового уже прицелиться. — Орел и Пересмешник среди друзей! — заметил он. — Далеко перед ними мои воины охраняют их путь! С этими словами Сверкающий Луч, приказав своему воину прекратить на минуту греблю, ударом весла круто повернул лодку к дереву, на которое недавно указывал канадец. В то мгновение, как пирога слегка стукнулась бортом о дерево, вниз скользнула черная фигура, раздался толчок, и еще один индеец оказался рядом с молодым вождем. Это произошло прежде, чем охотники успели разобрать, в чем дело. Новый пассажир произнес несколько слов, которых охотники не поняли, и смолк. Пирога продолжала идти сквозь мрак. Через час повторилось то же самое: третий воин соскочил в лодку, которая могла, наконец, сделаться слишком тесной, если бы каждый час в нее садилось по пассажиру. Новоприбывший по обыкновению передал что-то молодому вождю на языке команчей. Но теперь оба индейца, вместо того чтобы продолжать грести, вынули весла из воды и предоставили лодке нестись по течению. Отсюда уже начинал слышаться глухой гул, разносившийся эхом под зеленым сводом коридора. Вскоре шум усилился. Слышалось клокотание воды, разбивавшейся о мели. Мрак мешал пассажирам что-либо видеть впереди. Между тем их хрупкое суденышко начало медленно поворачиваться кругом, чему, однако, оба индейца не делали ни малейших попыток противиться. Таким образом, некоторое время лодка шла поперек, будучи обращена носом и кормой к берегам, а потом, приняв прежнее положение, продолжала нестись со все возрастающей скоростью. Вскоре, спускаясь как бы по наклонной плоскости вниз, она полетела с головокружительной быстротой. В самом деле, то был один из речных порогов, и индейцы предоставили самой лодке заботу пронести их через него. Одно мгновение вода кипела вокруг утлого судна, которое, казалось, неслось в облаке пены. Вдруг произошел мощный толчок, точно борта лодки треснули по швам, пирога резко наклонилась, затем снова выпрямилась. Опасное место было пройдено благополучно, и Сверкающий Луч со своим воином вновь взялись за весла. Вскоре путешественники оставили темный коридор, который тянулся непрерывно несколько миль, и вышли в открытое пространство, где и пристали к берегу ввиду выяснившейся необходимости починки пироги, которая дала течь. Место, где они высадились, представляло почти совершенно обнаженную равнину, и только на противоположном берегу виднелись группы хлопчатниковых деревьев. — Орел и Пересмешник могут лечь отдохнуть, пока мы разведем огонь для починки пироги! — предложил Сверкающий Луч. — С твоего позволения, мой юный друг, — заметил Хосе, — мне бы хотелось сначала поесть, а потом можно и соснуть, если останется время! Скоро запылал костер. Из остатков бизона приготовили ужин не менее обильный, чем обед на Бизоньем острове. После этого, опрокинув пирогу вверх дном, команч увидел, что часть замазки сошла со швов, что и было причиною течи. При помощи жира бизона и пепла от костра швы лодки были вновь смазаны. Не успели еще кончить эту работу, как молодой команч стал к чему-то внимательно прислушиваться. — Что за подозрительный шум? — спросил Хосе. — Сверкающий Луч прислушивается к вою молодого койота, предвещающего будущее. — Мой брат может гордиться своим чутки слухом. Что же предвещает вой койота прерий, который, по моему мнению, означает лишь его голод? — Когда индейцы охотятся, — отвечал серьезно индеец, — взрослые койоты прерий молча следуют за ними, вполне уверенные, что они получат свою долю добычи. Молодые же особи, как слишком слабые, сопровождают своих матерых сородичей с воем, требуя и себе также части. Голос койота-предвестника я слышал с севера; отряд Черной Птицы находится на востоке, следовательно, на севере есть еще отряд апачей, не замеченный моими разведчиками. Перед ним бегут бизоны, которых может слышать и мой брат! В самом деле, вдали слышался неопределенный шум. Команч взял из костра одну головешку, отошел в сторону и поднес ее к земле. При свете головешки обозначилась широкая полоса, вся изрытая копытами животных, точно арена цирка; она тянулась от реки и пропадала в глубине равнины. — Это следы бизонов! — встревожился индеец. — Здесь оставаться опасно! Надо бежать как можно скорее, так как бизоны возвращаются по собственным следам. Приближающийся рев бизонов смешался с глухим гулом, который издавала земля от топота бегущего стада. По знаку юного вождя индейцы живо растащили костер и погасили головни, за исключением одной, оставшейся в руках Сверкающего Луча. Затем они подняли пирогу на руки, при содействии охотников, и поспешили вслед за вождем, который выбрал в качестве места остановки вершину ближайшего невысокого холма. Здесь был зажжен новый костер, около которого индейцы и возобновили прерванную починку лодки. Едва они приступили к работе, как на противоположном берегу реки, против того места, которое они только что покинули, показалась длинная и широкая колонна бизонов. Отсюда было видно, как под всесокрушающим напором могучих колоссов с треском ломались вырываемые с корнем хлопчатниковые деревья, устлавшие землю, подобно разбросанной вязанке сухой травы. Оглушительный рев животных смешивался с шумным свистом их ноздрей, когда дикое стадо стало обнюхивать воду реки, которую готовилось перейти. Зарокотала вода под напором массы гигантских тел, покрытых длинной щетиной, и, как бы под влиянием внезапного прилива, с шумом выступила из берегов. — Выходит, мой юный друг доверяет предвестиям? — спросил Розбуа, когда топот копыт бизоньего стада затих вдали. — Голос предвещающего койота никогда не обманывает, — ответил Сверкающий Луч таким убежденно-наивным тоном, что канадец не смог сдержать улыбки. — Так же как и сновидения, посылаемые спящему Великим Духом! Уж не полагает ли Орел Снежных Гор, что бизоны лишили себя сна в ночной час лишь для того, чтобы совершить переход, пользуясь ночной прохладой? — в свою очередь улыбнулся команч. — Разумеется, я так не думаю. Господь посылает ночной сон бизонам, как и людям. Ведь бизоны не хищники, охотящиеся по ночам. Полагаю, это апачи согнали стадо с ночевки. Сверкающий Луч кивнул: — Опасность подбирается к нам. — Когда можно трогаться в путь? — спросил канадец деловито. — Пирога готова, — отвечал Сверкающий Луч, — но мы должны принять еще некоторые предосторожности. Позади этих холмов мы зажжем шесть костров на некотором расстоянии один от другого. С того берега реки, где стоит отряд, следующий по нашим следам, и с этого, где остановился Черная Птица, апачи заметят огни, не будучи, однако, в состоянии разглядеть, есть ли возле них часовые. Пока они из осторожности промедлят, придумывая средство подойти к ним незаметно, Сверкающий Луч, Орел и Пересмешник воспользуются этой отсрочкой, чтобы опередить своих преследователей! Канадец и Хосе не могли не согласиться с целесообразностью этого плана. Немедленно были разведены костры за кустарниками и небольшими холмами, так что неприятель мог лишь видеть их отблеск. Заново проконопаченную пирогу спустили на воду, — и путешественники возобновили свое прерванное было на три часа плавание. Вполне полагаясь на команчей, которые поочередно гребли и отдыхали, охотники воспользовались передышкой, чтобы хоть немного соснуть. Давно исчезли вдали костры. Утомленные охотники спали крепким сном. Сверкающий Луч сидел на корме, пытливо озирая равнинные берега. Казалось, он был неподвластен сну, хотя оставался так же неподвижен, как береговые деревья и скалы. Его энергичное, исполненное мужества лицо и стройное, гибкое тело, не вполне прикрытое буйволовым плащом, полная соразмерность головы с широкими плечами делали из молодого индейца прекрасный образчик человеческой расы в естественном ее виде. Нам неизвестно, углубился ли он в эту минуту в свои мысли, стараясь восстановить образ Лилии Озера или Вечерней Звезды, ради которой он покинул землю своих предков, да это в данное время и не имеет значения. Как ни казался он погруженным в себя, но он четко улавливал все неопределенные звуки, которые время от времени слышались в ночной тиши. Впрочем, его неподвижная поза определенно доказывала, что эти звуки были тем, чем и должны быть. Однако мало-помалу полную неподвижность индейца сменили некоторые движения туловища и головы, как будто он среди обычных ночных голосов пустыни услышал какие-то подозрительные звуки. Глухой сап, неожиданно донесшийся с середины реки, подтвердил опасения команча. Дав знак гребцам поднять весла, он наклонился над спящим канадцем. Почувствовав легкое прикосновение к плечу, охотник сразу открыл глаза. Увидев гребцов, державших весла неподвижно, он догадался, что им угрожает какая-то опасность. Когда он засыпал, река протекала через равнину. Теперь же ее обрамляли довольно высокие берега. — Не разбудить ли Хосе? — спросил канадец шепотом. — Пускай пока спит! — отвечал команч. — Мы разбудим его, когда будет нужно. Я слышал, что пуля Орла Снежных Гор всегда находит цель! — Да, мой друг, но только из прежнего карабина, который сломался у меня в руках. С этим же ружьем я, право, не могу ручаться, что попаду с первого же раза Но зачем вы разбудили меня? Раздавшееся в это время тягучее сопение, подобное шуму кузнечного меха, делало совершенно излишним ответ индейца. — А, понимаю! — произнес охотник. — Впрочем, какая же тут опасность? Мы пойдем мимо, вот и все. Так я продолжу сон, если ты не очень устал грести… — Мы не можем пройти мимо без его позволения. Медведь облюбовал островок, лежащий на середине реки, а последняя вслед за этой излучиной, которую видит мой белый отец, делается очень узкой. Сверкающий Луч никогда не забывает того, что он видел однажды; ему известны малейшие изгибы Красной реки! Между тем пирога, виляя по сторонам, продолжала идти по течению. Следовало принять какое-нибудь решение, прежде чем рискнуть войти в проход, на который указывал индеец. Канадец взял весла и повернул лодку против течения. Отъехав несколько десятков футов назад и стараясь удерживать лодку в неподвижном положении, охотник обратился к команчу. — Нам не следует стрелять, — сказал он. — Враги, быть может, скрываются поблизости. Итак, я считаю, мы должны оставить в стороне всякое самолюбие, перенести на плечах пирогу, чтобы не вступать в ссору с этим дьявольским зверем. Потом можно будет опять спустить лодку на воду! — У трех краснокожих имеются отточенные томагавки и сильные руки; у белых охотников есть острые ножи! — возразил Сверкающий Луч. — Вижу, что самолюбие молодого воина не мирится с бегством. Но неужели ты рискнешь опрокинуть лодку, что было бы, впрочем, еще полбеды. Ну, а если она треснет, как сухая тыква? Ведь это станет непоправимым несчастьем! Слушай, команч! Пожертвуй тщеславием юноши в пользу отца, отыскивающего своего сына, минуты которого сочтены. Тебя просит о том старик, волосы которого поседели, а сердце полно горя! — Лилия Озера, — отвечал индеец, не будучи в состоянии скрыть волнение, — содрогнулась бы от ужаса, увидев чудовище гор, но она встретила бы улыбкой воина, который принес ей его шкуру. И сердце Сверкающего Луча наполнила бы радость! — Да, дитя мое, и индейцу, и белому одинаково приятно получить улыбку той, которую он любит! Но приятно также и оказать услугу старику, разыскивающему своего сына. Великий Дух благословил тогда твою охоту! Команч молчал. Разбудили Хосе и Гайфероса и растолковали им, что узкий проход по реке сторожит серый медведь прерий, и его нельзя пройти, не потревожив хищника, а потому надо обойти это место берегом, неся лодку на руках, чтобы избегнуть опасного шума битвы с четвероногим стражем. Известие о том, что серый медведь сторожит проход по реке, было встречено испанским охотником с явным неудовольствием. — Чтоб сатана лично свернул шею этой зверюге, — сказал он, зевая. — А я спал так сладко! Подведя лодку к берегу, осторожный канадец решил, прежде чем всем высадиться, осмотреть ближайшую местность. Он осторожно взобрался на крутой береговой откос. Гребень откоса порос высокой травой, скрывавшей от глаз вид на равнину. С карабином в руках канадец, крадучись, двинулся вперед и на несколько минут исчез из вида своих спутников.