Я уставилась на все осколки, разбросанные по деревянному столу, а затем уставилась на инструкцию, вытирая мокрые щёки. Я не могу сделать это без тебя. Чья-то рука легла мне на плечо. Я вскочила на ноги так быстро, что ударилась коленом о стол. Когда я пристально посмотрела на своего неожиданного посетителя, боль, исходящая от моей коленной чашечки, исчезла. Каджика стоял передо мной в толстой тёмно-синей куртке Хенли и джинсах, которые низко сидели на его талии. Это был не тот стиль, который он придавал себе. Это был неудачный побочный эффект использования джинсов моего отца. Папа предложил одежду Каджике после того, как он прибыл в Роуэн, босой и почти голый. — Я не слышала, как ты вошёл, — сказала я, пытаясь собраться с мыслями, которые рассыпались, как железные цилиндры на столе. — Я постучал. — Ты не звонил в дверь. — Я забыл, что в наши дни есть колокольчики, — он указал на низкий столик. — Ты создаёшь оружие? Я собиралась сказать «нет», но железные колокольчики были своего рода оружием. — Это музыка ветра. Чтобы повесить над моей дверью. — Это сделано из железа. Это не было вопросом, но всё же я ответила: — Да. Неловкость в комнате была осязаемой. Она исходила из каждой поры Каджики. Мне казалось, что того дня, который мы провели в домике на дереве, делясь драгоценными воспоминаниями о наших матерях, никогда не было, как будто я вернулась к исходной точке с ним. — Тебе нужна помощь в сборке? — спросил он. Я не хотела кивать, потому что кивок означал признание поражения. И у меня была своя гордость. Но потом я подумала о маме и поставила её на первое место. — Я была бы признательна за некоторую помощь. Если у тебя есть время, конечно. — Это всё, что у меня есть в эти дни, — то, как он произнёс эти слова, стёрло обиду прошлой ночи. В его тоне было слишком много страдания. Каджика был сломленным человеком, а я не знала, как исправить сломленных людей. Если бы только моя мама была здесь… Он принялся за работу, пока я варила нам горячий шоколад и готовила блюдо из жареного цыплёнка и зелёной фасоли. Держу пари, он пропускал приёмы пищи, если только еда волшебным образом не появлялась перед ним. Он перестал работать достаточно надолго, чтобы проглотить всё до последнего кусочка. Пока я звонила Касс, чтобы спросить, не может ли новый повар приготовить немного еды для поминок Холли, Каджика добавил последний штрих к сборке, прикрепив крошечные колокольчики к нейлоновым шнурам, продетым через хлопушку. Закончив, он надел это на палец и поднял. Я положила трубку и уставилась на собранный инструмент. Он дрожал и звенел, и от его мелодичной песни у меня покалывало спину, а по коже побежали мурашки. — Моя сестра любила музыку. Однажды, когда мы проникли в соседнее французское поселение, чтобы обменять шкуры на продукты, она пришла в благоговейный трепет перед ними. Несмотря на то, что наше племя превыше всего нуждалось в пропитании, я обменял на них шкуру. Я никогда не видел, чтобы она так широко улыбалась, — далёкий блеск вспыхнул в янтарных глазах Каджики. — Я изучил музыку ветра и сделал для неё такие же, используя раковины, дерево и нити из кожи. Каждый раз, когда мы где-нибудь разбивали лагерь, она выбирала дерево и привязывала свою коллекцию к его ветвям, а потом ложилась под ним и закрывала глаза. Она сказала, что ветер доносил истории, рассказанные мужчинами и женщинами, и играл их для неё в виде мелодий. Моя сестра всегда была полна историй. Я скучаю по тому, как она их пересказывает. Все его сёстры были убиты фейри. Единственным выжившим членом его семьи был его брат. Я склонна была забывать об этом, когда судила Каджику. Если бы фейри убили моих отца и тётю, я бы тоже возненавидела их. Колокольчики и железные трубки мерцали, сверкая в бледном послеполуденном свете. Я медленно высвободила ноги из-под себя и поднялась с дивана. Я забрала их у него. — Спасибо тебе. За то, что помог мне. Он опустил подбородок на грудь. — Я бы помог тебе больше, если бы ты мне позволила. — Тогда тренируй меня. Научи меня. Он крепко зажмурил глаза. Я думала, что он собирается мне отказать, но вместо этого он сказал: — После того, как я найду Гвен, я научу тебя. Я подошла к входной двери и открыла её. Металлическая петля, которую мама прикрепила к стропилам крыльца, блестела на послеполуденном солнце. Я подтащила плетёное кресло и забралась наверх, чтобы продеть крюк в петлю. — Пойдём со мной, — сказал Каджика. Я посмотрела на надгробия спящих охотников, а затем уставилась на два длинных пустых прямоугольника земли, в которых покоились гробы Гвенельды и Каджики. — Я должна охранять кладбище. — Фейри не могут проникнуть в круг рябины, а люди не могут копать землю. Только охотник может раскопать могилу, и Айлен под внушением, что нельзя в него заходить. Кроме того, она больше не в Роуэне. Я посмотрела вниз на Каджику. — Я не могу оставить своего отца одного. Я нужна ему. Разочарование напрягло его челюсть. Я спустилась с кресла и отодвинула его к стене. Крошечные колокольчики резвились на лёгком ветру. На самом деле это не удержало бы фейри — в конце концов, они могли летать — но, по крайней мере, они больше не смогли бы войти в мой дом. Если бы они хотели войти, им пришлось бы залезть через окно. Это принесло мне некоторое удовлетворение, не потому, что я хотела поставить их в неловкое положение, а потому, что я хотела затруднить им связь с моим отцом. — У неё странное чувство юмора, у нашего Великого Духа, — сказал Каджика. Я нахмурилась. — Ишту тоже любила своего отца больше всех остальных мужчин. Даже больше меня, я полагаю. Сравнение с его покойной парой раздражало меня, как всегда. — Хочешь, я перекрашу волосы в блондинку? Чтобы я не была так похожа на неё? Он улыбнулся, но его улыбка была окаймлена печалью. — Я не думаю, что блонд тебе пойдёт. — Да. Скорее всего, нет. Когда мы стояли там, под звон колокольчиков, глядя друг на друга, я вздрогнула. Я скрестила руки на груди. — Я принёс тебе рябиновые дрова. Пожалуйста, жги их. И позвони мне, если Борго появится, — он указал на мобильный телефон, засунутый в карман джинсов. — Я могу быстро вернуться. Я кивнула. — Ты доверяешь мне, Катори? Слово «да» покалывало мои губы. Я хотела произнести это вслух, но сдержалась. — Это так странно, что я должен завоевать твоё доверие, — печально сказал он. — Что я не просто обладаю им. Ты доверяла Блейку. Ты доверила ему свою жизнь. Как я доверял Ишту. Всем своим существом я доверял ей. Трудно доказывать свою состоятельность, когда я чувствую, что имею право на твоё уважение. — Я действительно уважаю тебя, Каджика. Уважение и доверие — это не одно и то же. — Но ты мне не доверяешь? Ты не уверена во мне? — Прямо сейчас я не уверена во всём и во всех. За один месяц моя жизнь разлетелась на куски. Он поднёс руку к моему лицу и погладил меня по щеке. — Моя тоже. Могла ли я завести дружбу с Каджикой, или это было так же бесполезно, как строить дом над зыбучими песками? — Сожги дрова. И всё время держи стрелы при себе, — сказал он. Я кивнула. Его холодные пальцы прошлись по моей шее, руке, костяшкам пальцев. — И если тебя что-нибудь испугает, позвони мне. Я была почти уверена, что что-нибудь, означает фейри. Я сомневалась, что он хотел, чтобы я беспокоила его своим страхом перед мохнатыми пауками. Я учуяла его запах на ветру. Влажная земля, смешанная с травинками. Его запах кружился вокруг меня, смешиваясь с музыкой от перезвона колокольчиков. Когда он приблизил своё лицо к моему, я втянула воздух и выпалила: — Розовая лиана выросла из пепла Холли. Он замер в нескольких дюймах от меня. Его глаза задержались на моих приоткрытых губах, прежде чем метнуться через моё плечо к надгробию. Его челюсть сжалась в жёсткую линию, и он направился к лиане. Он присел на корточки и дёрнул головку цветка. Лепестки распустились. Он сжал их в кулаке. Я присела на корточки рядом с ним. Его глаза загорелись. — Лепестки роз в наших могилах. Они произошли от такой лианы, как эта.