Летучие Мыши: короткие, как мех, черные, смазанные варом волосы, кончики ушей обрезаны, чтобы повторить острую форму ушей покровителя племени. Зубры: в мочки ушей вставлены кольца из коры березы, головы и лица бритые и покрыты шрамами. Многие племена наносили себе шрамы так, чтобы со временем они превращались в рельефные рубцы. У Фин-Кединна были такие на плечах, он втер в порезы лишайник. Но никто в Открытом Лесу не наносил подобные шрамы по всему телу и лицу, чтобы кожа стала похожей на древесную кору. Ренн краем глаза заметила, что Торак настойчиво, одними губами повторяет ее имя. Она повернула голову, и он взглядом показал на лежащую у нее на колене крупную чешуйку мела. Она в последний миг успела подхватить чешуйку, но от движения с ветки сорвалось облачко снежинок. Ренн с ужасом наблюдала за тем, как оно медленно опускается на Избранных… Рип, не скрываясь, с шумом опустился на ближайшую сосну и отвлек на себя внимание охотников. Торак закатил глаза – пронесло! Перья над головой Рипа поднялись, как стоящие торчком уши, и он зло закаркал на Избранных. Охотники, узнав ворона, несколько раз почтительно кивнули. Ренн мысленно умоляла Рипа не приветствовать ее, как обычно, и, что было бы смерти подобно, не садиться ей на плечо. Рип срыгнул погадку и громкими, похожими на треск звуками позвал свою подругу. Ответ Рек эхом прозвучал среди деревьев. Ворон приподнял крылья и, оттолкнувшись от ветки, полетел к подруге. Избранные беззвучно проводили ворона взглядом и снова повернулись к дубу. Ренн с Тораком затаили дыхание, они понимали, что рано или поздно охотники их заметят. Однако… Охотники потеряли интерес к старому дубу и теперь, не отрываясь, смотрели на лежавший неподалеку валун. Рядом с валуном, подняв хвост и с вызовом вскинув голову, стоял Волк. Присыпанная снегом шерсть отливала золотом при свете просыпающегося солнца. Ренн с Тораком испуганно переглянулись: «Что он делает?» Волк с подозрением относился к чужакам и редко показывался им… Тогда почему сейчас он легко запрыгнул на валун и замер, глядя на Избранных сверху вниз? Волк не сводил с охотников янтарных глаз, и взгляд его был суровым и непреклонным. Пусть плохо, но Ренн все же научилась понимать язык волков и узнала этот взгляд. Он означал: «Прочь отсюда!» Ее бросило в дрожь, она с благоговейным трепетом вспомнила, что Волк однажды охотился на Горе Всемирного Духа. Избранных тоже охватил благоговейный ужас. Охотник из племени Лесной Лошади отрезал клок от своей бороды и как подношение положил на снег. Зубр порезал ладонь и окропил снег кровью. Один за другим охотники оставляли подношение огромному серому волку. Потом они все разом прижали кулаки к груди, низко поклонились и исчезли в Лесу. * * * Присев вместе с Ренн под заснеженной елью, Торак трижды протяжно завыл: «Иди к нам!» Черно-белые березы сверкали от инея, в небе гонялись друг за другом Рек с Рипом. Вороны были превосходными дозорными и, если бы где-то появились Сдирающие Кожу или Избранные, сразу дали бы знать. Торак на мгновение отвлекся на скачущую с ветки на ветку белку, а в следующее мгновение Волк уже промчался к ним сквозь деревья и бешеными наскоками радостно приветствовал брата по стае. Торак знал, что Волк намеренно показался Избранным – он отвлекал их на себя, а Торак не мог допустить, чтобы такое когда-нибудь повторилось. В следующий раз Избранные могут и не содрогнуться от ужаса и трепета при виде большого волка. Или вовсе могут заметить движение среди деревьев и, не разобравшись, убить Волка. Как ему это объяснить? Волки говорят не только голосом и глазами. Они говорят всем телом, а так как у Торака имелось всего две ноги и ни одного загривка и хвоста, у него не было шанса говорить на волчьем так же хорошо, как брат по стае. «Белые Бесхвостые – опасные», – начал Торак. Волк одним взглядом согласился с тем, что это так. «Держись от них подальше. Они могут тебе навредить… по ошибке». Волк потерся плечом о плечо Торака, выбив из парки облачко белой меловой пыли. Чихнул. «Но они охотились на тебя и сестру по стае». «Да, но…» Волк слегка прикусил плечо Торака: «Волк охраняет Большого Бесхвостого и сестру по стае». Торак вздохнул. Попробовал снова. Волк не понимал, он не мог понять, почему так важно то, что Белые Бесхвостые опасны. Если они охотятся на его стаю, он должен рисковать жизнью, чтобы всех спасти. Все просто. Волк легонько укусил Торака за подбородок: «Ты грустный уже много Света и Темноты». «Да». «Почему?» Торак заколебался. «Лесу больно. Мне от этого… плохо». «Почему?» Как описать Волку блуждание в деревьях? Однажды Торак блуждал в теле орла. Волк был тогда с ним, но Торак не знал, понял ли брат по стае, что происходит. Если бы Волк мог понять, что душа-имя и душа племени Торака была внутри того орла, что он летал, как птица, пока душа мира оставалась в беспомощном теле, которое все это время лежало на земле. «Это началось на холодных землях, где не растут деревья, – начал Торак. – Я летал внутри орла». Волк снова потерся о его плечо. «Однажды я… я был деревом. Теперь много деревьев не дышат. Их искусал Большой Яркий Зверь, Который Больно Кусается, он пришел Сверху». Волк, поскуливая, начал ходить вокруг Торака. Он ничего не понимал и подергивал ушами в сторону берез. «Но эти деревья живы». Видя замешательство на любимой мохнатой морде, Торак сдался. Он не знал – Волк хочет, чтобы ему стало легче, или действительно не понимает? Между ними всегда была эта дистанция, потому что Волк был волком, а он – человеком. От этого ему стало так одиноко, как никогда прежде. А еще он с новой силой осознал, насколько невыполнима их задача. До священной рощи предстояло пройти долгий путь через Лес, в котором на каждом шагу можно было столкнуться с Избранными, с демонами и Сдирающими Кожу. И они еще даже не начали поиски четырех камней для наконечников и не знали, как провести обряд. А после сумерек наступит первая ночь темной луны. – Волк понял? – спросила Ренн. – Я так не думаю. – Ты предупредил его о ловушке? – Он умеет обходить ловушки, – с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал, ответил Торак. Волк называл капканы и ловушки «Ветки, Которые Кусаются». У него был такой острый нюх, что он мог почуять ловушку в соседней долине. Конечно, он знал, как обойти ловушку с китовым усом. Как иначе? – Я много об этом думала, – тихо сказала Ренн и принялась покусывать нижнюю губу. Она всегда так делала, когда собиралась рассказать Тораку то, что давно должна была рассказать. Это было столь трогательно, что Торак не сдержал улыбку. – О чем? – спросил он. Ренн втянула воздух сквозь зубы и, выдохнув, ответила: – Думаю, я знаю, кто оставил ту ловушку. * * * – Наигинн жив? – переспросил Торак и затряс головой, пытаясь усвоить услышанное. – Но… как такое может быть? Мы слышали, как он кричал… Ренн стало гораздо легче, оттого что Торак не упрекал ее в том, что не рассказала раньше. Он лишь недоверчиво слушал и щурил серые глаза, как будто приглядывался к следам на снегу. – По-другому появление той ловушки не объяснить, – стояла на своем Ренн. Торак неохотно кивнул. – Да, и люди Глубокого Леса, конечно, со странностями, но медведей не убивают. – Он немного помолчал и продолжил: – Знаешь, о чем вот сейчас подумал? Прошлым летом, когда Наигинн был поблизости, у меня чесался шрам на предплечье. И твой шрам на руке тоже. Тогда, если он жив, почему они сейчас не чешутся? – Я не знаю.