– Жуть какая… – вздрогнула девушка, попытавшись представить себе такую грозу, из-за которой ее могли бы не пустить в школу. И тут же вздохнула. – Интересно, наверное… – Если дома и через армированное стекло, то красиво… Я тебе потом дам ссылку, посмотришь пару видео. Одно я сам снимал. Еще в девятом классе. А если буря в поле застигнет или в горах… Впечатлений – полный комбез. – Парень понял, что слегка увлекся с метафорами. – В смысле… я хотел сказать… – Я поняла, – Аня показала на слишком большое, но весьма приличное, этажей в четырнадцать, здание в виде перевернутого конуса. Оно медленно вращалось вокруг вертикальной оси. – Это спортивно-развлекательный центр. Тренажеры и симуляторы на любой вкус и уровень тренированности. Защита от макси– до псевдореала. Сегодня у нас выпускной бал по плану, а завтра обязательно сходим. Увидишь, что слова «риск» и «страх» не только в поле растут. – Это как получится… В том смысле, что я с удовольствием, – поспешно уточнил Тихон. – У нас самое крутое развлечение – тарзанка над водопадом Глухой Тещи. А из тренажеров – лыжи да велосипед. Но, если дядя Женя не передумал, я теперь курсант… А в училище свободного времени не так много. – Расслабься… курсант, – улыбнулась девушка. – Пока мы друзья, с увольнительными у тебя проблем не будет. – Эй, эй… – парень придержал Аню за локоток. – Мне очень приятна твоя забота и все такое, но участь «любимчиков» в любом коллективе весьма незавидная. Так что давай без фанатизма, добро? – Договорились… – улыбнулась девушка. – Ну, вот мы и пришли. Угловой подъезд. Квартира на пятом и шестом этажах. Березку на балконе видишь? Это моя комната. О, а это, кажется, папуля прибыл. Так что мы вовремя. Рядом с указанным подъездом остановилась юркая «пустельга», и из спортивной двухместной машины вышел полковник Мирский. Правда, уже не в мундире, а переодетый в легкие кремовые летние брюки и свободную, словно купленную навырост, футболку в вертикальную бело-зеленую полоску. Слева футболку украшал серебряный щит с изображением вставшего на дыбы крупного зверя. Скорее всего, эмблема какого-то столичного спортивного клуба, за который болел отец Ани. – О как! – он словно удивился, увидев их. – Неужто никуда по пути не завернули? Дочь, я тебя не узнаю. Честно говоря, был уверен, что раньше чем через два часа вы не пожалуете. Да и то… И не давая той ответить, протянул руку Тихону. – Здравствуй, Тишка. А когда парень ответил на рукопожатие, порывисто притянул его к себе и крепко обнял. – Извини, брат… Служба, такое дело… Да и не любит Ион этого… Понимаешь? Прозвучало не слишком внятно, но Тихон догадался… Дядя Женя извинялся за то, что долго и излишне беспечно не интересовался судьбой друга, а потому не смог вовремя узнать и помочь. Но не это главное, – Мирский говорил о его отце в настоящем времени. И в глаза парню глядел без сочувствия, а как равному, посвященному в общую тайну. – Вот и отлично… Дядя Женя отстранился так же порывисто, подхватил обоих под руки и жизнерадостно произнес: – На сегодня я уже освободился. Так что план действий предлагаю следующий… Сейчас быстро перекусим, берем мать и летим на стадион. Ровно через час «Атлетик» играет с «Пермяками». Билеты я уже заказал. – Какой еще стадион? – Аня высвободила руку. – Папа, ты что, забыл? Сегодня же выпускной бал! – И ничего я не забыл? Мы все успеваем. Матч заканчивается в семнадцать, а торжественная линейка в школе назначена на восемнадцать тридцать. У тебя же платье готово? Готово… Поболеем за наших, потом быстро домой, переоденешься – и в школу. Не волнуйся, дочь. Я все посчитал. – Одеться за час?.. На бал?! – голос и выражение лица девушки наглядно демонстрировали, что отец сморозил такую очевидную и невообразимую глупость, что ее даже комментировать не стоит. Хотя, в чем тут нестыковка, Тихон не понял. Полковник Мирский, кажется, тоже. Но спорить не стал. – Ладно… За столом обсудим. В конце концов, если у вас с матерью другие планы, то мы с Тихоном можем и сами… – Евгений Константинович шагнул на ступеньку, но остановился и повернулся к дочери. – Лифтом поднимемся или джампом? – Папа, ну ты же знаешь, мама не любит, когда ты как мальчишка прыгаешь по балконам. В твоем возрасте и чинах это несолидно. – Ну да, ну да… – поморщился Мирский. – Для вас сорок лет – это уже запредельная дряхлость, а пятьдесят – и вовсе ископаемое. – Ничего подобного… – Аня поторопилась исправить оплошность. – Ты у меня еще о-го-го. Сам же любишь повторять, что вид бегущего полковника в мирное время вызывает смех. А в военное – ужас. Соседи не один раз видели тебя в мундире. Так ты что, рассмешить их хочешь или напугать? – Научил на свою голову… – проворчал Евгений Константинович и развел руками. – Лифтом так лифтом. Потом наклонился к Тихону и, заговорщицки понизив голос, прошептал: – Извини, брат, как-нибудь в другой раз попрыгаем. А вообще, мотай на ус – все, что ты говоришь женщине, даже походя или в шутку, раньше или позже будет использовано против тебя. Так что следи за языком. Особенно если вдруг захочется слегка приврать или похвастаться. От неожиданности и удивления парень сбился с шага, а полковник усмехнулся и подмигнул. Мол, вот как хочешь, так и разумей. Взрослые любят недомолвки, считая, что слушатель не вполне созрел для серьезного обсуждения «житейской» темы. Отшучиваясь затасканной фразой: «Подрастешь – поймешь». Вот только кому нужна чужая мудрость потом, когда самому придет пора других учить, опираясь на проделанные ошибки и багаж лично приобретенного опыта? * * * Старшие офицеры всматривались в лица, пытались понять смысл разговора и на второстепенные мелочи внимания не обращали. А те взяли и стали самыми важными. Хорошо, адъютант обратил внимание на вопиющие несуразности и нарушения в форме одежды. После этого нюансы принялись вспоминать все. И сочетание цветов не уставное, и шевроны странные, да и вообще весь интерьер… Черт. А все – челнок ушел… Повтора не будет. Сидите, морщите лоб и вспоминайте. В общем-то так и начали. Все вместе и вслух. Но Мирский анархию пресек сразу. Очень уж кстати дочь позвонила. Прикинув, как ситуацию использовать с наибольшей выгодой, Мирский всучил каждому по планшетке и приказал не покидать кабинет, пока не вспомнят и не запишут все, что увидели и запомнили. Обсуждать и переговариваться друг с другом – категорически запрещается. Если управятся раньше восемнадцати – вызывать его. Если нет – обсуждение переносится на утро. Тем более, полковник рассчитывал пополнить поступившую информацию какими-то, пока неизвестными сведениями, получив их от сына Иона фон Видена. Так что причина для его отсутствия была весьма уважительная. А уж как он собирался ее использовать – вопрос другой. Да и кто сказал, что допрашивать… нет, беседовать можно только в кабинете? Стадион чем хуже? Даже наоборот… В плане секретности – лучше не придумать. Ор такой, что любую прослушку забьет. Все это Евгений Константинович прокрутил в голове, пока ожидал лифта и поднимался в квартиру. Дальше – начиналась вотчина Анастасии Павловны. А в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят… Широко улыбаясь и даже отшучиваясь дежурными фразами, попытка сказать нечто свежее и оригинальное могла окончиться промахом, показав всем, что полковник, вопреки давнему обещанию, «принес работу домой», Мирский аккуратно высвободил Тихона от женской опеки и спровадил в ванную. Ну и сам заодно уединился в соседней кабинке. «О-хо-хо… Что же ты, дружище, хотел мне сказать своим посланием? Что я должен понять? А главное, – откуда такая невероятная секретность. Ведь не один год знаем друг друга. Мог же черкнуть пару строк. Мол, вот доказательство чего-то там… После просмотра уничтожь». – Тихон! Женя! Не задерживайтесь! Мы уже накрываем на стол! Еще бы… Анечке пока далеко до материнской мудрости, зато Анастасия Павловна давным-давно усвоила непреложную истину общего характера: «Соловья баснями не кормят» и для личного пользования: «Сытый мужчина мягок и податлив, как воск. Голодный – существо непредсказуемое». Так что, даже ничего не поняв из сумбурного рассказа дочери, меры предосторожности приняла. Впрочем, Мирский не сильно удивился бы, узнав, что жена и дочь прекрасно объяснились. Сигнальная система у женщин настолько же совершенна, насколько непонятна особи другого пола. Взгляд, интонация, жест и все – суть изложена. Детали воспоследуют… Ладно, ему тоже не впервые играть в «С чего ты взяла, дорогая, у меня все в порядке». Главное отрезать куски побольше и дольше жевать. Предоставив возможность отдуваться за обоих Тишке. Кстати, а ведь это неплохая идея. Женщины намного легче и быстрее разговорят парня, причем запросто могут задеть такие темы, что ни одному дознавателю даже в голову не придут. Решено. Пусть начинают. Никаких секретов Тихон по определению знать не может, так что лишнего не сболтнет. А он послушает и после, на матче уже только отшлифует. – Женя!.. Второй звонок. Он же предупредительный. И в единственном числе. Значит, парень уже покинул укрытие, пора и ему. Впрочем, молодые все делают быстро, а целому действительному статскому советнику даже в гальюне суета не к… Не к этому самому, которое не лицо. Но третьего оклика лучше не ждать. Чревато… Например, тактичным напоминанием о том, что после зимы полковник брючный ремень опять на крайнюю дырку застегивать стал. А потому вторую отбивную лучше в тарелку не тащить. Сказано все это будет с милой улыбкой и искренней заботой в голосе, но удовольствие от трапезы убьет напрочь. Лучше и вовсе не обедать. – Я уже иду, дорогая… Ионный душ на максимум. Увлажнение и растворение пота. Смена полярности. Удаление лишней влаги и очищение пор. Чистый тренировочный костюм. Неистребимая привычка любого, кто провел в Позаземелье больше года. В невесомости и даже местах с ограниченной тяжестью халаты и прочие разлетайки не приживаются. Единственное послабление возрасту и чину – одежда на размер больше. Вот теперь можно и к людям. Тихон демонстрирует хорошее воспитание, без главы дома за стол не садится. Ну так и не потомственный аграрий. Чувствуется военная косточка. Впрочем, объяснение может быть и другое. Мономолекулярная пленка, не столь давно вытеснившая из строительства плексиглас и прочие версии органического стекла, создает впечатление открытого пространства не хуже силового поля. Только под определенным углом можно заметить легкое мерцание, указывающее на преграду. На парня из провинции вид из окна должен произвести впечатление. Конечно, шестой этаж – не пентхаус. Как ни исхитрялись архитекторы, условия по застройке столицы Империи накладывают свои правила, так что обзор ограничен расстоянием не больше полукилометра, а в поле зрения только здания. Разнообразные, но не живые. Даже сменяющиеся кадры рекламы на фасадах не привносят новизны в пейзаж. Впрочем – это если жить здесь. А первый раз, наверное, интересно. Особенно в сравнении с Земляникой. Где от одного жилого комплекса до другого тысячи километров бездорожья и гектаров сельскохозяйственных угодий. – Ну что, дамы и господа? – Евгений Константинович потер ладони. – Все в сборе, или ждем еще кого-то? – Прошу к столу… Миниатюрная Анастасия Павловна походила на подростка даже больше дочери. Мирский, под добродушное настроение жены, подтрунивал, что у нее не телосложение, а теловычитание. Впрочем, отсутствие веса никоим образом не сказалось на пропорциях. Госпожа Мирская выглядела обворожительно. Просто выступала в наилегчайшем весе. И львиная часть его приходилась на характер. Уж если Анастасия Павловна чего-то по-настоящему хотела или кому-то что-то пообещала… Никакие форс-мажоры не могли препятствовать ей в достижении цели. К счастью для Человечества, госпожа Мирская довольствовалась малым. Для счастья ей вполне хватало семьи и домашнего уюта, который она умела создавать с изяществом и истинным волшебством. Вот и сейчас на обеденном столе присутствовали любимые блюда всех присутствующих. Без исключения… Что и стало причиной небольшого конфуза. Впрочем, в дальнейшем только удалившего всякую отчужденность. Шагнув к столу и протянув руку к стулу, парень замер, даже не прикоснувшись к мебели. Несколько секунд глядел застывшим взглядом на угощение, потом развернулся, закрыл лицо руками и бросился прочь из трапезной. – Тихон, что случилось? – дернулся за ним Евгений Константинович. – Стоять! – интонации позавидовал бы сам государь император на совещании с министрами. – Чебуреки, значит, он любит?.. Дура! Немедленно убрать. Мирский совершенно ничего не понял. Какие чебуреки? И почему Анечка дура? Но судя по раскрасневшемуся лицу дочери, готовой вот-вот сбежать в противоположном направлении, какое-то важное, сакральное значение это блюдо имело. Причем явно негативного характера. Жаль, в Даль-разведке чебуреки готовили только трижды в год, по самым большим праздникам или под персональный заказ именинника. Да и то если эти даты совпадали с пребыванием на базе. А уж как Ион фон Виден их любил… Дюжину мог умять, не вставая из-за стола. Особенно под холодное светлое пиво. Ну, ничего. Настя разберется… И десяти минут не пройдет, как мир будет налажен и в доме снова воцарит непринужденность и благодушие. Что не говори, а повезло ему с женой. Может, вернуться к тому старому разговору и снова предложить ей место штатного психолога в училище? Сейчас, когда нагрузки возрастут в разы, помощь и поддержка понадобится не только курсантам. Тогда и жить можно на территории… Видеться будут чаще… Не теряя время на дорогу. Обдумывая эту весьма толковую и приятную мысль, Евгений Константинович сел за стол и потащил к себе тарелку с супом, игнорируя насупленные брови дочери. * * * – Пятнадцатый номер бело-зеленых принимает мяч и выходит один на один с вратарем «Атлетик»! – завопил на весь стадион комментатор, перекрывая гул полумиллионного стадиона. Впрочем, именно в этот миг одна часть болельщиков вдохнула, хватаясь за сердце, а другая – выдохнула и затаила дыхание. Павел Садырин, этот кошмар любого противника «Пермяков», в который раз подтвердил свою смертоносную репутацию. Наглядно продемонстрировав, что даже трое личных «опекунов» не в состоянии сдержать его атакующий порыв. И сейчас только чудо может помешать Паше сделать хет-трик, тем самым окончательно вырвать победу в полуфинальном матче за звание абсолютного чемпиона у сильнейшего клуба Империи. Двое защитников столичной команды, несмотря на то, что перекрывали все мыслимые спринтерские рекорды, катастрофически не успевали перехватить форварда бело-зеленых. А лучший голкипер Империи по версии журнала «Бутсы и коньки» мысленно готовился вынимать из сетки очередную плюху. Один финт, второй, дриблинг, еще финт и Садырин пробил. Отличная акустическая система подхватила удар, и над стадионом прокатился звук пушечного выстрела. – Гол! – застонал комментатор, болеющий, как и большинство жителей столицы, за «Атлетик», и не веря собственным глазам, заверещал, едва не теряя сознание от счастья: – Нет! Штанга! Штанга! Издав единый полувздох-полувсхлип, половина стадиона рухнула на сиденья, словно из них выпустили воздух, беззвучно шевеля губами. А вторая – издавая похожие звуки, бросилась обнимать соседей, невзирая на пол и возраст. И те мужчины, которым в объятия попались сморщенные старики, были счастливы ничуть не меньше тех, чьи губы нашли в восторженном поцелуе упругие щечки юных дам. На трибунах все равны… А эмоции искренни. Впрочем, крестовина ворот, спасшая «Атлетик» от унизительного разгрома, судьбу всего матча изменить уже не могла. За десять минут до окончания второго периода блестящий «Атлетик», сборная звезд всей обитаемой Вселенной, со счетом 1:4, впервые за всю историю розыгрыша Суперкубка, проигрывала футбольной команде первой лиги из Перми. Скромного административного центра одной из окраин, о существовании которой раньше знали только географы, статистическое управление и ее население. Зато теперь – ставшей известной каждому жителю Империи. Идея Мирского расспросить подробно о интересующих его фактах и событиях вне стен дома и подальше от женских ушей, потерпела сокрушительное фиаско. Привычный к столичной жизни полковник не учел эффекта, который она оказывает на провинциала. Особенно, если ему всего семнадцать, а в мегаполис с трехсотмиллионным населением он попал без промежуточных остановок. Прямиком из пасторального мира. То еще испытание для незакаленной психики…