- Меня просили побеседовать с вами, - Марк Львович вздохнул. – Донести, так сказать, серьезность ситуации. А она и вправду серьезна… в высшей степени серьезна… и вовсе не потому, что ваше тело получило такие повреждения, что воистину чудо, что вы вообще помощи дождались. Признаюсь, когда я вас увидел, то не узнал, да… и кто бы узнал? Он наклонился, сгорбился. Потер руку о руку. - Мы пытались спасти не только вас… а получилось… …Яковлев скончался после трех дней постоянного дежурства при нем целителей. Антонченко еще пребывает в том глубоком сне, который изрядно похож на кому. Савельина не довезли. Кастроменко уже вышел на службу. - …что получилось… сила не задерживалась в вашем теле. Это было как воду в песок лить. И мы лили, сколько было, столько лили… что целители, что все… в госпитале, чтоб вы знали, не протолкнуться стало от ваших людей. И все, кто имел хоть каплю силы, несли ее… и ее хватило. Вам хватило. Демьян пошевелил пальцами. Плоть на них почти восстановилась, но почему-то он ее почти не ощущал. - Что до прочих… то мы тоже старались. И даже в какой-то момент стало казаться, что мы вытащим всех, но… - Марк Львович развел руками. – Я не знаю, что было в той бомбе помимо взрывчатки… …место все еще оцеплено. И людей пришлось отселить. Из Петербурга прислали экспертов, вот только те, если чего и обнаружили, делиться не стали. А может, просто Демьяну не докладывали, выполняя высочайшее указание – не беспокоить. Правда, от этого небеспокойствия лезло в голову всякое. - В какой-то момент мы просто перестали ощущать силу, что в теле того мальчика, что в себе. И это было… страшно, - целитель потер щеточку усов. – Настолько страшно, что, боюсь, если взрыв повторится… если будут пострадавшие… то… не все целители согласятся с ними работать. Это признание далось ему нелегко. - Спасибо. - За что? - За честность. - Бросьте. Вам все одно доложат. А еще… проблема в том, Демьян Еремеевич, что, несмотря на почти полное восстановление вашей физической оболочки, прочие нам не удалось привести в порядок. - То есть? - Вы ведь не чувствуете силу, верно? Не чувствовал. Впрочем, после взрыва Демьян как-то не особо доверял чувствам, но вот… однако полагал, что это – естественно, что собственная сила уходит на подпитку тела и поддержание целительских заклятий, так ведь бывает, когда ранение тяжелое. - И я не уверен, что вы почувствуете ее, даже восстановившись полностью. Физически, я имею в виду. - Я перегорел? Страшный сон любого мага. И достойная цена. Тот парнишка, который купол поставил, заплатив за него собственной жизнью, сделал куда больше Демьяна. - Нет, - Марк Львович покачал головой. – И это самое странное. Энергетические каналы работают нормально. И пропускная их способность не изменилась с последней вашей проверки. А вот ядро нестабильно. Признаюсь, в своей практике я с подобным не сталкивался. Демьян приложил руку к груди. Он не чувствовал ровным счетом ничего. Перегоревшие писали о пустоте, о ноющей боли, которую целители называли эфемерной, но не эфемерно заглушали морфием, однако и боли не было. И силы тоже. - Ваша энергетическая оболочка повреждена. И что хуже всего, повреждения восстанавливаются крайне медленно. Для сравнения, люди, которым случилось оказаться под огненным крылом и почти полностью выгореть, за две недели восстанавливали внутренний контур, а в течение месяца и внешний. Причем без особого вмешательства. Это естественная способность организма. Как тело заращивает физические раны, душа или дух стремится излечить энергетические. Обычно. - И… что не так с моим духом? - Все так. Вы в себе, сколь могу судить. Сознанием обладаете ясным, с памятью проблем не вижу, да и в остальном… но, боюсь, мы имеем дело с последствиями оружия нового, весьма и весьма опасного. В том числе и этим вот эффектом воздействия на энергетическое поле человека. Он потер руки, которые были бледны и слегка шелушились, что, кажется, донельзя раздражало милейшего Марка Львовича. - И что мне делать? - Восстанавливаться. Отдыхать. Теперь, когда ваше физическое состояние более опасений не вызывает, процесс ускорится. Думаю, дня через два вы вполне можете встать… не без помощи. А там… там будет видно. Будет. Марк Львович поклонился и вышел. Он вернется ближе к полуночи, чтобы вновь отогнать боль, которой и вправду стало меньше. Демьяну предлагали морфий, но он, видевший, во что способен тот превратить человека, отказался. Когда сумел говорить. Решил, что справится. И справился. Павлуша вновь потянулся было к подушкам. - Оставь, - Демьян отмахнулся от этой заботы, которая казалась ему в корне неправильной. Он не достоин ее. Он ошибся, и эта ошибка стоила многих жизней. Следовало сразу брать сволочей. Плевать на Петербург. Столица всегда жила своей жизнью, далекой от понимания провинциальных проблем. Плевать на начальство, которое было бы недовольно и, возможно, недовольством своим уничтожило бы карьеру Демьяна. Ее и так не будет, как и не было. Плевать на то, что и обвинить-то господ революционеров было бы не в чем… то есть, ему тогда казалось, что не в чем. Кто ж знал про останки в подвале? Про женщину, единственная вина которой была в излишней доверчивости. Пустила на постой. Заработала. Боль кипела в душе, перерождаясь в вину. - Что говорят? – Демьян поерзал, а Павлуша отошел, чтобы вернуться с высоким стаканом и склянкой. От склянки пахло мятою и дегтем, а вкус зелье, как и большинство иных целительских, имело преотвратительнейший. - Говорят, что точно вас в отставку отправят, - капли Павлуша отсчитывал про себя, но при том губами шевелил. – Или в отпуск сперва, а потом в отставку. И правильно сделают. Демьян позволил себе упасть на подушки. - Петербуржцы всю улицу излазили от и до. Их специалист в морге ночевал, все пытался понять, что ж они такого придумали, только дом сгорел почти целиком. Аверсин говорит, имела место энергетическая аномалия. В телах ни капли силы. Даже Яшка… его ж пулей сбило, упал, а осколками так вовсе не посекло, вот, на теле должны были отпечатки сохраниться, а стерло. Младенчики и те чистыми не бывают такими. - Аверсин в деле? - Взяли в помощь, правда, потом клятву сняли, так что теперь лишь руками разводит. - Не нарывайтесь, - Демьян принял стакан обеими руками. Заставил сжать, ощущая, как прогибается свежая, отросшая вместо сожженной, кожа. И повязки наливаются сукровицей. - Так мы… - Они не враги. Павлуша дернул шеей и отвернулся. Понятно. Столичные, как всегда, сумели поставить себя над всеми, чем и заработали, если не ненависть, то всяко непонимание. - Вы, Демьян Еремеевич, не думайте… наши все за вас. И никто не винит… ну… из наших, - уточнил Павлуша и помог попридержать стакан, потому как мышцы все еще были деревянными. – Понимают, что, если б эта погань где-то в городе рванула… из столичных один обмолвился, что на адмирала покушаться собирались, он же в ресторациях любит сиживать и не один… так что… Вечер. Лето. Набережная и огни. Люди. Ресторации, которых с каждым годом становится все больше. Музыка. Смех. Взрыв… - Жертв было бы в разы больше. Эта штука… наши говорили, что на двадцать шагов все выжжено, и отметка имеется аккурат там, где Игорек щит свой поставил. Мы… того… скинулись… у него ж жена… недавно… полгода не прошло. Горечь лекарства склеила зубы. И заставила проглотить, что ком в горле, что чувство вины. - Возьмешь… чек выпишу… Сколько отдать? Сотню? Две? Да если Демьян все свои нехитрые накопления отдаст, все равно не вернет паренька. И той, незнакомой ему женщине, легче от денег не станет. - Выпишете, конечно, - Павлуша забрал стакан. – Как на ноги станете… только не о нас думайте, а о том, что, кабы оно в городе рвануло, то в госпиталь не пятерых бы привезли, а пять десятков, если не сотен. И тогда их точно не хватило бы.