- Хороший был человек, - согласился Архип, размашисто крестясь. – Но уж год, как преставился, немолодой был. И верно, он и тогда-то казался Василисе неимоверно старым, если не древним. - А кто теперь? - Так… Одзиерский. Поляк. Но говорят, что толковый. - Вызовешь? Аким кивнул. - Денники почистить придется. - Сейчас? - А когда? - Так… долго, если сам, чтоб до вечера управился, - он поскреб макушку. – Если нормально-то… - Я помогу. - Барышня! – возмущение его спугнула голубиную парочку. – Да где это видано… тут же лопата, навоз! Погодитя чутка, пущай на леваде заночуют. Я вас домой отправлю, а сам возьму племянничка и возвернуся. Чай, за пару часов ничего-то не приключится. А ночи ныне теплые. Завтра с утречка мы и займемся. Почистим туточки, поглядим. Надо будет овсу прихватить пару мешков. Пока на конюшнях возьму, а там уже договориться с кем, чтоб подвезли телегу какую. И травы покосим, но уж опосля. Василиса успокаивалась. И вправду… нет, она не боялась работы, и денники ей чистить случалось, как и лошадей, и вовсе не потому, что заставляли ее, просто… тетушка вот чистила, и Василиса тоже. И это казалось правильным, хотя, конечно, наверное, Аким прав. - А если… - оставлять лошадей не хотелось совершенно. – Волки? - Так… - Аким вновь поскреб голову и нахмурился. – Назад заводить? - Погоди… - она щелкнула пальцами. На конюшнях прежде защита имелась, и весьма хорошая, тетушка, помнится, из Петербурга приглашала специалиста, чтобы поставил, как от волков, так и от лихих людей. Сейчас-то защита, верно, отключилась, но не потому, что разрушили ее, для этого конюшни понадобилось бы с землею сравнять, но вот кристаллы питающие за годы истощились. А напитать их Василиса сумеет, пусть и не полностью, но так, чтобы на день-другой хватило. Воодушевленная, она развернулась к конюшням. И остановилась. - Вода. Надо воды притащить, а то поилки сухие. И… В денниках, кажется, тоже ничего-то не было. Вот же… - Натащу, - Аким снял пиджак, который пристроил на столбике. – Не переживайте, я скоренько управлюсь. А вы покамест погуляйте. Погуляет. Чтобы представить, что еще здесь уцелело. Но для начала – кристаллы. Они и вправду опустели, как и главная конюшня, некогда бывшая тетушкиной гордостью. Построенная из того же красного кирпича, что и императорские, являвшаяся по сути малой копией их, она ныне запылилась, заросла грязью и местным колючим кустарником, чей дурной норов был Василисе прекрасно известен. Она прошла через широкие ворота, которых не осталось, как не осталось и дверей в опустевших денниках. Кое-где начали и переборки растаскивать, но укрепленные силой, те поддавались плохо. Сухая трава. Пыль. Остатки соломы. Тени, что засуетились при появлении Василисы. И крыс выводить придется, неприятные твари. Но это уже после, потом. Крысы, если подумать, не самая большая беда. Ничего, она восстановит все. И большую леваду, куда лошадей можно было выпускать просто, открыв вторые двери денника. И манеж, что стоял в отдалении этакими полуразвалинами. И дорожки. Луга. Лошадей. Все будет не как прежде. Лучше, чем прежде. И это решение окрепло, придав бестолковой Василисиной жизни хоть какой-то смысл. Она переступила порог комнаты, в которой некогда обретались грумы и тренера. Пустота… стол уволокли, стулья частью разломали. Побелка облезла, а крыша в углу подтекать стала, и на стене образовались темные потеки. Впрочем, Василису они не слишком взволновали. Плесень вывести несложно. Она и сама справится. А если нет, позовет Александра. Не откажет, небось. Положив руку на стену, Василиса прислушалась. И поморщилась. Сила, которая на лошадей отзывалась легко, вновь сделалась тяжела, нетороплива, похожа на густеющий кисель. С киселями она справлялась, так неужели с силою не сладит? И потоки отозвались. Не сразу. Они вспыхивали один за другим и гасли, но постепенно вспышек стало больше, а из тех родились тонкие ниточки силы, что потянулись куда-то вниз. И вспомнилось, что сами кристаллы встраивали в фундамент. Хорошо, наверное. Будь они в стене, точно выломали бы. А так… кристаллы пили ее, Василисину, силу, по капле. И никак не могли напиться. Оно и понятно, силы-то в ней жалкие крохи. Да, надо будет попросить Александра, чтобы приехал. Потом, когда на вакации отпустят. Василиса облизала пересохшие губы. Больше отдавать нельзя, иначе она сляжет на пару дней с переутомлением, а что-то подсказывало, что в нынешней ситуации слабость непозволительна. Впрочем, того, что Василиса отдала, хватит на активацию внешнего контура защиты. И Василиса подняла его. Вот так. Теперь и домой можно, только… сперва она немного отдохнет. Там, снаружи. Там солнышко, а ее, как обычно, знобит после потери силы. И есть хочется с неимоверной силой. И, кажется, Лялино сало будет весьма себе к месту. Василиса улыбнулась. Кружилась голова, а по спине текли холодные струйки пота. И, кажется, она несколько раз останавливалась. Все же следовало аккуратнее силу отдавать. Но что сделано, то сделано. Выбравшись из конюшни, Василиса вдохнула раскаленный сухой воздух. Хорошо. И потом тоже было хорошо, когда она просто сидела на постеленном Акимом покрывальце. Он и седло-то порывался снять, чтоб не на голой земле, хотя вовсе не была эта земля холодной. И от седла Василиса отказалась, а от покрывальца не стала. Она ела сало, которое согрелось и чуть подтаяло, сдобрив хлеб жиром и специями. Тот же, влажноватый, ноздреватый, но плотный, упоительно пах хлебом и чесноком, травами, которыми поливали сало. Весело хрустели огурчики. И жизнь казалась почти прекрасной. - Приятного аппетита, - раздалось вдруг. И Василиса едва не подавилась. – Прошу прощения… Демьян Еремеевич спешился и поклон отвесил. - Не хотел вас напугать. - Вы не напугали. Василиса подумала, что ныне уже она выглядит совершенно неподобающе. Костюм запылился, сапоги покрывал толстый слой грязи и подсыхающего навоза. Волосы пропитались нынешней вонью, да и… Сало опять же. - Хотите? – Василиса протянула половинку ломтя. На черном ржаном хлебе, испеченном непременно на закваске, – дрожжей Ляля принципиально не признавала – лежали полупрозрачные ломтики с розовыми мраморными прожилками мяса. - Мне как-то неудобно лишать вас обеда. - О, я уже сыта. Пожалуй. - Тогда буду рад, - он протянул седельную сумку. – С другой стороны ваша… Ляля просила передать. Очень волнуется, что вы остались без обеда. - А вы… - Я решил вас навестить. Хотел поблагодарить вас за оказанную помощь, но оказалось, что вы уехали. И Ляля не удержалась, воспользовалась столь удобным случаем. - Спасибо, - сумку Василиса приняла и подвинулась. – В таком случае прошу вас присоединиться к трапезе… Пальцы она не облизала. Сдержалась. А в сумке обнаружилось несколько глиняных горшочков. Хлеб. И козий сыр, нарезанный тончайшими полупрозрачными ломтиками. Фарфоровые тарелки, завернутые в полотенце. Столовое серебро и льняные салфетки, что уж совсем не к месту. Впрочем, у Ляли всегда имелись собственные представления об уместности.