Бухта походила на огромное зеркало. В неподвижной глади воды отражались редкие облака, дым из трубы завода. На своих отражениях стояли застывшие корабли, а на краю зеркала, опрокинувшись, повис белокаменный город. Борис Агеев стоял на носу катера, подходившего к пирсу. Он сразу заметил изменения, какие произошли за два месяца его отсутствия. Строящееся трехэтажное здание рядом с водной станцией освободилось от строительных лесов. Где-то вдали за театром появился хобот подъемного крана. На площади перед памятником героям Отечественной войны Борис на минуту остановился. Это у него в привычке с первого дня службы. Всякий раз, проходя мимо бронзовой фигуры моряка, он испытывает торжественное волнение и замедляет шаг. — Борис! Агеев! — неожиданно раздались возгласы. Моряк попал в объятия друзей, с которыми не один год прослужил на «Касатке» — подводном корабле еще довоенной постройки. Два месяца назад «Касатку» поставили к причалу у завода. Тогда же отличников боевой и политической подготовки рулевого Агеева, механика Суханова и радиста Леонидова откомандировали в спецгруппу. — Ну, как вы там, на новом месте? — расспрашивали Бориса друзья. — Эх, братцы, если бы вы посмотрели на «Ласточку»!.. — восторженно проговорил Борис. — Это не лодка, а прямо мечта. Хотите, я расскажу вам о ней? Товарищи с сожалением вздохнули: — Времени уже нет — увольнение кончается. Агеев пересек площадь, у входа в парк поравнялся с патрулем, молодцевато отдал честь. — А-а-а, спецгруппа… — тепло улыбнулся знакомый офицер, ответив на приветствие. В киоске возле гостиницы Борис купил папирос и остановился, раздумывая, куда идти. Он был почти уверен, что Вера не ждет его. «Кто я для нее? Случайный знакомый, о котором она, может быть, давно забыла», — подумал он. Но для него Вера была самым дорогим человеком в городе, и минутное раздумье только еще больше разожгло в нем желание скорее увидеть ее. …Он влюбился в нее сразу, с первого взгляда и хранит это чувство, как самую светлую радость. Это было в начале лета на выпускном вечере в школе. Моряки поздравили выпускников, выступили с концертом художественной самодеятельности. Затем были танцы. Агеев стоял рядом с девушкой в голубом платье, с красивым бантом, искусно вплетенным в волосы. Глаза этой девушки, большие, голубые, притягивали к себе, Борис залюбовался ею. — Чего же мы стоим? Пойдемте танцевать, — с юной простотой, без тени смущения сказала она. Во время танца они познакомились. Ее звали Верой. — А почему вы не в школьной форме, как остальные выпускницы? — спросил Борис. Вера улыбнулась одними глазами. — Я уже старая. В прошлом году окончила десятилетку. На вечер пришла с подругой. Она как-то доверчиво посмотрела ему в глаза и неожиданно сказала: — Знаешь что, я не привыкла, чтобы меня называли на «вы». Говори мне лучше «ты», тем более, что я моложе тебя. Потом они шли по городу, залитому электрическим светом. — Я живу почти в конце проспекта. Проводишь меня? — попросила Вера. Борис никак не мог примениться к ее обращению. Девушка поражала своей непосредственностью и простотой. «Так говорят обычно с людьми, которых давно знают», — думал Агеев. Вера жила в старом двухэтажном доме, стоявшем в глубине двора. — Вот наша квартира, на втором этаже, — указала Вера. — Видишь левее лестничной клетки два окна? Вдоль всего дома на втором этаже шла открытая веранда. Возле одного столба веранды Борис увидел силуэт человека. Вера торопливо попрощалась и поднялась на веранду. Мужчина, стоявший у столба, поспешно шагнул к ней навстречу. * * * В следующее воскресенье Борис пошел к Вере. Сдерживая шаг, он впервые поднялся по лестнице дома, в котором жила она. Дверь оказалась закрытой. У главстаршины мгновенно исчезло радостное настроение. Сколько дней дожидался этой минуты, и все напрасно. Что-то толкнуло его заглянуть в окно. Он осторожно подошел и увидел в комнате Веру. Девушка сидела за столом перед маленьким приемником и что-то торопливо записывала на листке бумаги. До слуха Агеева донеслись слабые звуки морзянки. Вера была увлечена занятием, лицо ее раскраснелось, левой рукой она то и дело поправляла падавший на лоб локон. Борис постучал по стеклу, Вера вздрогнула. — A-а, Борис, заходи. Дверь не заперта. Только нажми сильнее, она у нас туго открывается, — смущенно проговорила она, подбежав к окну. Когда Борис вошел в комнату, приемник уже был выключен. Вера собирала исписанные цифрами листки. — ДОСААФ проводит областное соревнование радиолюбителей, — объяснила она и прибавила с гордостью: — я занимаюсь радиоспортом. А ты? Вера лукаво и вместе с тем выжидающе посмотрела в глаза Агеева. — Радио не моя стихия. Я рулевой, романтик моря, — ответил Борис и сам удивился, до чего получилось картинно. Вера опустила ресницы и, словно вызывая главстаршину на разговор, задумчиво произнесла: — Море. Что в нем хорошего? Эх, если бы мог Борис рассказать ей все то, что знает о море! О лодке, походах, учениях! Наверное, тогда и она полюбила бы море. — У меня есть билеты в кино, — предложил он. — Пойдем? Вера с той непосредственностью, которая поражала Агеева, запрыгала по комнате. — С удовольствием. Ты подожди, я переоденусь. Найди пока хорошую музыку. Она включила приемник и ушла в спальню. Борис покрутил ручку настройки приемника. В мелодию музыки ворвались звуки морзянки. «Жаль, не умею читать, — с завистью подумал Борис. — Вера, вон, научилась…». Девушка вышла из спальни, одетая в голубое платье — то самое, в котором она была тогда на выпускном вечере, и которое очень шло ей. Она остановилась перед зеркалом, поправила прическу и, обернувшись, обожгла моряка взглядом: — Я готова. — Какая ты красивая! — восторженно сказал Борис и не удержался, потрогал ее шелковистые локоны. Вера в зеркало увидела, как Борис только что рассматривал радиотелеграфный ключ. — Интересуешься? — полюбопытствовала она. — Тебе, человеку военному, надо уметь этим пользоваться. Хочешь, я покажу, как работают на ключе? Вот так, — и Вера стала ловко выстукивать какие-то сигналы. — Ну, пойдем, — сказала она, отходя от ключа. — Не опоздаем? * * * После кино возвращались домой. Вера беспокоилась: — Мама, наверное, уже пришла, хватилась меня. Она привыкла, что я не отлучаюсь надолго. На углу проспекта и площади поравнялись с городской фотографией. Вера лукаво улыбнулась: