– Уверена: эта старая дура миссис Лич – или миссис Хэтчер, да неважно кто, – опять послала опросники в индейские резервации, – хмыкнула Люси. – А я же ее предупреждала: не делайте так! Одному богу известно, чем они там пользуются. – Мхом, – уверенно отозвалась Милли. Это было уже не в первый раз, когда на Западе допустили серьезную ошибку. Она еще раз перебрала стопку опросников. – Нам придется провести опрос заново. Клиент нас по головке не погладит. Все наши данные можно выбросить в мусорку, и я даже не хочу думать про сроки сдачи. Мэриен взглянула на офисные часы. Скоро обеденный перерыв. Она нарисовала череду лун в разных фазах: несколько лунных серпов, несколько полных дисков, потом несколько лунных серпов, обращенных в другую сторону, а потом ничего – новолуние. Для красоты в одном лунном серпе она пририсовала звездочку. Она установила точное время на наручных часиках, которые отставали от офисных всего на две минуты, и завела их – Питер подарил ей эти часы на день рождения. Потом напечатала очередной вопрос. Она проголодалась и подумала почему – уж не потому ли, что пришло время обеда? Она встала из-за стола, пару раз крутанула свое офисное кресло, чтобы поднять сиденье повыше, снова села и напечатала еще один вопрос; она устала, жутко устала манипулировать словами. Наконец, уже не в силах высидеть за столом перед пишущей машинкой ни минутой больше, она громко объявила: – Давайте сходим пообедаем. – Ну… – с сомнением протянула Милли, взглянув на часы. Она все еще тешила себя иллюзорной надеждой исправить ситуацию с заваленным опросом на Западе. – Да, давай, – согласилась Люси. – А то я свихнусь. Мне надо срочно выйти на воздух. – Она двинулась к вешалке. Эмми пошла следом. Милли, заметив, что остальные уже одеваются, неохотно отложила стопку опросников. На улице дул холодный ветер. Девушки подняли воротники и плотно запахнули пальто на груди, прижав к шее руки в перчатках. Они торопливо шагали двумя парами мимо других спешащих на обед офисных работников; их каблучки звонко цокали по голому тротуару: снег еще не выпал. Сегодня им пришлось идти дольше обычного: Люси предложила сходить в более дорогой ресторан, чем та забегаловка, куда они обычно ходили, и ощущая острый голод, вызванный проблемой неудачного опроса, все согласились. – О-о-о-о! – взвыла Эмми под порывами кусачего ветра. – Я не переношу такую погоду. У меня кожа сохнет и шелушится! – Но в дождь у нее болели ноги, а на ярком солнце слезились глаза или кружилась голова и вылезали веснушки. В спокойную погоду, теплую и пасмурную, ее мучили приливы крови к лицу и кашель. – Самое лучшее средство – кольдкрем, – со знанием дела сообщила Милли. – У моей бабули тоже была сухая кожа, и это ее спасало. – Но я слыхала, от него вылезают прыщи, – пожаловалась Эмми. Ресторан был оформлен в претенциозном стиле тюдоровской Англии – с мягкими кожаными стульями и открытыми потолочными балками. После недолгого ожидания в дверях они в сопровождении девушки-администратора в черном шелковом костюме прошли к свободному столику. Сняв пальто, расселись. Мэриен заметила, что на Люси новое платье – строгое, темно-лиловое, из плотного трикотажа, с яркой серебряной заколкой у выреза. Так вот почему ей захотелось сегодня прийти сюда, поняла Мэриен. Внимательные глаза Люси скользили из-под длинных ресниц по сидящим за соседними столиками – в большинстве это были бизнесмены с безучастными лицами, которые жадно поглощали еду и торопливо ее запивали, чтобы как можно скорее покончить с обеденным перерывом и вернуться в свои офисы, заработать еще немного денег, побыстрее дотянуть до конца рабочего дня и разъехаться по домам, к женам и детям, к семейным ужинам, и как можно быстрее разделаться со всем этим тоже. Глаза Люси накрасила лиловыми тенями, в тон платью, на губах была светло-лиловая помада. Элегантна, как всегда. В последние два месяца Люси посещала все более дорогие места (Мэриен недоумевала, как она могла себе это позволить). Она прокладывала себе путь и появлялась, точно переливающаяся всеми цветами радуги блесна с десятком крючков, в столь же блестящих заведениях подобные этому – фешенебельных ресторанах и коктейль-барах, обставленных горшками с рододендронами, куда, как можно ожидать, забредают многообещающие мужчины, хищные, как щуки, но с большим матримониальным потенциалом. Правда, подходящие особи не клевали, уплывали охотиться в другие места или же попадались на совсем другие приманки – неприметную пластиковую побрякушку, простенькую латунную безделушку или же на еще более богато украшенную блесну, тягаться с которой Люси уже не могла. В этом ресторане и в других таких же не было смысла рисоваться в роскошных платьях и строить глазки стайкам клоунов, которым не было никакого дела до лиловых красоток. Подошла официантка. Милли заказала пирог с говядиной и почками – нормальный сытный обед. Эмми заказала салат с творожным сыром, который собиралась запить таблетками – розовой, белой и оранжевой, – выложенными на столе рядом со стаканом воды. Люси суетилась, пыхтела, несколько раз меняла решение и наконец заказала омлет. А Мэриен удивила себя. В офисе она не могла дождаться обеда, была готова слопать три порции, а теперь вдруг чувство голода прошло. И она взяла себе простой сэндвич с сыром. – Как Питер? – поинтересовалась Люси. До этого она поковыряла вилкой свой омлет и посетовала, что он как резиновый. Ее заинтересовал Питер. Он в последнее время привык звонить Мэриен в офис, рассказывал, что успел сделать за день и какие у него планы на вечер, а если Мэриен не оказывалось на месте, то оставлял ей сообщения через Люси, потому что у Люси и Мэриен был общий номер. Люси говорила, что он ужасно вежливый и что у него интригующий голос. Мэриен наблюдала, как Милли поглощает свой мясной пирог: она ела, методично отправляя в рот кусок за куском, как будто складывала вещи в чемодан. Наверное, покончив с пирогом, она скажет – или должна сказать: «Ну вот, все аккуратно уложено», – и закроет рот, как крышку чемодана. – Он в порядке, – коротко ответила Мэриен. Они с Питером договорились, что она пока не станет рассказывать коллегам об их решении. Вот она все тянула и тянула, день за днем, но теперь Люси, задав вопрос, словно дернула ее за язык: ей захотелось огорошить их новостью – и она не смогла удержаться. Пусть, рассудила она, девчонки поймут, что в жизни еще есть на что надеяться. – Мне надо вам кое-что сказать, – произнесла она. – Но пока что об этом лучше никому не знать. Мэриен дождалась, когда три пары глаз оторвутся от тарелок и сосредоточатся на ней, и объявила: – Мы помолвлены. Она широко улыбнулась и заметила, как поменялось выражение их глаз: любопытство сменилось смятением. Люси выронила вилку и выдохнула: – Нет! – И поспешно добавила: – Это просто чудесно! Милли: – О! Просто здорово! Эмми торопливо проглотила очередную таблетку. Потом посыпались возбужденные вопросы, на которые Мэриен спокойно отвечала, выдавая им кусочки информации, как детям раздают конфетки: понемногу, не все сразу, иначе девицам станет плохо. Радостное ликование, которое, как она полагала, должно было вызвать ее объявление, оказалось, во всяком случае для нее, недолгим. Как только прошел первый шок, разговор снова стал отвлеченным и безличным, как вопросы в маркетинговом опроснике: их интересовали подробности свадьбы, будущее жилье, посуда, что им подарят, что она наденет. Наконец Люси спросила: – Мне всегда казалось, что он убежденный холостяк – ты сама так говорила. И как же тебе удалось его заарканить? Мэриен перевела взгляд от внезапно ставших несчастными лиц коллег, с нетерпением ждавших ее ответа, на сложенные крест-накрест в тарелках ножи и вилки. – Честно говоря, сама не знаю, – проговорила она, стараясь надлежащим образом изобразить скромную невесту. Она и правда не знала. Она уже пожалела, что разоткровенничалась, эффектно доложив им о свершившемся факте, но не подумав о его убедительном обосновании. Почти сразу же после того, как они вернулись с обеда, позвонил Питер. Люси передала трубку Мэриен, шепнув: – Твой! – немного оробев от присутствия на другом конце провода настоящего будущего жениха. Заговорив в трубку, Мэриен почувствовала, как зашевелился воздух от поворота трех светловолосых голов и от навострившихся трех пар ушей. Питер был, как всегда, лаконичен. – Привет, милая! Как ты? Слушай, сегодня я не смогу. Неожиданно поступило дело, довольно крупное, мне надо над ним поработать. Он говорил таким тоном, словно обвинял ее в том, что она мешает ему работать, и ее это покоробило. Она вообще не планировала увидеться с ним посреди недели, но он сам ей позвонил накануне и предложил поужинать, и она намеревалась провести с ним сегодняшний вечер. – Нестрашно, дорогой, – ответила Мэриен довольно резко. – Но было бы неплохо, если бы я узнавала об изменившихся планах не в последнюю минуту. – Я же сказал: дело пришло неожиданно, – раздраженно заметил Питер. – Ну, не надо так кипятиться! – Я не кипячусь, – злобно отрезал он. – Ты же знаешь, я очень хочу тебя увидеть, но и ты должна понять… – И далее весь их разговор свелся к взаимным уступкам и извинениям. «Надо учиться достигать компромисса, – подумала Мэриен, – и прямо сейчас, не откладывая». И сделала шаг в этом направлении: – Тогда завтра? – Послушай, милая, я, правда, пока не знаю. Сама понимаешь, все будет зависеть от того, как пойдет дело. Я дам тебе знать, ладно? Произнеся «пока!» сладким голосом для любопытных ушей и положив трубку, Мэриен почувствовала ужасную усталость. Надо бы последить за своим языком в разговорах с Питером и обходиться с ним более бережно, на работе у него сейчас явно напряженно… – Что-то я становлюсь бесчувственной, – упрекнула она себя, повернувшись к пишущей машинке. Закончив составлять опросник о бритвенных лезвиях, она перешла к другому проекту: нужно было написать инструкции для тестирования нового продукта – сухого собачьего корма, и тут телефон снова зазвонил. Это был Джо Бейтс. Мэриен подсознательно ждала его звонка. Она поприветствовала Джо с наигранным энтузиазмом: в последнее время она беспардонно уклонялась от обязательств перед подругой, не принимая приглашений прийти к Бейтсам на ужин, хотя Клара очень хотела ее видеть. Ее беременность затянулась сначала на неделю дольше положенного, потом на две, и Клара жаловалась по телефону, что постепенно превращается в гигантский тыквообразный плод. – Я едва могу встать, – хныкала она. Но Мэриен просто не могла посвятить еще один вечер разглядыванию вздувшегося живота Клары и обсуждению загадочных внутренних процессов. В прошлый раз в попытке разрядить обстановку она пыталась весело отшутиться явно невеселыми шутками: «Может, у младенца три головы!» или «А может, там у тебя и не ребенок вовсе, а какой-то паразитический нарост, вроде древесного гриба, или пупочной бородавки, или гигантской мозоли…» После того вечера она сочла, что ее визиты наносят Кларе моральный урон, и решила вообще к ней не ходить. И в порыве заботливости, вызванной чувством вины, в тот раз взяла с Джо обещание, что он сразу ей сообщит, если будут какие-то новости, и даже героически предложила посидеть с остальными детьми в случае необходимости; и теперь в трубке звучал его бодрый голос: – Слава богу, все позади. Это тоже девочка, десять фунтов семь унций[9], я ее отвез в больницу сегодня в два часа ночи. Мы боялись, что она родит прямо в такси. – Это просто замечательно! – воскликнула Мэриен и добавила несколько стандартных для такой ситуации вопросов и поздравлений. Она узнала у Джо номер палаты и время посещений и записала все это в блокнотике. – Передай, что я заеду к ней завтра. Она подумала, что теперь, когда Клара наконец-то сдулась до своего нормального размера, с ней легко можно поболтать, и ей больше не будет казаться, что она обращается к раздувшейся горе плоти с крошечной головкой; к муравьиной матке, на которой лежит тяжкое бремя всего муравьиного сообщества; к получеловеческому существу, в котором, как ей иногда чудилось, таится ватага разных людей, совершенно ей незнакомых. Она решила, под влиянием мимолетного чувства, купить ей букет роз – в знак возвращения настоящей Клары, снова вступившей в безраздельное владение своим хрупким телом. Мэриен вернула телефонную трубку на место и откинулась на спинку кресла. Секундная стрелка настенных часов медленно бежала по кругу под стрекот пишущих машинок и цокот каблуков. Она ощущала, как время кружит незаметно вокруг нее, вокруг ее ног, вокруг ее тела, поднимает его из офисного кресла и несет медленно и неумолимо с неотвратимостью стекающего вниз по горному склону ручья к уже не столь далекому дню, который они вместе выбрали, – в конце марта? – когда закончится нынешняя фаза ее жизни и начнется новая. Где-то кто-то согласовывал все необходимые процедуры: родственники энергично договаривались заняться то тем, то другим, так что ей не о чем было беспокоиться. Она отдалась во власть потока, она доверилась ему, зная, что он вынесет ее куда нужно. Теперь надо было только пережить тот важный день, это будет веха, которую надо установить на берегу, или дерево, не слишком отличное от прочих, кроме того, что оно будет поставлено в определенном месте, не ближе и не дальше, с той лишь целью, чтобы отмерить пройденную дистанцию. Ей хотелось миновать это дерево как можно скорее. И чтобы убыстрить бег секундной стрелки, она допечатала до конца опросник о сухом собачьем корме. К концу дня миссис Боге́ вылезла из своей стеклянной норки. Вздернутые вверх брови и все ее лицо изображали крайнюю степень ужаса, но взгляд, как обычно, был совершенно спокоен. – Боже ты мой! – обратилась она ко всем присутствующим – в этом заключалась ее принципиальная политика управления коллективом в периоды несерьезных производственных кризисов. – Ну и денек! У нас не только проблемы на Западе, но и новые неприятности с этим ужасным «любителем женского белья»! – Опять этот мерзкий тип! – воскликнула Люси, с отвращением наморщив свой напудренный носик. – Да, – подтвердила миссис Боге́. – И это удручает. Она сжала ладони вместе и потрясла ими в воздухе, изобразив женское отчаяние. Сама-то она явно не была удручена. – Похоже, он теперь стал действовать в пригородах, а именно – в Этобико[10]. Мне сегодня оттуда звонили две дамы и жаловались. Он, вероятно, обычный и даже приятный человек, совершенно безвредный, но для репутации компании это очень плохо. – А что он делает? – спросила Мэриен. Она раньше никогда не слышала про «любителя женского белья». – Он из тех, кто названивает женщинам по телефону и говорит всякие гадости, – сообщила Люси. – Он и в прошлом году так делал. – Беда в том, – скорбно продолжала миссис Боге́, все еще сжимая руки перед собой, – что он представляется им сотрудником нашей компании. Как я слышала, у него располагающий голос. Очень официальный. Он говорит, что проводит опрос о нижнем белье, и я так думаю, что первые вопросы, которые он задает, звучат весьма правдоподобно. Называет бренды, виды белья, размеры и тому подобное. А потом начинает задавать все более интимные вопросы, женщинам это не нравится, и они бросают трубку. Ну и, конечно, они звонят нам с жалобами и даже обвиняют нас в предосудительном поведении, прежде чем я успеваю заверить их, что он у нас не работает и что интервьюеры нашей компании никогда не задают непристойных вопросов. Надо бы этого пакостника поймать и потребовать, чтобы он прекратил свои звонки, но его, разумеется, очень трудно отследить. – Интересно, зачем он этим занимается? – подумала вслух Мэриен. – Наверное, он сексуальный маньяк, – предположила Люси, нервно передернув лиловыми плечиками. Миссис Боге́ нахмурилась и покачала головой. – Но все говорят, что он очень милый. Вполне нормальный, даже интеллигентный. Не то что те жуткие типы, которые звонят и дышат в трубку. – А может быть, это только доказывает, что среди сексуальных маньяков попадаются нормальные милые люди, – шепнула Мэриен Люси, когда миссис Боге́ вернулась к себе в закуток.