Джордж прыгает обратно в бассейн, и я смотрю, как они с Брэдом ныряют, чтобы украдкой поцеловаться. Еще я вижу Хадсона, он тоже смотрит на них, а затем переводит взгляд на меня. Он пытается улыбнуться, но выглядит каким-то испуганным. Я изучаю свои ногти. Лак, которым я покрасил их для цветовых войн, облупился. Надо нанести новый слой. Я ныряю в бассейн. * * * Мало кто из нас действительно наслаждается походами на каноэ. Они похожи скорее на работу, а не на развлечение. После обеда мы все идем к лодочной станции, садимся в лодки и гребем вверх по реке в течение где-то часа к небольшому острову, на котором ставим палатки, и живем в них с двумя ночевками, прежде чем пуститься в обратный путь. Гребля, разжигание костра, установка палаток, готовка (с грехом пополам). Это курс по выживанию, а не приятное времяпрепровождение. Может, Джоан считает, что это сослужит нам хорошую службу, если мы сбежим и будем прятаться в лесу, а сбегать нам придется от конверсионного лагеря или же такого гетеросексуального общества, где подобные лагеря обязательны. А может, ей просто хочется отдохнуть на выходных – в походы она с нами не ходит. Руководитель походов у нас Конни, она призывает нас петь (Марк нехотя присоединяется к нам, а Кристал играет на гитаре), учит ставить палатки, рыть углубления для костров. Карл водит всех в лес искать подножный корм – ягоды и грибы. Мы плаваем в реке. Все это ОЧЕНЬ грязные занятия. И не в веселом смысле слова. Ну… жизнь в палатках в отсутствие вожатых делает их грязными и в веселом смысле, но это при условии, что ты делишь палатку с подходящим человеком, а я не могу похвастаться этим. Конни говорит, что выходные в лесу передают самую суть лагеря. Я же считаю, что суть лагеря – это возможность быть рядом с лесом, чтобы наслаждаться им, но не жить в нем. – Мне не нравятся эти облака, – тревожится Эшли, когда мы гребем к острову. В каждой лодке по три человека, так что, вполне естественно, Джордж, Эшли и я плывем вместе. Джордж рулит сзади, а я сижу впереди. Смотрю на облака, о которых говорит Эшли, и мне они тоже не нравятся. Они большие и низкие, и конца им не видно. – А я-то думал, мы сыты дождем по горло. – Джордж прихлопывает комара, сидящего у него на шее. – Мне кажется, мы плывем за ним, – полагает Эшли. – Это тот же самый дождь. Мы стонем в унисон. Только одним прежним летом мы попали во время похода на каноэ под дождь, но он основательно испортил нам все дело. Ненадежный навес над огнем, позволяющий дыму проникать повсюду, никаких вылазок в лес, никаких ягод и грибов, никакого плавания. Мы сидели в палатках или давились дымом, пытаясь спеть под руководством кашляющей Кристал The Rainbow Connection. По крайней мере, так было в прошлый раз. – Конни! – кричу я. Она плывет в каноэ с двенадцатилетними ребятами, управляясь с ним практически в одиночку, и находится в пределах слышимости. Конни идет в хвосте, а Ребекка, Тина и Лиза наперегонки гребут к острову. – В чем дело, Дал? – улыбаясь, кричит мне в ответ Конни. И я понимаю, что немного скучал по ней всю прошедшую неделю. С ней было хорошо ходить в походы, она подбадривала меня, когда я бегал по полосе препятствий. – Теперь я снова Рэнди. – Я понимаю, что ни разу не говорил с ней с тех пор, как перестал посещать ее занятия. – Вас тоже беспокоят эти облака? Она смотрит вверх и поджимает губы. – Должно обойтись. Может, ночью будет немного сыро, но к утру все образуется. – Она кивает, глядя на облака, словно урезонивает их. И, как это ни странно, я начинаю чувствовать себя лучше. – Вот как-то так, – говорю я. – Надеюсь, серебряные медали положительно сказались на ее способности к ясновидению, – ехидничает Эшли. – Лапонька, если я и доверяю кому-то в лагере в том, что касается погоды, так это ей. А еще, может быть, Карлу, – заверяю ее я, оглядываясь и обнаруживая, что его каноэ идет немного впереди нашего. Он тоже смотрит в небо. Перевожу взгляд обратно на Конни. Она все еще делает то же самое. – Дорогая, я думаю, они тоже волнуются. Двадцать пять Дождь начинает идти в тот момент, когда мы причаливаем к острову. К счастью, поначалу он всего лишь моросит, но пока ребята вытаскивают лодки, быстро усиливается. – Змея! – взвизгивает один из мальчиков из каноэ Конни, стремительно выскакивая на сушу. Конни обращается к нам: – Несите на берег свои вещи, возьмите каждый свою палатку и установите ее. Карл, помоги мне натянуть брезент, и мы попробуем разжечь костер! – Позови на помощь Тину и Лизу, – отзывается Карл. – А я наберу веток для костра, пока они не совсем намокли. Конни кивает и подзывает к себе двух девочек. Они достают из одной из лодок брезент, а все остальные выстраиваются перед Марком и Кристал, у которых наши палатки. – Дал! – взывает голос позади меня. И я не хочу оборачиваться, но знаю: это надо сделать. Джордж и Эшли с сочувствием смотрят на меня, а потом отворачиваются. – Дал, наша палатка у меня. Хадсон подбегает ко мне с палаткой в руках. Я смотрю на него. Он улыбается. Я тоже хочу улыбнуться, но потом вспоминаю все, и у меня это не получается. – О’кей, – говорю я. – Может, поставим вот здесь. – Он показывает на место неподалеку от тропинки. – Конечно, – отвечаю я без особого энтузиазма. Я иду за ним, он разворачивает палатку и начинает вгонять колышки в землю, а я развязываю веревки, которыми она связана. – Ну, я рад, что ты не стал меняться. Знаю, ты хотел. Но хорошо, что ты не сделал этого. Надеюсь, мы сможем поговорить. Я молчу. Расправляю веревки, а затем протаскиваю их через палатку, что непросто, но Хадсон принимается за них с другой стороны, и мы быстро справляемся с этим делом. – Значит, не хочешь разговаривать? – похоже, злится Хадсон. – Все эти твои выходки, вся эта ложь, а теперь делаешь вид, что ничего такого не было? – Ты тоже лгал, Хал. Он кивает, а затем начинает ставить палатку. – Я думал об этом. Действительно, много думал. Но ты знал, что я лгу. И, должно быть, смеялся надо мной. Я не отвечаю ему. Дождь становится сильней. Хадсон вгоняет колышки глубже со своей стороны, я делаю то же самое с помощью камня – с другой. – Разве не так? – Не так. Я не считал это смешным. – Твои друзья смеялись. Хадсон расстегивает молнию на палатке и бросает в нее свой рюкзак, я бросаю свой, а затем мы оба пытаемся одновременно залезть в нее, сталкиваясь плечами. Я отступаю в сторону и даю ему возможность забраться в палатку первым. Что он и делает. Это совсем не плохая палатка. В ней гораздо больше места, чем нужно двоим. Здесь есть сетчатые вставки для вентиляции, и Хадсон застегивает их наполовину, чтобы в палатку не проникал дождь. Я разворачиваю свой спальный мешок, проверяя, сухой ли он. Он сухой. Хорошо, что в этом году я взял новый прикольный спальник, а не мягкий розовый, как обычно. Вздыхаю и ложусь на него. Теперь дождь так громко стучит по крыше палатки, что никакие другие внешние звуки сюда не доносятся. – Так тебе было смешно? – Хадсон разворачивает свой мешок на другой стороне палатки. – Нет, – мотаю я головой. – Это казалось мне милым. – Опять вздыхаю и ложусь на бок спиной к нему. – Вот почему я не хотел жить с тобой в одной палатке. Не хочу с тобой ссориться. Я все понял. Я был неправ, лгал и все такое прочее, я обманул тебя. Я ужасный человек. Я чокнутый. Я все понял. Ты злишься. Прекрасно. Давай лучше помолчим. – Мы не сможем все время молчать, – возражает он таким тоном, которого я не ожидал снова услышать и который немедленно заставляет мои нервные окончания встрепенуться. Поворачиваюсь к нему лицом и сажусь. Он улыбается игриво. – О. Так вот оно что. Собираешься вознаградить меня за успешный маскарад кувырканьем в спальных мешках? Или хочешь таким образом попросить прощения? Он выглядит смущенным. – Нет, послушай, Дал – прости, Рэнди. Это вышло у меня случайно. – Давай просто помолчим, – повторяю я. Снова ложусь и отворачиваюсь от него. – Эй, все вы! – доносится до нас сквозь пелену дождя крик Конни. – Нам нужна помощь в разжигании костра, будем рады, если кто захочет выбраться из палаток под навес. Жду и смотрю, а пойдет ли он. Если пойдет, я останусь. Если останется, я пойду. Он не двигается, но потом мы одновременно поднимаемся. – Ты хочешь помочь разжечь костер? – удивляется Хадсон. Я щурю глаза. Мы ходили с ним в одни и те же походы, занимались одним и тем же под руководством Конни, но теперь, когда он знает, что я – театральный ребенок, то я для него всего лишь боящаяся дикой природы принцесса. И не поймите меня неправильно, я могу быть замечательной принцессой – я отлично выгляжу в тиаре, – но я умею делать все, что умеет делать он, и при этом оставаться принцессой. – А ты что, думаешь, я не знаю, как это делается? – Нет, – быстро отвечает Хадсон. – Пойдем поможем. Я выхожу за ним под дождь, который с каждой минутой усиливается. Скоро мир вокруг станет невидимым. Мы пробираемся по, к счастью, лишь немного пачкающей земле туда, где между деревьями натянут ярко-желтый брезент. Он большой, но все же недостаточный для того, чтобы укрыть от дождя всех, кто соберется около огня. Почва здесь песчаная, усеянная камнями, а брезент, похоже, натянули быстро, и он не успел промокнуть. Карл находится в середине сухого пятачка – выкладывает камни вокруг небольшой ямы. Рядом с ним – сухая и сохнущая древесина. Остальные стоят и смотрят на него, но кажется, большинство ребят предпочли остаться в палатках. – Нам нужно еще камней! – кричит Карл. И я бегу под дождь, прочь от Хадсона, чтобы найти эти самые камни. Моя одежда быстро промокает, ботинки становятся холодными и расхлябанными. Земля здесь – сплошная грязь, и, должен признать, я недостаточно осмотрителен. Из-за дождя все перед глазами расплывается, и я чувствую, что земля пытается засосать мои ботинки, и, шагая вперед, стараюсь поднимать ноги как можно выше… а затем с таким же усилием опускаю их. Может, я делаю так потому, что это помогает, если ты злишься. А я злюсь. Злюсь на Хадсона за его слова, злюсь на себя за мой идиотский план, злюсь на погоду за дождь, на весь мир, потому что нам приходится жить в одной палатке, и опять на Хадсона за его странный легкий флирт. К чему это было? И, может, потому, что я так охвачен злостью, я теряю осторожность и соскальзываю в канаву. Канава неглубокая, но края у нее скользкие и грязные, и, очутившись на дне, я спотыкаюсь о корень и падаю. Я не слышу ни треска, ни щелчка, но что можно услышать под таким ливнем? Знаю лишь, что мне больно. Очень. Мои слезы перемешиваются с льющимся дождем. Сажусь и пытаюсь встать, но тут так скользко, и нагрузка на поврежденную ногу причиняет мне сильную, пронзительную боль. И я понимаю, что очутился в безвыходном положении. – Помогите! – кричу я. Но из-за дождя мне опять ничего не слышно. И я сомневаюсь, что кто-то слышит меня. Так я и умру под дождем, в канаве. Хадсон вернется в палатку, меня там не окажется, и он решит, что я потеснил обитателей какой-нибудь другой палатки, а может, ему будет все равно и он обрадуется, что я ушел, и никто не скажет Конни, что я потерялся, и я просижу здесь под дождем всю ночь, утопая в грязи и умирая от переохлаждения. И я уже чувствую, что весь дрожу. – Помогите! – пробую я еще раз. – Привет? – доносится до меня чей-то голос сквозь дождь. – Да! Привет! Я споткнулся и упал. Пожалуйста, помоги мне добраться до моего лагеря, – прошу я, пытаясь убрать воду из глаз, чтобы разглядеть, кто передо мной. – Осторожно, здесь яма.