Вскоре я ее отпустила и указала на шарик. – Где тебе удалось раздобыть такую шикарную вещь? Дарси молчала, и когда я подняла на нее взгляд, ожидая ответа, то увидела, что по ее лицу текут слезы. – Что случилось? – спросила я. – Что случилось? – спросила бабушка, распахивая дверь в комнату. Она в ужасе смотрела на Дарси. – Я просто… Я так соскучилась! – всхлипнула Дарси. – О, ты моя дорогая! – сказала бабушка, прижимая Дарси к своей груди и мягко похлопывая ее по спине. Вот если бы она и меня так успокаивала, когда я в печали. – Давайте-ка пойдем к остальным, – сказала я, и мы отправились в переднюю гостиную, а шарик, который я тащила за собой, зацепился за дверной проем. – Может, мы, наконец, зажжем свечи? А то мне пока пришлось их задуть, – сказала Диана, доставая из кармана зажигалку и поджигая фитильки. – Откуда она у тебя взялась? – спросила Мэгги, так дергая головой, что при движении вправо ее парик съезжал влево. – Это Кадижа… у меня в сумке забыла, с днеееем рождееееенья… – завела Диана, с тревогой поглядывая на мать, также не сводившую с нее глаз, и ни одна из них больше не проронила ни слова. Я посмотрела на торт и задула свечи. – Загадала желание? – тихо спросила моя мама срывающимся на середине реплики голосом. – Нет. Зачем? – сказала я, не отводя взгляда от торта. – Я с детства не верю в исполнение желаний. Бабушка убежала в кухню за своими лучшими фарфоровыми тарелками («Это из-за того, что у нас белый гость», – вздохнула Мэгги), а Диана принялась резать торт. – Помолимся? – спросила Мэгги, указывая на торт. Диана посмотрела на меня. – Кстати, ты не откроешь подарок? – поинтересовалась Мэгги, кивая на подарочный пакет. Я взяла его и достала оттуда маленький сверток. – Там ничего такого, просто лавандовое масло из «Holland amp; Barrett». Подумала, что можешь побрызгать в комнате, чтобы расслабиться, – с улыбкой сказала она. – Спасибо, – ответила я, убирая сверток обратно в пакет. – Может, прогуляемся? Или в саду посидим? – предложила я Дарси, привязывая к запястью веревочку от шарика. – У нас не было возможности пообщаться, – тихо вмешалась в разговор моя мама. – И толком познакомиться с твоей подругой. Она посмотрела на Дарси, улыбнулась, потом снова опустила взгляд. – Я Дарси. Мы с Квини уже три года вместе работаем, да? Она составляет программу, а я – фоторедактор. – О, славно. А чем занимается фоторедактор? – Обычно, когда мы выпускаем статью, в журнале или блоге, моя задача – подобрать к ней фото, проверить, можно ли его публиковать, ну и все такое. – Ну и работа! Я бы не справилась, – отозвалась мама. – Справилась бы, мам, – сказала я, пробуя в деле недавно обретенную готовность ее простить. – Ты бы с чем угодно справилась. – Неправда, Квини, – ответила мама, глядя на свои руки и улыбаясь. – Я не такая, как ты. – Я хотела вас спросить, Сильвия, – оживилась Дарси. – Почему вы назвали Квини… Квини? – Все просто, Дарси, – мама посмотрела на нас и поудобнее уселась в кресло. Она была такая миниатюрная, что почти провалилась в него целиком. – В детстве я постоянно воображала себя принцессой. Звучит глупо, но дело в том, что комната Мэгги располагалась прямо возле спальни родителей, чтобы за ней присматривать, а моя была на самом верху, под самым чердаком. Это было в большом красивом викторианском доме, который мой дед купил, когда только приехал сюда. – Мансарда с привидениями, – объяснила я Дарси. – Единственным привидением там был мой отец, поминутно охавший из-за коммунальных счетов, – засмеялась мама. – Мы были первыми черными, поселившимися на этой улице. Папа работал буквально день и ночь, чтобы его оплатить. Извините, я что-то отвлеклась от темы. Мама снова посмотрела на свои руки. – Я часто выглядывала из окна и представляла, что кто-то явится и спасет меня, – она сделала паузу и подняла на нас сияющие глаза. – Став подростком, я уже перестала выглядывать в окно и фантазировать, но все равно сходила с ума по принцессам. Во всех сказках, которые я читала, принцессы были прекрасными, идеальными созданиями, такими нежными и хрупкими, и, в общем, когда я встретила отца Квини, он был моим принцем. – Мам, – вмешалась я. – Он же был женат. – Но в то время я об этом не знала. И по моим преставлениям, он явился меня спасти. Он был так красив, с восхитительной темной кожей. Он так мне нравился! Он был весь в музыке, у него была фонотека, он водил меня на концерты! И еще у него был золотой зуб, который сверкал каждый раз, когда он улыбался. Он был само очарование. – Чтоб ты понимала, Дарси, в нем ноль очарования. Они обе не обратили внимания на мою ремарку, полностью увлеченные рассказом. – …а потом я забеременела и поняла: вот оно, вот это и случилось. Вот она, та принцесса, о которой я так мечтала. Я решила, что так ее и назову – Принцесс. Мне даже в голову не пришло, что имя будет излишне претенциозным. – А мне бы пришло, – сказала я. – Тебя хотя бы Дианой не назвали! – крикнула из прихожей моя сестра, пройдя через гостиную. – Ах да. Имя Диане придумала бабушка Квини. Она обожала королевскую семью, – мягко усмехнулась мама. – До сих пор обожает. В общем, когда моя девочка только родилась, я вложила свой палец в ее крохотную ладошку, и она открыла глаза и крепко его сжала. Я посмотрела на нее и поняла: она сильнее, чем любая из принцесс, о которых я читала. Я родила королеву. Девочку, которая вырастет сильной и смелой. Поэтому назвала ее как королеву, Квини. Как я могла быть такой эгоисткой, почему я ничего не замечала? Эта крохотная женщина, утопающая в кресле, была той же, которая воспитала меня; эта женщина так меня обожала, что до моих восьми лет мы с ней даже одевались в ансамбль, и постоянно мне говорила, что я сильная, как настоящая королева. Ее так физически и морально задавил ее мужчина, что она вообще больше не может за себя постоять. Но она – моя мама. Я посмотрела на Дарси, и у нее в глазах стояли слезы. – Ой да ладно тебе, хватит реветь, – сказала я, поднимая ее с кресла, зная, что если она расплачется, то следующей буду я. Мы с ней вышли через кухню, где Мэгги расспрашивала «Диану» про зажигалку, и пошли в сад. Через три секунды сидения на траве на нас буквально набросилась бабушка, которая принесла покрывало, переживая, как бы Дарси не испачкала свою белую юбку. – Так как ты, все-таки, держишься? – спросила Дарси, вытягивая вперед босые ноги и сминая травинки пальцами. – По-разному. Иначе пока не получается, – пожала плечами я. – Не бывает совсем хороших или совсем плохих дней. Хотя я все еще не вполне чувствую себя собой. И у меня пока не получается нормально изъясняться, извини. – Ты не обязана ничего мне объяснять. Можем поговорить о чем-нибудь другом, если хочешь, – беззаботно сказала Дарси. – Ты читала за это время что-нибудь интересное? – На самом деле, я пытаюсь объяснить самой себе, – сказала я. – Знаешь, вот тебя, например, спрашивают, как ты, по шкале от одного до десяти, где единица – это совсем плохо, а десять – абсолютный порядок? Так вот я сейчас все оцениваю по пятибалльной шкале. Как будто я живу лишь наполовину, – я говорила и теребила узелок воздушного шара на запястье. – Я живу здесь, сплю в комнате, полной распятий и Библий. Не общаюсь ни с кем, кроме членов семьи, потому что встреча с друзьями – это напоминание о том, какой я была раньше. У меня сто лет не было секса… – Что неплохо, Квини, как мне кажется. – Психотерапия утомляет. Я после нее едва тащусь на автобусную остановку. А потом сижу и бесцельно таращусь в окно. Я почти всегда проезжаю свою остановку, потому что мой мозг ничего не усваивает до следующего дня. – Но тебе же с каждым разом становится лучше? Ты ведь можешь хотя бы выплакать всю накопившуюся печаль? От этого должен быть катарсический эффект. – Какой смысл в слезах? – спросила я. – Знаешь, это самая психопатичная фраза, которую я когда-либо слышала. – Сильные черные женщины не плачут, – ответила я. Веревочка воздушного шарика соскользнула с моего запястья, и порыв ветра унес его прочь. В сад вышла Диана с двумя кусочками торта на бумажных тарелках. Очевидно, лучший фарфор в сад выносить не разрешалось. – Вот такая пустая трата денег твоей подруги, – сказала она, глядя вслед улетавшему шарику. Она подала нам тарелки и встала рядом, уперев одну руку в бедро, а второй прикрыв глаза от солнца. – Дедушка велел мне сделать что-нибудь полезное и полить сад. Нельзя просто сюда приехать и отдохнуть, да? – фыркнула она и направилась к крану для полива. Потом открыла воду и принялась искать лейку. – Ну-ка воду не тратить! – рявкнул из теплицы дедушка. Диана посмотрела на нас и в отчаянии закрыла глаза. – Мне пора, – сказала Дарси и встала. – Завтра важный день на работе, – она одернула юбку. – Да? А что будет? – спросила я, протягивая ей руки, чтобы она помогла мне встать. – Что-то слышно про всю эту историю с Тедом? Тебя позвали в качестве главного свидетеля? Скажи им, что я девственница. Мы рассмеялись. Смеяться было так непривычно. Как будто сесть за руль после того, как много лет не водил машину и вообще забыл о существовании автомобилей. – Никаких новостей, если тебя это утешит, – сказала Дарси, обуваясь у дверей. – Я очень рада была тебя видеть. И познакомиться, наконец, с твоей мамой. Я открыла дверь и обняла ее на прощание.