Подруга Арчера Джесс завела новую собаку, в которую он буквально влюбился. — Я бы убил за тебя, Сэмми, — ворковал он, склонившись над мелким терьером на крупнозернистом песке Короткого пляжа. Тот, вне себя от такого внимания, все норовил лизнуть Арчера в лицо. — Да-да, убил бы. — Это уж чересчур, — проговорила Аллисон. — Ну, не человека, конечно, — уточнил он, почесывая псу за ухом. — И не другую собаку, само собой. И не кошку. Какого-нибудь грызуна, например. Уже больного, который и так вот-вот умрет. — Слышал, Сэмми? — Аллисон опустилась рядом. Пес тем временем влез Арчеру на колени. — Если тебе будет досаждать какая-нибудь полудохлая крыса — то вот он, твой защитник. Она обвела взглядом заполненный пляж. Народ в основном кучковался вокруг двух небольших костров. Последние несколько лет та самая подруга Арчера, Джесс Каллахан, которая жила неподалеку от изгибающегося полумесяцем центрального отрезка, на все свои дни рождения устраивала тут вечеринки. Ее старший брат Крис служил в местном отделении полиции — это было страховкой, что, пока все идет нормально, проблем не будет. Сегодня он даже завез пару бочонков пива, прежде чем отправиться на дежурство. «Да здравствуют наши бравые хранители порядка!» — поприветствовал этот жест Арчер. — Кажется, мы одни с тобой здесь трезвые, — заметил он же теперь. — Похоже на то. Аллисон знала, почему не пьет она сама — и почему сидит за камнем с братом и собакой, вместо того чтобы присоединиться к веселящимся, — но насчет него не была уверена. — Кстати, а тебя что останавливает? — Ну, ты была в чем-то права тогда, перед летним балом, насчет того, что я вечно надираюсь до соплей. — Я не так сказала, — возразила Аллисон. — И потом извинилась вообще-то. Я просто перенервничала. Ничего такого я не имела в виду. — Но на самом деле так оно и есть. Я всегда перегибаю палку. На каждой вечеринке одно и то же. Думаю, что сейчас только немного выпью, а потом раз — и уже ничего не соображаю. — Сэмми завалился на спину, задрав лапы, и Арчер с готовностью почесал ему пузо. — Так что хочу попробовать — может, и без этого будет неплохо? — И как, получается? — Честно говоря, не очень. — Он криво улыбнулся. — Без обид. — Да ладно. Аллисон тоже было не особо весело. Она вообще не особо сюда рвалась, но и дома торчать не хотелось. Мэтт тоже должен был появиться, и она не собиралась что-то пропускать только из-за него. Отчасти даже подумывала все-таки поговорить с ним и наконец рассказать о беременности. Однако, едва оказавшись здесь, поняла — не вариант. Мэтт, перебрав с алкоголем, бесцельно бродил по пляжу и всех спрашивал про Кайлу, забыв, что она по выходным допоздна работает в офисе Дональда Кэмдена. — Волны — просто жуть, — заметил Арчер. — Все этот холод, — откликнулась Аллисон, натягивая рукава свитера на кисти, когда налетел особенно сильный порыв ветра. — Течения как с ума сошли. Арчер, который был только в футболке с длинным рукавом, поежился. — Пойду возьму свитер из машины. Он поднялся на ноги. Сэмми так и запрыгал вокруг. — Тоже хочешь со мной, песик? — проворковал Арчер. — Да, дружок, пойдем вместе, пойдем. Вот хороший мальчик! — Какая же ты балда! — рассмеялась Аллисон. — Тебе ничего не нужно? «Нужно. Домой», — подумала она, но вслух сказала: — Нет, я пойду поищу Адама. Может, он согласится прерваться на пятнадцать минут и отвезти ее в Кэтминт-хаус. Ей и так уже удалось продержаться здесь почти час — это можно считать маленькой победой. На ходу Аллисон настороженно оглядывалась, опасаясь наткнуться на Мэтта, но того нигде не было видно. Как и старших братьев. Она дважды обошла сборище у костров, но так их и не увидела. Арчер вернулся и болтал с Робом Валентайном, накинув свитер на плечи и уже со стаканчиком в руке. Отсутствовали только Адам, Андерс и Мэтт. Может, уехали? Нет, «БМВ» и ярко-зеленый мопед по-прежнему стояли на месте. С нарастающей тревогой Аллисон двинулась дальше по пляжу. Только бы братья не вздумали затеять драку. Мэтт, конечно, паршиво повел себя тогда в кофейне, но двое на одного — это нечестно. Аллисон дошла уже до самого края, где берег становился каменистым и стояли кабинки для переодевания. Там обычно обжимались парочки, но сейчас никого не было. Морщась от ветра, швырявшего песок прямо в лицо, она двинулась дальше. За кабинками в море выдавался причал, возле которого плясали привязанные гребные лодки. На самом краю Аллисон наконец заметила два знакомых силуэта — высокий, Адама, и пониже, Андерса, — и ускорила шаг. Оба не сводили глаз с пенящихся волн и не заметили ее приближения. — Видишь что-нибудь? — спросил Адам, повышая голос, чтобы перекричать ветер. — При таком-то течении? Ничего мы уже не увидим. — Черт, Андерс! — У старшего брата вырвался нервный, хриплый смешок. — Напомни мне никогда не переходить тебе дорогу. От этого короткого обмена фразами и неотрывных взглядов братьев на бушующее море у Аллисон по спине пробежали мурашки. Ей не хотелось даже знать, о чем они говорят, и она едва не развернулась, чтобы убраться подальше, возвратиться на праздник. Однако что-то ее удержало. Протянув руку, она потрясла Адама за плечо и окрикнула, от чего тот чуть не подпрыгнул. — Эй! Что это вы здесь делаете? Глаза обернувшегося Андерса блеснули в лунном свете. — Избавляемся от проблемы. Глава 25. Обри Оказавшись за воротами, я прячу велосипед за густыми зарослями жимолости. Выхожу к подъездной дорожке, обдумывая дальнейшие действия. Не могу же я просто подойти к главному входу Кэтминт-хауса: «Эй, привет, не плюнете для меня в чашку? Мне бы только образец ДНК, и больше я вас не побеспокою». Одна мысль об этом заставляет почувствовать себя какой-то чокнутой. Нормальные люди не проникают в особняк своей бабушки в поисках доказательств того, что та — самозванка. Всю дорогу, налегая на педали, я пыталась найти другое, более разумное объяснение исчезнувшего родимого пятна. Может, Милдред его удалила? Я сама просила об этом родителей, когда меня совсем извели в младшей школе. «Ты должна им гордиться, — сказал тогда отец. — Как твоя бабушка. Она бы ни за что не согласилась отказаться от части себя из-за других». В кои-то веки совет был дельным, но мама все же согласилась сводить меня к нескольким пластическим хирургам. Все сказали одно и то же — пигментация слишком яркая и глубокая. От лазера станет, наверное, несколько бледнее, но удалить совсем не получится. Может быть, замазала чем-то — тональным кремом, например? Однако как же тогда перчатки? Зачем носить их постоянно, даже летом в жару? Может, я просто не заметила? Нет, исключено. Я знаю это родимое пятно как свои пять пальцев — и именно чуть ниже них оно бы располагалось у бабушки. Я не могла просмотреть то единственное, что у нас с ней общего. Его там не было. Я уверена. Мне удается незаметно пробраться вдоль края дорожки за зарослями кустов и обойти дом. Я останавливаюсь, оглядывая залитый солнцем задний двор, на удивление большой — с расстояния нам казалось, что Кэтминт-хаус стоит прямо на краю утеса. Здесь все не так ухоженно: трава давно не стриженна, кусты разрослись, цветники выглядят запущенными. Снизу доносится рокот волн, разбивающихся о скалы, и слабые крики кружащих над ними чаек. «Что я делаю?!» — ужасаюсь я вдруг, попятившись. Это же вторжение в чужую собственность! Мало того, я собиралась еще и в дом вломиться, хотя мне ясно сказали держаться подальше. Меня могут арестовать, и все ради чего? Надо было просто сообщить о своих подозрениях, и пусть полиция разбирается. И тут я вижу наполовину открытое окно первого этажа, примерно на уровне человеческого роста. Оно словно приглашает в дом. Подкравшись и оказавшись прямо под ним, я приподнимаюсь на цыпочках и заглядываю внутрь. Комната красиво отделана, с лепным карнизом под потолком и люстрой искусной работы. Однако используется она как кладовая. Всюду груды каких-то коробок, скатанные рулоны ковров и аккуратно поставленные друг на друга стулья. За открытой дверью виден тускло освещенный коридор, из которого не доносится ни звука. Неужели решусь? Я правда способна на такое? Все еще сомневаясь, я хватаюсь за подоконник. Здесь, на острове, я совсем забросила физкультуру и успела потерять мышечную силу, но подтягивание мне всегда хорошо давалось. Сделав глубокий вдох, я приподнимаюсь на руках — к собственному удивлению, довольно легко. Ноги перебирают по стене, пытаясь найти опору. Ладони чуть не соскальзывают, но мне удается перебросить одну вперед и ухватиться за внутренний край подоконника. Это дает возможность подтянуться дальше. Некоторое время я лежу животом на окне, пытаясь отдышаться, потом пролезаю в комнату. Оказавшись на полу и пригнувшись, я разминаю ноющие кисти. «Что, папа, — думаю я, поднимаясь, — сильные руки тоже иногда могут пригодиться?» Понятия не имею, в какой части дома я. Стащив кроссовки и оставив их у окна, я босиком шлепаю к двери. Бесшумно пробираюсь по коридору, замирая после каждого шага, и наконец оказываюсь у лестницы. Здесь я задерживаюсь надолго, чутко прислушиваясь, нет ли кого наверху, но оттуда не доносится ни звука. Осторожно, легко ступая, поднимаюсь по ней, пока не добираюсь до площадки. Вокруг такая тишина. Немного осмелев, я начинаю шагать быстрее. Возможно, мне повезло и дома никого нет. Взобравшись по следующей лестнице, круче и у́же первой, я останавливаюсь перед дверью на самом верху. Обхватив ручку, я медленно поворачиваю ее до конца. Под нажимом створка открывается с чуть слышным скрипом. Я оглядываю широкий коридор: комнаты идут по обеим сторонам. Сердце у меня начинает стучать быстрее — кажется, мне удалось отыскать черный ход к спальням. Как раз то, что нужно, — чтобы наверняка взять что-то из личных вещей бабушки, надо попасть в ее покои. Бесшумно приблизившись к первой двери, я резко распахиваю ее и переступаю порог. И сразу же понимаю, что комната уже давно необитаема, — по какому-то затхлому, заброшенному духу. Старомодные занавески и постельное белье не меняли, кажется, много лет. На кровати красное одеяло с надписью большими белыми буквами «Школа Мартиндейл», в углу две клюшки для лакросса… Стоп. Уж не папина ли это комната?! Прокравшись внутрь, я замечаю на стене у окна фото в рамочке — то же, что видела в кондитерской: отец с бабушкой держат уродливую картину и улыбаются в камеру. Я впиваюсь взглядом в руку, на которой отчетливо видно большое родимое пятно. — Отличный снимок, не правда ли? Резко обернувшись, я вижу в дверях бабушку — или кто она есть на самом деле. Сперва в глаза мне бросается только то, что на сей раз она одета куда скромнее и без перчаток. И только потом я замечаю у нее пистолет — маленький, с перламутровой рукояткой, такой красивый, что даже не подумаешь… — Нет-нет, он настоящий. И заряжен, — говорит женщина, делая шаг в комнату. — Когда две пожилые леди живут одни, осторожность не помешает. Она смотрит на меня почти с сочувствием. — Ты правда думала, что мы не получаем предупреждение, когда ворота открываются? Я облизываю вдруг пересохшие губы. — Так что — вы… специально меня впустили? — Я даже сама открыла тебе окно.