Некоторое время мы молчим, погруженные в свои мысли, однако вскоре мой разум возвращается к реальности. — Ты не думала, как мы сегодня попадем в общежитие? — спрашиваю я. Обри хихикает. — Не-а. Пошлем сообщение Эфраму? — прикидывает она вслух. — Или можем просто остаться здесь. Тут есть свободная комната. — Нам не во что переодеться на ночь, — возражаю я. Она оттягивает свои шорты в сеточку. — У меня такой проблемы нет. Трава шуршит под приближающимися шагами. Повернувшись, я вижу кроссовки Джоны. Он делает паузу, потом интересуется: — Тут места только для родственников? Я сажусь на покрывале, машинально откинув волосы назад — универсальный жест привлечения внимания. Видимо, подсознательно я уже перестала злиться. И сознательно, кажется, тоже. — Нет. Присоединяйся к нам. Он ложится рядом. Обри тоже приподнимается, и из кармана у нее вываливается телефон. Она подбирает его, не заметив выпавшую вместе с ним тонкую серебристую карточку. Я поднимаю ее с покрывала и протягиваю владелице: — Ты уронила. — Ой, спасибо. — По ее лицу пробегает тень, заметная даже в тусклом лунном свете. — Совсем забыла, что прихватила ее с собой. В голосе звучит раскаяние, заставляющее меня насторожиться. — А что это? — Ну… Ключ-карта от ворот Кэтминт-хауса, насколько я понимаю. Во всяком случае, такой же пользовался наш шофер. Я стащила ее из бабушкиного дома, когда миссис Райан меня выставила. — Стащила?! — поражаюсь я. Джона начинает смеяться: — Черт, Обри! Смотрю, ты решила не останавливаться на мести по мелочам? Теперь планируешь проникнуть туда под покровом ночи и обворовать бабулю? — Я вообще ничего не планировала, — признается та. — Просто действовала по инерции. Убрав ключ-карту обратно в карман, она вытягивается и закидывает руки за голову. — Странный день сегодня выдался. И ночь тоже. — Я уже вообще перестал что-либо понимать в происходящем, — соглашается Джона. — Интересно, что мы все время возвращаемся к Андерсу, правда? — говорю я. Пока мы убирались, у меня из головы все не шла ухмылка на лице дяди во время его речи. Кажется, он буквально наслаждался своей ложью. Я жду, что Джона горячо согласится со мной, учитывая его ненависть, однако он замечает: — Не только к нему. — Я удивленно оборачиваюсь, и он поясняет: — Еще к Терезе Райан, которая, в отличие от Андерса, никогда не покидала остров. Все это время она была здесь и нашептывала что-то вашей бабушке. Я перекатываюсь на бок. — О чем ты говоришь? — Ну представь — предположим, Тереза психически неуравновешенна. Потеряв сына, она слетела с катушек и что-то сделала с Кайлой Дьюгас, а потом заставила доктора Бакстера это скрыть. Ваша бабушка могла узнать, но она слишком зависит от помощницы, чтобы что-либо предпринять. После разрыва с детьми — на кого еще теперь положиться? — Видя на моем лице сомнение, он пожимает плечами: — Версия вполне реальная, если учесть, что происходило здесь за последние двадцать лет, так ведь? Вынуждена признать — тут он прав. — Но зачем миссис Райан причинять вред Кайле? — Не знаю. Но, услышав ее имя, ваша бабушка здорово психанула. Что-то здесь нечисто. Обри безуспешно пытается подавить одолевающую ее зевоту. — Слушайте, я просто сплю сидя. Глаза сами закрываются. Давай переночуем здесь, ладно, Милли? Меня так и тянет в ту свободную кроватку. Она двуспальная, обе поместимся. Я во сне не пинаюсь, честно. — Ну давай… — Я перебираю пальцами подол своего красного платья. Не лучшая пижама, конечно, но на одну ночь, наверное, сойдет. Джона замечает мой жест. — Можешь взять что-то из моих вещей, — предлагает он и поспешно добавляет: — Они все чистые. — Ладно, — говорю я. Обри со вздохом облегчения поднимается. — Тогда я спать. Увидимся утром. Я смотрю вслед, пока она не сдвигает стеклянную дверь и не исчезает в доме, потом, чуть улыбнувшись, поворачиваюсь к Джоне: — Спасибо, что предложил. Спать в платье меня как-то не особо привлекало. — Тем более если оно — семейная реликвия, — кивает тот. Я озадаченно наклоняю голову, и он поясняет: — Это же платье твоей мамы, так? Я удивленно усмехаюсь: — Да, а ты откуда знаешь? — Ты сама сказала, в первый же день, на пароме. Оно как раз было на тебе. — Не могу поверить — ты запомнил? — И не только это. Еще ты не снимала солнечные очки, хотя шел дождь. И назвала меня моделью и гномом с запором практически в одном предложении. — Я ухмыляюсь — это я тогда неплохо выдала. — Потом купила нам джин с тоником и попыталась выведать наши секреты. У меня их было три. Первый — что на самом деле мы не родственники. Второй — что твой дядя довел моих родителей до банкротства, и я вынашивал идиотскую затею заставить его об этом пожалеть. — Ну, не такую уж идиотскую, — признаю я. — Если бы ты мне сказал, я бы даже, может быть, тебе помогла. — Да, надо было признаться. — Он смотрит мне прямо в глаза, и от внезапного напряжения в его взгляде у меня перехватывает дыхание. — Только меня все время отвлекал третий секрет — когда я встретил тебя, то решил, что ты самая красивая девушка на свете. Видишь?.. — Его рука касается моей. — Я помню все. От его слов и прикосновения по коже у меня бегут мурашки, но я все же отстраняюсь. — Не стоит тебе связываться со Стори. От нас одни проблемы. Он криво улыбается. — Как и от меня. Я не смог даже притвориться одним из вас. И с летнего бала нас погнали из-за этого. Да, верно. Хотя вообще-то нет. Как там сказал дядя Арчер? «Не забывай о способности прощать, ладно? Если бы я чего и желал для нашей семьи, то именно этого». Он был прав, и до меня вдруг доходит, что он имел в виду прощать не только других — то, чего не дано Милдред. Вспомнив их разговор с Уной, я понимаю: речь шла также о том, чтобы простить себя. А это невозможно, если не признать сперва, что сделал что-то неправильное. — Я тоже виновата, — говорю я. — Ты просто хотел помочь, а я начала на тебя вешаться. Дядя Андерс, конечно, так и так от нас бы мокрого места не оставил, но все было бы не так ужасно, если бы я не полезла к тебе целоваться в разгар бала. Джона улыбается. — Вот уж о чем я точно не жалею! С бьющимся сердцем я протягиваю руку и перебираю пальцами воротник его футболки. — Я тоже. Только лучше бы все обошлось без лишнего бокала шампанского. И без публики. — Ну, сейчас тут никого нет… — Он проводит большим пальцем по моей щеке, и меня словно пронзает разряд тока. — Если вдруг хочешь попробовать еще раз… Да, я хочу. Глава 23. Обри Скользнув под простыни, я тут же чувствую, что прямо сейчас уснуть мне не удастся. Со мной иногда так бывает, когда переутомляюсь — совершенно некстати открывается второе дыхание и глаза буквально отказываются смыкаться, как бы отчаянно я в этом ни нуждалась. Однако возвращаться во двор мне не хочется: наверняка Милли и Джона предпочитают сейчас остаться наедине. Я беру телефон с ночного столика. Аккумулятор садится, а зарядки у меня с собой нет. На один звонок, наверное, все-таки хватит. Надо поговорить с мамой, рассказать, что случилось, и условиться насчет моего возвращения домой. Тем более ей еще как-то решать вопрос с самолетом — обратный билет в Орегон у меня на конец августа, и я понятия не имею, удастся ли поменять день вылета.