[email protected] — Бог ты мой, Дональд Кэмден! — воскликнула Милли, когда мы прочитали письмо. — Хочет и нас прогнать с острова, как родителей? «Вам известно, что вы сделали», — низким голосом добавила она. — Да ладно тебе… Протест вышел слабым и не слишком уверенным. Чем дольше мы не получали известий от бабушки, тем меньше я представляла, чего можно ждать. Ну, скоро мы все узнаем. Сейчас уже без пятнадцати час, машина, посланная за нами Кэмденом, должна прибыть с минуты на минуту. — Давай лучше о чем-нибудь более приятном, — застегивая вторую сережку, предложила Милли. — Что там твой парень? Скучает без тебя? Я машинально достаю из кармана телефон. В прошлую пятницу, прямо перед вылетом из Портленда, Томас написал мне: «Удачно провести лето!» — и добавил гифку с волнами. Прощальные слова вышли какими-то странными… как будто окончательными. Больше я ничего от него так и не получила, хотя сама постоянно ему писала, что у меня нового, и оставила пару голосовых сообщений. Я понимаю, разница во времени, да и телефоном во время летней подработки пользоваться нельзя, но все равно… — Томас скучать не любит. Милли бросает беглый взгляд на мое отражение в зеркале, как бы взвешивая, стоит ли продолжать расспрашивать, потом берет блеск для губ. — Тогда даю тебе разрешение флиртовать с кем захочешь из… «Тауэр»? — запинается она перед последним словом. — «Тауи», — поправляю я. Так на Чаячьем острове называется программа по найму временных помощников на лето из числа школьников. Мы живем отдельно от постоянных работников, и периодически у нас проходят какие-то совместные мероприятия — в первый день были посиделки у костра на пляже, а вчера турнир по волейболу. Нам даже раздали футболки с надписью «ТАУИ». Я свою сняла только несколько минут назад, переодеваясь к ланчу, а Милли в первый же день засунула в самый нижний ящик и больше не вынимала. Большинство идет в «Тауи» вовсе не ради денег, они и так обеспечены. Сосед Джоны по комнате Эфрам — сын звезды ритм-энд-блюза начала 2000-х. У другого парня мать заседает в Сенате. Рядом с нами живет Бриттани — ее родители создали мессенджер, которым пользуется вся моя школа. В основном сюда отправляются ради строчки в резюме, из соображений престижа или просто лишь бы оказаться подальше от своей семьи. — Не понимаю я этого названия, — хмурится в зеркале Милли. — Что за «Тауи»? — Птица, — напоминаю я. Вот что значит невнимательно прочитать ознакомительный буклет. — Прилетает на Чаячий остров только летом. — Мило, — равнодушно бросает Милли, продолжая одеваться. Мне уже давно ясно, что она вообще не коллективный человек, в отличие от меня. Я-то почти всю жизнь была в какой-нибудь команде, перепробовав много разных видов спорта, прежде чем сосредоточиться на одном. До меня вдруг доходит, что две главные опоры в моей жизни — команда по плаванию и Томас — остались где-то далеко-далеко, и не только в буквальном смысле. Чувство одиночества грузом опускается мне на плечи. Поднявшись с кровати, я встряхиваюсь, как перед соревнованиями, чтобы отогнать грустные мысли. — Зайдем за Джоной? — Лучше не будем, — сухо откликается Милли. — Мы и так его слишком скоро увидим. — По-моему, он ничего. Я думала, будет хуже, — говорю я, взглядывая в свое зеркало. Хвост не растрепался — значит, все нормально, можно идти. В старших классах я сначала тоже долго прихорашивалась перед выходом, пока Томас не сказал, что все равно не видит разницы между «до» и «после». — Иногда он даже забывает грубить. Милли скорчивает рожицу. — Но потом быстро вспоминает. Телефон вибрирует, и я с надеждой смотрю на экран, но это всего лишь сообщение от отца. Еще одно. Раньше от мамы пришла целая куча с вопросами о поездке, двоюродных брате и сестре, об острове — и упоминание, что поживет у тети Дженни «какое-то время». Папу, в разных вариациях, интересовало только одно: «Что там у вас с бабушкой?» Я сую телефон в карман, не прочитав. Сколько себя помню, я бросала все на свете, чтобы ответить отцу. На сей раз он может и подождать. * * * Дональд Кэмден прислал за нами вместительный «Линкольн», но втроем на заднем сиденье все равно было бы тесно. Джона вызывается сесть впереди, но, похоже, тут же начинает об этом жалеть — шофер оказывается тем еще болтуном. — Много где уже на острове побывали или вас чересчур загружают? — спрашивает он, выезжая на Океанское шоссе. Эта дорога с не особенно оригинальным названием идет вдоль нескольких самых крупных пляжей. Джона только неразборчиво бурчит что-то. Я подаюсь вперед: — Ну, мы здесь только четыре дня. Ходили на ближайший пляж и в центре были пару раз. — Заметили, чего здесь нет? — спрашивает водитель таким тоном, словно готовясь поведать чудесную тайну. Прежде чем я успеваю среагировать, сам и отвечает: — Ни одного сетевого магазина или кафе. Они пытались, не подумайте, — особенно «Старбакс». Но мы здесь поддерживаем местный бизнес. Пялившийся в телефон Джона вдруг оживает. — Круто! — восклицает он с энтузиазмом, какого мы прежде от него не видели. Милли тычет кулаком в спинку переднего сиденья. — «Старбакс» ты тоже терпеть не можешь, как и… — она изображает задумчивую гримасу, — …вообще все на свете? Джона игнорирует вопрос, и шофер продолжает так, будто его и не прерывали: — По дороге к центру, по правой стороне будет несколько пляжей. Вот Денежный — очень популярен для семейного отдыха. Его так назвали, потому что раньше в песке постоянно попадались монетки. Поговаривают, что основатель курорта каждое лето зарывал здесь несколько сотен долларов мелочью, чтобы детишки могли их откапывать. Не знаю, правда или нет, но после того, как он умер, деньги находить перестали. «Правда!» — чуть не говорю я вслух. Это была любимая история мамы про Стори — как дедушка каждые несколько недель ночью пробирался на пляж, чтобы пополнить запас монеток. Папа рассказал ей об этом, когда они познакомились на вечеринке у общего друга, уже после колледжа, и мама всегда говорила, что именно тогда начала влюбляться. Мне только теперь подумалось — получается, первым ее привлек отраженный блеск щедрости совсем другого человека. Обменявшись взглядами с Милли, я понимаю, что и она слышала об этом от матери. Однако мы обе молчим — за короткую поездку всего все равно не объяснишь. Машина останавливается на светофоре, но монолог нашего водителя не смолкает. Указав на плоскую полосу серого песка справа, он продолжает: — А вон там у нас Короткий пляж… — Как вы сказали? — прерываю я, услышав знакомое название. — «Кроткий»? — Нет, «Короткий». Два «о». — А можно нам… можно мне на него взглянуть? Это был… папин любимый пляж. — Правда? — переспрашивает Милли. — Конечно, — одновременно с ней добродушно говорит шофер и тормозит у обочины. — Не самое красивое место на острове, по-моему, но посмотрите, если хотите. Я выбираюсь из машины, Милли следом за мной. Между дорогой и пляжем идет полоска травы. Сам он совсем небольшой, по форме похож на полумесяц. Крупный песок с камнями, растительность вокруг редкая и чахлая. Тут и там на ярких полотенцах загорают люди, но в целом народа для этого времени дня совсем немного. Милли поправляет темные очки. — И это любимый пляж дяди Адама?! Я оборачиваюсь: — Ты читала его книгу? «Короткое и прерванное молчание»? — А, нет. Я пыталась, но она такая… — Скучная, — заканчиваю я за нее. — Да, знаю. Но главный герой там — я всегда считала, что под ним папа вывел самого себя, — постоянно упоминает один пляж в своем родном городке. Пляж называется «Кроткий». И все время повторяет, снова и снова: «Там-то все и пошло наперекосяк». — Хм… — Милли на несколько секунд замолкает, потом говорит: — Только ведь этот «Короткий». — Да, но папа там не особенно заморачивается с именами и названиями. Например, жену главного героя зовут Магда, а мою маму — Меган. А дочь у него Оги. — Оги? — озадаченно морщит переносицу Милли. — Уменьшительное от «Огаста», — объясняю я. — Хорошо, ну и?.. Думаешь, с твоим папой здесь что-то произошло? — Необязательно… — говорю я. Объяснение очень в его духе — как будто все, что с ним случалось, происходило не по его воле. Однако в жизни не так — во всяком случае, у него точно было по-другому. — Просто интересно. Сзади слышится громкое покашливание. Мы оборачиваемся — из окна машины недовольно глядит Джона. — Наглазелись? Или ну его, этот ланч, будете и дальше рассматривать худший в мире пляж? — Еще три дня, — бормочет под нос Милли, шагая обратно. — Еще каких-нибудь три дня, и я его прикончу. «Л’Этуаль» оказывается классическим рестораном для пожилых. Обои с цветами, низкие мягкие стулья, а в тяжелом томе меню с золотым обрезом все сплошь запеченное и не дешевле тридцати долларов. — Если хотите что-то, чего там нет, не стесняйтесь попросить, — предлагает Дональд Кэмден, пока официант разливает по бокалам воду. — Шеф-повар — мой хороший друг.