– Думаю, мои родители могут рассердиться, – отвечаю я ему. Я никогда так высоко не забиралась. Его улыбка меркнет. Спустя мгновение он разочарованно кивает. – Ладно. Мне становится стыдно. Я хочу забраться туда, хочу играть с ним. Дэймон хороший, не называет меня трусихой и не сердится на меня. Он мне нравится. – Ты не дашь мне упасть? – спрашиваю я, чтобы стало совсем не страшно. Он смотрит на меня, снова радостный, и улыбается. Потом берет за руку, и мы бежим к лестнице. Я взбираюсь первая. Доски кажутся новыми и прибиты крепко. Сердце колотится. Ведь если поскользнусь или плохо схвачусь за перекладину, то упаду. Но я чувствую Дэймона у себя за спиной, сглатываю ком в горле и начинаю взбираться шаг за шагом. Вниз не смотрю, сосредоточившись на дверце в полу домика, виднеющейся сквозь листву. Моя пачка цепляется за кору. Крепче хватаясь за доски, я освобождаю ее и продолжаю подниматься. Ветер овевает мои ноги, отчего промокшая одежда становится еще холоднее. Я не сдерживаюсь и бросаю взгляд вниз, замечаю, на какой мы высоте. Резко вздохнув, я обвиваю обеими руками доску перед собой. – Мне страшно. Слишком высоко. Дэймон взбирается на мою перекладину, становится сзади. Мои ступни оказываются между его ступней, а руки – между его рук. – Все в порядке. Я держу тебя, – произносит он. – Обещаю. Я сжимаю кулаки, после чего чуть отдаляюсь от дерева, оглядываюсь через плечо и встречаюсь с ним взглядом. Дэймон так близко, почти нос к носу, и смотрит мне в глаза. Какое-то странное чувство переполняет грудь от его близости, меня будто тянет к нему. Я не могу отвести взгляд, не могу справиться с этим притяжением. Губы мальчика касаются моих. И я как будто проваливаюсь куда-то вниз. Дыхание перехватывает, по всему телу пробегает дрожь. Я отстраняюсь от него и крепче цепляюсь за доску. Мое лицо вспыхивает. – Зачем ты это сделал? – Я ничего не делал. Ты сама, – выпаливает он. – Это не я. Боже, мне ужасно стыдно. Снова обернувшись, я проверяю, не злится ли мальчик, но он выглядит так же смущенно, как и я. Это же не я его поцеловала, верно? А он меня. Или мы оба. Уф-ф-ф-ф… Дэймон подталкивает меня. – Живее. Давай. Несмотря на то что я до сих пор сгораю от стыда, мне становится легче дышать, когда понимаю – он все еще хочет подняться на дерево вместе со мной. Клево. Значит, мы просто забудем о случившемся. Я достигаю вершины лестницы, останавливаюсь и жду его, чтобы открыть дверцу. Он толкает ее вверх, и она распахивается, ударившись об пол. Облегченно улыбаясь, я быстро переползаю на пол домика и встаю на ноги. Листья вокруг шелестят от порывов ветра. – Ого, – выдыхаю я. Здесь словно другой мир. Я поворачиваюсь кругом. Пол сделан в виде огромной округлой площадки причудливой формы. Отсюда видно верхушки некоторых деревьев, часовую башню, крыши особняков. С улыбкой я указываю вдаль. – Я вижу океан! Сквозь ветви за лесным массивом мелькает серебристая полоска воды, тянущаяся до горизонта. Взглянув вверх, я рассматриваю ветки у нас над головами на случай, если мы захотим взобраться еще выше. Какой же Дэймон счастливчик. Это так здорово. Будь у меня дома такое место, я бы оттуда никогда не слезала. Он позволяет мне осмотреться, а сам в это время расхаживает вокруг, засунув руки в карманы. Я обнаруживаю на полу фонарь, спальный мешок, несколько рисунков, пустые пачки чипсов и банки из-под газировки, а затем перевожу взгляд прямо на него. – Почему ты прячешься в фонтане, раз у тебя есть такой домик? – Потому что они знают о нем. Мальчик отвечает быстро – наверное, его так научили. Как часто он прячется и остается один? Дэймон не должен всегда быть в одиночестве. Я подхожу к ограде, смотрю на его дом, где продолжается вечеринка. Только лиц присутствующих не разглядеть и музыку не слышно, потому что мы чересчур далеко. Он останавливается сбоку. – Почему тебя назвали Уинтер? – В честь стихотворения Уолтера Де Ла Мэра, – отвечаю я, любуясь бескрайним простором, и цитирую фрагмент: – «Сгущается тьма,/ Вспышка за вспышкой мерцает,/ То мороз огоньки разжигает,/ И вскоре над морем пены холодной,/ Всплывает белая луна». Я знаю весь стих наизусть, однако Дэймону вряд ли интересно его слушать. Когда одноклассники спрашивают меня о моем имени, они быстро теряют интерес. – Он описывает зиму, – говорю я. – Мама сказала, что благодаря стиху это холодное и суровое время года показалось ей красивым. Она говорит, мы живем ради красоты, которую можно найти повсюду. Нужно лишь внимательнее присмотреться. Мальчик задумчиво устремляет взгляд вдаль. – Не знаю точно, почему мама решила так меня назвать, но мне нравится, – добавляю я. Сев на пол, он свешивает ноги с края и опирается руками на деревянную защитную перекладину. Я колеблюсь секунды три, а потом тоже плюхаюсь рядом, свешиваю ноги и смеюсь из-за порхающих в животе бабочек. Глянув вниз, я сразу же отшатываюсь назад, потому что начинает кружиться голова. Мы сидим молча, изучаем пейзаж. Головокружение не проходит, и я провожу рукой по волосам. – Больно, – произношу я вслух, поправляя свой пучок. – Кожу тянет… Так всегда бывает после целого дня с тугой прической. Распускать волосы потом очень приятно. Я вытаскиваю из пучка заколку – вторую такую же я оставила в фонтане, – затем шпильки. – Ты мне не поможешь? Проверишь, все ли я достала? Дэймон протягивает руку, ощупывает мои волосы и вытягивает еще несколько шпилек, помогает развернуть пучок. Запустив пальцы в пряди, я массирую кожу головы и вздыхаю от удовольствия. Я смотрю на него. Он разглядывает мое лицо. Моя кожа вспыхивает. В костюме становится жарко. Отвернувшись, мальчик выдыхает и переводит взгляд вперед. – Я могу снова тебя поцеловать, когда мы повзрослеем. Просто, чтобы ты знала. У меня слегка отвисает челюсть. Хочется фыркнуть от отвращения на случай, если он шутит или дразнится, но… Дэймон говорит правду? Я закусываю губы, сдерживая улыбку. Понятия не имею, почему хочу улыбнуться, но ничего не могу с собой поделать. Он опускает ладонь на пол возле моей. Сердце стучит так громко. Дэймон возьмет меня за руку? – Уинтер! – воздух пронзает крик, отчего я подскакиваю на месте. Оглядев землю, я замечаю отца и мать, стремительно приближающихся к домику на дереве. Их взгляды сосредоточены на нас. – Почему ты убежала, не предупредив маму? – рявкает отец. – Папа, – выдыхаю я, вдруг испугавшись, что сделала что-то плохое. Почему он пришел? Его не было на вечеринке. Похоже, он расстроен. – Спускайся, милая, – окликает мама, разглаживая свою одежду. – Пора уходить.