Дэймон умело лгал, не так ли? Ведь я хотела чувствовать все, в чем он убедил меня в постели, когда мне было шестнадцать лет. По щеке скатилась слеза, однако я старалась сдержаться. Хотелось вновь его ощутить. Но я не могла. Не могла позволить ему победить. Послышалось, как кто-то подъехал к дому. Хлопнула сначала автомобильная, потом входная дверь. Я оцепенела, прислушиваясь; шея бешено пульсировала от напряжения. Шаги на лестнице. Медленный скрип половиц, раздававшийся все ближе. Заскулил Михаил. Я закрыла глаза. Нет. Дэймон подергал дверную ручку. Когда та не поддалась, он дернул сильнее. Дверь все равно не открылась. На мгновение повисла тишина. В ожидании я крепче стиснула простынь, держа руки вдоль боков, и вдруг… Мою дверь выбили. Древесина треснула, ручка упала на пол, стул перевернулся. Судорожно вздохнув, я резко села и начала мотать головой, сопротивляясь жару, хлынувшему в живот и между бедер. – Не надо. Только не уверена, кого я умоляла: себя или его? Я не слышала его движений, но точно знала, что это Дэймон. От одежды парня несло гвоздикой, к тому же охрана остановила бы чужака. Из-за выступившего пота моя шелковая пижама липла к коже. Сбросив с себя простынь, я свесила ноги с кровати. – Пожалуйста, не надо, – прошептала я. – Я не могу мыслить трезво. Звук его шагов приблизился. Он остановился передо мной. Раздался стук льда о стенки стакана. Сделав глоток, Дэймон обхватил мой подбородок и властно провел пальцами по линии челюсти. – Ты не хочешь испытывать этого желания, – произнес парень тихим низким голосом, – но противиться ему бессильна. – Пожалуйста. – Просто уйди. – Пожалуйста. Не прикасайся ко мне. Не держи меня. Не обнимай. Он поставил стакан на тумбочку, что-то снял с себя – пиджак, наверное, – и бросил в сторону. – Ложись, – распорядился Дэймон. – Нет, – пробормотала я. Его пуговицы разлетелись вокруг, когда он сорвал с себя рубашку. Пряжка звякнула, пока парень расстегивал ремень, после чего строго повторил: – Ляг, Уинтер. Это не он. Не тот, в кого я влюбилась. Это муж моей сестры, который хотел, чтобы я больше никогда не чувствовала себя счастливой. Я уперлась руками в его живот, сдерживая рыдания. Дэймон запустил пальцы мне в волосы, притянул мою голову ближе к себе, нагнулся и, обдав дыханием мои губы, произнес: – На спину, Уинтер. Сейчас же. Затем он завладел моими губами, слегка покусывая их. Позволив его языку проникнуть в мой рот, я ответила на поцелуй и ощутила нужду в нем, разлившуюся по телу. Вместо того чтобы лечь, я отстранилась, дотронулась до его лица, в то время как он поглаживал большим пальцем мою щеку. – Просто отпусти меня, – попросила я. В ответ парень зарычал и оттолкнул меня. Я вскрикнула и забилась в угол кровати. Он начал расхаживать по комнате и, передразнивая, повторил мои слова: – Отпусти меня. Почему ты не можешь заткнуться? Почему вы все не умеете затыкать свои рты, мать вашу? – Я возненавижу тебя навсегда, если ты так со мной поступишь, – возразила я. – Буду презирать и не брошу попыток сбежать, потому что никогда не смогу тебя полюбить. Ты больной. Мне противно от того, какие чувства ты во мне вызываешь! Я никогда не полюблю тебя. Раздался грохот – я поняла, что Дэймон сбросил все с моего комода. Но я не остановилась. – И я ненавижу себя, когда ты рядом, – сказала я, стараясь любым способом его ранить. – Ненавижу то, что позволяю себе делать с тобой. Ведь единственный путь избавиться от тебя – быстрее со всем покончить! – Неправда, – огрызнулся он. Я встала с постели, повернувшись лицом туда, откуда доносился голос парня. – Ты всего лишь маленький мальчик. Ребенок, неспособный к самоконтролю. Болезнь! Опять послышался шум падающих на пол вещей. В истерике он разбил мое зеркало, но это только придало мне сил. – Ну, так давай, – бросила я с вызовом, – трахни меня. Сделай единственное, что умеешь делать. Все равно ничего другого у меня больше не отнимешь. Мне на все плевать! Забери дом. Забери семью, которая оставила меня здесь с тобой. Забери все мои вещи и заставь уйти отсюда голой! – Рыдания рвались наружу, но я отказывалась дать им волю. – Я с радостью это сделаю, лишь бы убраться от тебя! Подлетев ко мне, Дэймон обхватил мою шею сзади. – Ты любила меня. – Ты не был настоящим, просто притворялся! Хлестнув по руке, я толкнула его в грудь. – Тебе не следовало ее убивать. – Я опускалась на самое дно. С моих губ сорвались самые худшие слова, какие только можно было вообразить. – Кроме матери тебя никто никогда не полюбит. Она – единственная, кто хотел к тебе прикасаться, заботиться и быть с тобой! Он дышал тяжело и прерывисто, словно ему не хватало воздуха. – Всех остальных тебе придется удерживать в плену! – огрызнулась я. – У тебя нет ничего и никого! Люди на дух тебя не переносят! – О… о… остановись, – выдавил Дэймон, с трудом вздохнув. – Пожалуйста, остановись. – Я ненавижу тебя! – Уинтер, пожалуйста, не делай этого, – взмолился он. В следующий миг я ощутила, как парень отошел, ударился спиной в стену и сполз на пол. – Пожалуйста, перестань. Просто остановись. Он хрипло застонал, будто от боли, а я стояла на месте, до сих пор пылая яростью. К глазам подступили слезы, грозившие вот-вот пролиться. Дэймон вновь едва слышно повторил: – Пожалуйста, остановись. Пожалуйста. Я сжала кулаки. Что с ним такое? Почему он не умчался из комнаты, не набросился на меня, не швырнул на кровать, как толкнул на пол в «Колфилде»? Парень лишь сидел и глубоко и тяжело дышал. Через несколько минут он успокоился. Зато я не разжимала рук и оставалась на взводе. Кто он такой? Кто он такой, черт побери? Дэймон – робот. Монстр. Лжец. Твою мать, что мне делать? Что ему нужно от меня? Он молчал. Спустя несколько мгновений наконец послышался его печальный и ровный голос: – Когда мне было около семи, одна из собак отца – ротвейлер – забеременела от дворняги. Он позволил мне забрать одного щенка. Понятия не имею, что случилось с остальными. Сглотнув слезы, я все так же стояла наготове, напряженная. – Никого на свете я не любил больше этого крошечного создания. Он следовал за мной по пятам. – После короткой паузы Дэймон продолжил: – Хотя у него была проблема. Щенок постоянно лаял из-за малейшего шороха, и я не мог заставить его заткнуться. Всякий раз, когда звонили в дверь, когда машина подъезжала к дому, когда кто-нибудь стучался ко мне в комнату, я… я не успевал добраться до него и успокоить прежде, чем услышит и разозлится отец. От жуткого предчувствия в животе затянулся тугой узел, пока я представляла семилетнего Дэймона, нашедшего частичку счастья в том отвратительном доме со щенком. – Даже в семь лет, обнаружив свою собаку повешенной на дереве в лесу, я понимал – этот кошмар уступал ужасу от осознания того, что отец не попытался скрыть свой поступок. Мое лицо исказилось гримасой, однако я не проронила ни звука.