После этих слов Уинтер вылезла из машины, нашла путь к двери и вошла в дом. Опустив глаза и сжав руль, я смотрел на ключ, словно на проклятый наркотик. Я хотел этого. Знал, что воспользуюсь им. Меня тянуло воспользоваться им сию же секунду. Черт бы ее побрал. Осторожно тронувшись и не включив фары, я выехал на шоссе, врубил музыку, переключился сначала на третью передачу, потом сразу на пятую. Вдруг я резко свернул к обочине и затормозил. Будь она проклята. Черт! Какого хрена? Что она со мной делала? Где мой мозг? Я прокручивал в памяти последние два года. То, как наблюдал за ней со стороны, понимая, что Уинтер будет моим героином, что моя одержимость, озабоченность ею останется такой же безнадежной, когда я вернусь. Мне хотелось быть с этой девчонкой. Прикасаться к ней. Продолжать наши игры. И в то же время я хотел, чтобы ей всегда было четырнадцать. Чтобы она навсегда осталась юной, прекрасной, невинной. Единственной незапятнанной частью моей жизни. Только Уинтер уже давно не четырнадцать лет. Она росла и превращалась в женщину, которую будут желать мужчины. Которую я желал. Бросив взгляд на ключ, золотой и острый, лежавший на моей приборной доске и кричавший на меня громче музыки… я просто… Я пока не хотел уходить. Мне хотелось спрятаться в темном и тихом месте, ощущать ее шепот на своих губах и чувствовать мятный аромат ее шампуня. К черту все. Развернув тачку так быстро, что шины скрипнули по асфальту, я поехал обратно к дому и остановился перед воротами. Затем схватил ключ, взял свой телефон с консоли, собираясь написать парням, что проведу остаток ночи дома, но тот оказался разряжен. Я отсоединил от зарядного устройства наш групповой мобильник, с помощью которого мы снимали свои выходки в Ночь Дьявола, отправил эсэмэски друзьям, чтобы они меня не ждали, сунул его в карман, а свой поставил заряжаться. Я запер машину, пробрался на территорию дома, стараясь держаться в тени, и двинулся к заднему двору. На первом этаже свет не горел, зато наверху несколько комнат были освещены. Подойдя к черному ходу, я достал ключ, оставленный Уинтер, и на мгновение замер, вспомнив, что раньше они не пользовались охранной сигнализацией. Надеюсь, ничего не изменилось. Я вставил ключ в замок, повернул его и открыл дверь. В темной кухне меня встретила полнейшая тишина. Однако длилась она недолго. – Уинтер, мне нужно ехать в аэропорт в пять утра! – закричал кто-то на втором этаже. – Ты не могла позвонить? Осмотревшись, я убедился, что кухня пустовала. Тихо закрыв за собой дверь, я как можно тише прошел по коридору в фойе, держась ближе к лестнице для прикрытия. – Извини, – послышался ответ девушки. Отец с матерью рассердились из-за того, что она пришла поздно и не позвонила им. – Ты плакала? – спросила мать раздраженным тоном. Уинтер не успела ничего сказать, прежде чем ее отец заорал с противоположного конца коридора: – Тебе повезло, что я не позвонил в полицию! Если ты не способна проявить элементарную вежливость, то уйдешь с этой работы. С любой работы, раз уж на то пошло. – После чего добавил: – Все равно это абсолютно бессмысленно. Сукин сын. Неудивительно, что ей так отчаянно хотелось хоть какой-то свободы. Родители считали ее слишком глупой и несамостоятельной. – Я сама разберусь. Иди спать, – сказала ему жена. – Не затыкай мне рот. Она не только твоя, но и моя дочь. Уинтер не принадлежит ни одному из вас. Они ей никто. – Вот поэтому тебе будет лучше в Монреале, – продолжил мужчина. – Та школа обеспечит для тебя безопасное и комфортное окружение, поможет найти колледж и работу с частичной занятостью, если захочешь. Девушка промолчала. Я представил, как она сидела на своей кровати и просто позволяла им говорить все, что они думают, словно не видела смысла в возражениях. Ничего подобного. Ее предки занудные. А она удивительная. – Ладно, – вмешалась мать, – главное, с тобой все в порядке. Мы поговорим об этом, когда я вернусь домой на следующей неделе. Мне необходимо поспать хотя бы несколько часов. Я иду в постель. Следующие несколько минут я ждал. Наконец, шаги стихли, свет выключился, двери закрылись. Спустя еще минуту я медленно прокрался вверх по лестнице, оставаясь настороже. Уинтер пересекла коридор, направившись в ванную. Едва она вошла, включила воду и музыку, я рванул вслед за ней, закрыл дверь и схватил ее. Резко развернувшись, девушка поймала ртом воздух. Я поцеловал ее, заглушив крик. Она перестала сопротивляться, сообразив, что это был я. Когда я подхватил Уинтер на руки, она обвила меня ногами. Завладев ее полными губами, я прикусил нижнюю и оттянул, ощущая вкус слез на ее щеках. – Что ты делаешь? – спросила Уинтер, вероятно, переживая, что меня поймают. В ответ я лишь покачал головой и тихо, на случай, если ее родители по-прежнему не уснули, произнес: – Не знаю, детка. Только не отпускай меня, хорошо? Не сдержавшись, она опять заплакала и, обхватив меня крепче, поцеловала. Свет был выключен, но луна освещала пол. Просунув руку под юбку, я дал Уинтер знать, что хотел ее. Мое поведение не имело никакого отношения к ее неспособности меня увидеть. Я не тщеславен. Все гораздо сложнее, чем она могла себе представить. Надеюсь, Уинтер никогда не узнает. Мы заслужили одну ночь. Несколько минут или несколько часов. Еще немного. Я понимал, что поступаю плохо. Понимал, что я ненормальный. Она ненавидела меня. Ее семья меня ненавидела. Эта девушка – одна из немногих, кого я не хотел обидеть. Мне девятнадцать, а она слишком юна. Но ее губы. Ее чертовы губы покрывали невесомыми поцелуями уголки моих губ, ее язык дразнил меня. Вкус ее кожи… Мне хотелось буквально проглотить ее. «Something I Can Never Have» играла по радио, вода текла в душе, и мы будто снова оказались в фонтане, как в детстве. Между нами происходило нечто чистое и нежное, лишь на короткий промежуток времени. Так и должно быть. Для нас это было неизбежно. Я хотел почувствовать Уинтер на себе. Ее кожу на своей. Хотел полностью овладеть ею. Отойдя к раковине, я усадил девушку на стойку. Она стянула с меня толстовку и футболку. Бросив вещи на пол, я обхватил ее лицо ладонями и снова поцеловал. Мой язык встретился с ее языком, наш жар и дыхание смешались. Я отстранился и посмотрел на Уинтер, снял с нее бабочку, расстегнул блузку. Она провела руками по моей груди, спустилась к животу, ощупывая рельеф мускулатуры. Было настолько приятно, что я застонал. Только так девушка могла увидеть меня. Моя кровь невыносимо разгорячилась, но я пытался сохранить терпение и позволить ей исследовать мое тело. Ее пальцы скользили по моим ключицам, плечам, рукам, прослеживали линии на груди и животе. Затем она запустила их под пояс моих джинсов, отчего поток жара хлынул к паху. – Уинтер… – еле слышно прошептал я. Как жаль, что она не знала моего имени. Я хотел, чтобы девушка произнесла его. Почему с ней все ощущалось иначе, чем с другими? Уинтер сняла свою рубашку, но когда потянулась к лифчику, я остановил ее, надел бретельку обратно на плечо и двинулся от ее ключицы к шее, прокладывая дорожку из поцелуев. Обхватив ее рукой, я притянул ее к себе, потерся своим мучительно изнывающим пахом у нее между ног и поцеловал в лоб. – Я хочу, чтобы ты стал у меня первым, – прошептала Уинтер. Я зажмурился.