Глава четвёртая Маски, которые мы разбиваем – Брат-близнец – это, конечно, прекрасно, но, откровенно говоря, мне всегда не хватало младшей сестры, – мечтательно проговорила Элль, начёсывая Ташины волосы костяным гребнем, переплетая пряди визжащими под булавками чёрными лентами. – А мама считала, что раз Богиня подарила ей двойню, то она не готова проходить через тяготы беременности снова. Заботы о делах округа и так отнимали у неё много времени… Эй, не вертись! – Ты мне кожу содрала, – простонала Таша, полными слёз глазами глядя в окно своей башни. – Красота, как известно, требует жертв. – Но желательно, чтобы в конечном счёте жертва всё же осталась жива! Две служанки, ползая по полу, прямо на Таше подшивали юбку; третья натирала воском туфли, намереваясь довести кожу до зеркального блеска. Гости давно уже собрались в бальном зале, но Таша пока не видела ни одного – они с Норманами единодушно сошлись во мнении, что без крайней необходимости говорить с посторонними, наводнившими Клаусхебер, ей не стоит. А крайне необходимо ей будет перекинуться с ними словечком лишь на самой церемонии да на торжественном приёме, организованном в честь совершеннолетия близнецов; так что последние два дня Таша провела в башне, наблюдая сквозь оконное стекло, как к замку съезжаются чужие экипажи, а слуги и подвизавшийся им в помощники Джеми развешивают в саду бумажные гирлянды. Послебальный ужин решили устроить на свежем воздухе: так гости смогут одновременно насладиться вкусом изысканных яств и зрелищем грандиозного фейерверка. Откровенно говоря, не особо ей и хотелось выходить. За дни, минувшие с исчезновения призрака, Клаусхебер наводнили не только гости, но и вернувшаяся прислуга, и Таша не была уверена, что пустой замок не нравился ей больше. – Вот и всё. – Придирчиво поправив одну из лент, Элль стряхнула невидимые пылинки с Ташиной юбки, расшитой серебристыми нитями и каплями горного хрусталя. Её собственный наряд был бирюзовым, отделанным золотом и мелкими сапфирами под цвет глаз; ради Ташиного облачения, затянувшегося дольше, чем рассчитывалось, она покинула бал, воспользовавшись перерывом, что отделял торжественные поздравления обоих близнецов с совершеннолетием от церемонии передачи наследия Леограну. – Скоро закончим. Ташино платье широкими фалдами ниспадало до пола. Пока до пола: работа служанок и невысокие каблучки должны были сделать своё дело. Платье сшили из мягкого шелковистого бархата, с короткими спущенными рукавчиками, оголяющими плечи, но достаточно высоким лифом (во всяком случае, зеркальце он скрыл). Оно было чёрным. А ещё оно было из шкафа Кэйрмиль. В любом платье Лавиэлль, которой Таша доставала лишь до плеча, она попросту утонула бы. Это Элль решила, что платье должно быть чёрным. Как Таша ни боролась за право надеть дымковое белое, шёлковое жемчужно-серое или атласное сиреневое, она добилась только одного: понимания, что принявшая некое решение Лавиэлль Норман несдвигаема, как Дымчатый Пик. – Туфли, – бросила Элль, когда подшивавшие юбку девушки привстали, торопливо обкусывая нитки. Третья горничная подсунула Таше начищенную обувь и принялась возиться с ремешками, которые застёгивались серебряными пряжками. – Отлично. Спасибо, дорогие, не подвели. Свободны. – Дождавшись, пока служанки удалятся, Элль развернула Ташу лицом к напольному зеркалу, которое лишь пару часов назад заняло место у одной из стен. – А теперь попробуй сказать, что я зря настаивала на чёрном. Таша посмотрела в стекло, обрамлённое резным деревом. Незнакомку в зеркале хотелось назвать статной. Изящной. Наверное, даже красивой. Чёрный бархат оттенял белизну кожи, высокая причёска подчёркивала сердцевидную форму лица. По контрасту с лентами цвета ночной мглы волосы отблескивали старым золотом. Это золото было единственным, что отличало её от зазеркальной тени, лицо которой едва не стало для Таши лицом смерти. …«твоё прошлое и будущее»… – Знаешь, что мне напоминает твой взгляд? – выждав достаточно, чтобы понять, что ответа не будет, выговорила Элль. – Альвийского Королевского Охотника. Который смотрит на человека, забредшего к заповедному озеру Ламанмир, и прикидывает, подстрелить ли его для допроса или избавить от мучений стрелой в спину. Таша смотрела на своё отражение, чувствуя, как её прошибает холод. И не только от осознания, что слова порождения Зазеркалья, в которые она когда-то отказалась верить, всё же были хоть отчасти пророческими. Последние дни прошли как в тумане. Она с трудом могла вспомнить, что ела всё это время. Как опустошала подносы с тарелками, которые ей приносили прямо в башню, и оставляла их за дверью. Как встречала закаты. Как ложилась спать и вставала поутру. Как говорила с братьями Сэмперами и танцевала в своей спальне с Лавиэлль, пожелавшей удостовериться, что она в принципе умеет танцевать. Жизнь превратилась в какую-то мутную дрёму, в растянувшийся момент, когда ты уже проснулся в ожидании чего-то неприятного, предстоящего днём, и знаешь, что оно неизбежно, – но пока ещё лежишь в постели, отчаянно надеясь провалиться обратно в сон и забыть об этом. И она не задавала вопросов Арону. Если на то пошло, они даже почти не виделись. Дэй уходил куда-то раньше, чем она просыпалась, и возвращался ближе к ночи. С другой стороны, это облегчало жизнь. Таша всё равно не знала, как общаться с ним теперь, когда она подозревала его в причастности к своим бедам. Даже притом что она отчаянно желала этого общения – и его отсутствие заставляло её время от времени чувствовать себя так одиноко и потерянно, как она редко чувствовала за свою недолгую жизнь. – Я… не уверена, что не зря согласилась на всё это, – вымолвила она едва слышно. …там, внизу, в бальном зале, куда они с Элль скоро пойдут, её ждала не только сотня незнакомцев, которым ей снова придётся лгать. Там её почти наверняка ждал тот, к встрече с кем она так стремилась – и встречи с кем боялась больше чего бы то ни было. Часть её отчаянно желала покончить со всем любой ценой; другая часть не менее отчаянно хотела сорвать платье и просто остаться в башне. А то и вовсе оседлать Принца и помчаться в ночь куда глаза глядят, подальше от Клаусхебера, врага и всего, что с ним связано. Что она будет делать, если оправдаются её худшие опасения? Что она будет делать, если Арон правда… – Я отлично помню, как волновалась перед своим первым балом, – сказала Лавиэлль, естественно, неверно истолковав её сомнения. – Твой, поверь, ничем от него не отличается. – Знала бы ты, как сильно заблуждаешься, подумала Таша тоскливо. – Под нашей крышей ты в безопасности. Как только ты покинешь её, от нас никто и никогда не узнает, как тебя найти. Я обещаю. И мы не останемся в долгу. – Пальцы, расцвеченные ледяными метками, деликатно и ободряюще коснулись её плеча. – Я не могу просить тебя перешагивать через себя, когда вы с отцом и так столько для нас сделали, но… Просто побудь сегодня той, кем ты была бы, сложись твоя судьба чуть иначе. Той, кого называли бы «Ваша Светлость» или «Ваше Сиятельство». Может, даже «Ваше Величество». – На лице Элль, маячившем в зеркале над её собственным, мелькнула улыбка. – Кто знает, не посчастливилось бы тебе стать женой короля. Нет, внезапно осознала Таша, глядя на своё отражение. Не женой короля. Никогда она не грезила о том, чтобы быть чьей-то женой. Не мечтала отсиживаться за чужими спинами и прятаться за того, кто за тебя решает твою судьбу. Не мечтала быть тем, кто в решающий момент выронит клинок и ринется от злодея наутёк вместо того, чтобы нанести удар. – …тебе не победить меня, Олиар! – надсадно хрипел двенадцатилетний Гаст, вместо колдовской мантии замотанный в старую занавеску, воздевая руки в знак того, что Талир Чёрный последним отчаянным усилием пытается наслать на противника смертоносные чары. – На моей стороне чистая мощь шести стихий и всех волшебных камней короля Клэрмора! – Конец твоему бунту настанет здесь, Талир! – яростно и торжествующе кричала десятилетняя Таша, прежде чем уткнуть меч-палку другу под мышку. Восстание Талира Чёрного всегда ужасало её больше, чем деяния всех других злых магов из легенд и летописей; потому роль полководца Олиара, сразившего Талира в легендарной битве на Излучной Равнине, она играла охотнее прочих. – Прими возмездие за Кровавую Пустошь и всех моих друзей, павших на ней! …она смотрела на девушку в зеркале. На Таришу Ленмариэль Тариш Бьорк, дочь и внучку королей. Дочь княжича, погибшего Кровеснежной ночью, и принцессы, шестнадцать лет делавшей каждый свой вдох ради неё. То, что у этой девушки нет и никогда не будет короны, этого не меняло. Не зря ведь в качестве третьей ипостаси ей дали горную львицу, королеву поднебесных хребтов. Она не побежит от того, кто убил её мать. Кем бы он ни был. Она не позволит ему увидеть свой страх. Вспоминая себя в избушке на болоте, держащей меч над плечом мальчика, клявшегося отдать за неё жизнь – вспоминая стремительно, будто погружаясь в глубокую тёмную толщу воды, под которой были похоронены те знания и чувства, в коих до недавних пор просто не было нужды, – Таша прикрыла глаза. – Думаю, – слова прозвучали неторопливо, будто изрекавшая их хотела дать окружающим возможность насладиться каждым звуком, – пора для нашего появления настала как нельзя более подходящая. Цепочка колдовского зеркала, по-прежнему обнимавшая её шею, блеснула тусклым, почти неуловимым, почти естественным соломенным бликом. Элль довольно усмехнулась: – Тебе лучше войти одной. Так будет зрелищнее. Я вернусь в зал чуть раньше. Когда Таша посмотрела на Лавиэлль Норман, легко и абсолютно естественно держа подбородок чуть вскинутым, взгляд её светился самообладанием ослепительным, как солнечный луч. – Наше Величество и не говорили, что мы позволим появиться с нами кому-то ещё. * * * – Так вот он какой, – благоговейно выдохнул Джеми, наблюдая за Мастером Адамантской Школы. В бальном зале, отделанном в вычурном и помпезном стиле прошлого века, выдержанном в голубых тонах от мраморного пола до лепнины под потолком, царил взволнованный музыкальный шум. Часть речей, поздравлений и подношений миновала, и поток сиятельной публики схлынул, оставив в дальнем конце зала драгоценную пену даров. Следом остались позади и первые танцы; теперь кружащиеся пары обрамляло собрание первейших малэн, благороднейших энтаро и светлейших герцогов, щедро разливавших елей светских бесед в воздухе, полном цветочной сладости и ароматов духов. Все они ждали церемонии передачи наследия Норманов, – которую предстояло засвидетельствовать Мастеру Иллюзионисту, беседовавшему с Ореком через две колонны от той, рядом с которой примостились Джеми с Леограном. – Кто? – рассеянно спросил без пяти моментов герцог Броселианский, не сводя взгляда с двустворчатых дверей в зал, к которым вели десять ступеней широкой лестницы. – Мастер. – Джеми в свою очередь не сводил взгляда с молодого человека, смеявшегося подле Орека. Сам герцог в зелёном с золотом, казалось, сбросил десяток лет; геральдический цвет Норманов он умышленно уступил племяннику, теперь подметавшему пол церемониальным плащом, где серебряные ирисы распускались на насыщенном синем бархате. – Всю жизнь мечтал увидеть хоть одного преемника тех, кого обучал сам Ликбер Великий! – А, вы об этом. – Леогран нервно заправил медные волосы за уши: возвращения сестры и явления Таши он ждал с куда большим волнением, чем, пожалуй, пристало наместнику Его Величества. – Могу вас познакомить, если хотите. Оркестру, выводившему в углу весёленькие танцевальные мелодии, перезвоном аккомпанировали подвески хрустальных люстр; вместо свечей в них горела сотня маленьких волшебных огоньков, отражавшихся в гладком мраморе пола сонмом светлячков. Окна по обеим стенам распахнули настежь, впуская в зал тёплый летний ветер. Между гостями лавировали слуги с бокалами игристого вина, потеющими на подносах. Джеми по идее положено было бы волноваться не меньше Леограна. В конце концов, если верить их королеве, прямо сейчас где-то тут бродил её враг, и не зря Алексас настоял на том, чтобы на сей раз прихватить с собой шпагу. К стыду своему, пока он с трудом мог думать о чём-либо, кроме того, что сейчас лишь десяток шагов отделяет его от одного из величайших волшебников страны. Одного из Шестерых. Того, кто был сильнее даже магистра Торнори. – А мы… не отвлечём их? О чём они так увлечённо беседуют? – Для всех остальных – полагаю, о предстоящей церемонии и магическом фейерверке, который за ней последует. – А для нас? – сделал логичный вывод Джеми. – Ставлю на то, что они обсуждают свои предпочтения в редких винных сортах. – Отстранившись от колонны, Леогран направился вперёд; его нервная походка напоминала о слегка сжимаемой и тут же расправляющейся пружине. – Идёмте уже. Полагаю, время на знакомство у нас есть. – Джеми, – произнёс Алексас, – думаю, нам не стоит привлекать к себе лишнее… – Я тебя не так часто о чём-то просил, но пожалуйста, можно, можно? Я буду осторожен, обещаю! И лишнего не скажу! Тяжёлый вздох брата Джеми предпочёл истолковать как знак согласия. – А, Леогран! Как раз выражал вашему дяде сочувствие в связи с его развалившимся вторым браком, – когда они приблизились, произнёс Мастер – высокий, ладный, с тонкими чертами светлого веснушчатого лица. – Надеюсь, вы с Элль не успели слишком уж привязаться к своей тётушке. Жалею, что так с ней и не познакомился. Тон был исполнен сочувствия, но в голубых глазах искрился смех. Кудри золотым облаком вихрились над высоким чистым лбом. Говорил Мастер быстро, почти скороговоркой, и слегка картавил, что добавляло звонкому голосу привлекательную мягкость. Он казался немногим старше близнецов Норманов, но Джеми знал, как обманчива внешность магов. Особенно тех, чья сила позволяла им стать Мастерами Школ. – Ты не много потерял, Верм, – сообщил Орек сухо. Норманы решили замолчать правду о семейной трагедии – разглашение её вызвало бы много проблем, неизбежно приводящих к прибытию стражи и подкошенной репутации семейства. Посему в глазах света Орек просто тихо развёлся с супругой, причём уже пару месяцев как, после чего отправил её восвояси. – Откровенно скажу, до последнего был уверен, что сегодня буду закреплять титул не за Лео. – За предельно дружелюбным тоном Джеми послышались когти, спрятанные в мягких лапах. – Учитывая, что ты, как выяснилось, тоже потерял статус примерного супруга… Не заключи Лео обручальный договор, ситуация вышла бы сложная.