Отца, которого Алексас почти не помнил, а Джеми почти не знал… – Нам всем известно, Гер, как ты любишь одаривать своих сынов похвалами, но предлагаю вернуться к тому, что острее всего требует вынести себя на суд, – устало проговорил магистр Торнори, тонкими руками поправив плед. Хозяин дома не так давно разменял третью сотню лет, и никто не удивлялся как тому, что он подозрительно легко зяб, так и мудрёным оборотам его речей: не все маги могли приспособиться к смене веков. – Всё же я настаиваю на том, чтобы сперва собрать узкий круг. Вероятность того, что мы обнаружим среди нас… то, чего опасаемся, ничтожна, но я хотел бы успокоить свою душу хоть на этот счёт. – А в чём, собственно, суть грядущего собрания? – стыдливо осведомился Джеми. – К нам пожалует новый спонсор, дабы обсудить условия союза с глазу на глаз. – Едва ли магистру нравилось повторять то, что Джеми пропустил за книгой и сном, но он не выказал этого ничем. Старый маг вообще умел прятать эмоции за гривой седых волос, что могли так кстати упасть на глаза, пушистой бородой и дежурным благолепием. – Нашим застоявшимся жилам не помешает свежая кровь. – Ещё выслушаем доклад шпиона в Торговой Гильдии, – добавил Найдж, – кое-какие новости из столицы… – В общем, ничего интересного, – зевнул Алексас. – …а ещё попытаемся поймать крысу. Джеми недоумённо вскинул голову. – Какую крысу? – Предателя, дурачок! – голос брата с головой выдал его азарт. – А вот это уже интересно… Если возвращаться к тому, что с братьями Сэмперами было не так, определённо стоило упомянуть, что в доме магистра Торнори располагалась штаб-квартира некого тайного общества. Основали его Герланд, магистр и Найдж, тогда ещё юный ассистент прославленного Торнори-энтаро[2]; они дали своему детищу благозвучное название «Тёмный венец» – и с тех пор это общество плело заговоры с целью свержения душегуба и узурпатора Шейлиреара Дарфулла Первого. Подрывной деятельностью «Тёмный венец» с переменным успехом занимался уже шестнадцать лет. Почти с самого восстания. За эти годы они привлекли под свои знамёна немало людей, цвергов и колдунов, и даже другие сообщества – помельче: многие соглашались, что дробить оппозицию королевской власти глупо, разумнее объединить усилия. Единственная загвоздка заключалась в том, что для свержения узурпатора требовался кто-то, кого можно возвести на престол по праву. Так что главной целью общества был поиск подходящего представителя сверженной династии Бьорков. Проблема была ещё и в том, что после Кровеснежной ночи Бьорков осталось немного. Все они либо находились одной ногой в могиле – по причине глубокой старости, – либо были вполне довольны жизнью под пятой узурпатора и все без исключения пребывали под пристальнейшим наблюдением новой власти. Вот лже-Бьорков за шестнадцать лет объявлялось немало; заканчивали они обычно ласковым выговором от стражи, позором да скромной заметкой в новостном листке об очередном самозванце и Венец не интересовали. Вывести их на чистую воду для магов труда не составляло, а возводить на трон фальшивку сторонники свергнутой династии не имели ни малейшего желания. Кто-то другой на их месте давно бы сдался, но ведь наверняка тела последних Бьорков сожгли недаром! Узурпатор уважил память предшественников и обеспечил убитым погребение рядом с предками, но вместо тел в королевскую усыпальницу отнесли лишь урны с прахом. Конечно: тело-то, в отличие от праха, опознать не составит труда… – Видите ли, не столь давно мы обнаружили, что кто-то внёс ничтожные, но злонравные изменения в защитные чары штаб-квартиры. – Магистр рассеянно обводил указательным пальцем костяшки другой руки. – Благодарить следует Найджа, он задумал внести в защиту коррективы, что открыл в минувшем месяце… и обнаружил это. – Что ещё за изменения? – Убрали запрет на несанкционированные переговоры. – Найдж хмуро глотнул из своей чашки; лучи светильника на столе просвечивали сквозь тонкий фарфор. – Как ты знаешь, только Основат… только мы трое в этом доме можем пользоваться зеркалами или открывать другие магические каналы для дальней связи. Раньше могли. – А теперь… – А теперь, спасибо нашему неизвестному другу, с этим справится кто угодно. Бери зеркало и болтай с кем-нибудь в столице – ни я, ни Герланд, ни учитель этого не заметим. Пальцы Джеми непроизвольно вцепились в книжный корешок. – То есть… кто-то в штаб-квартире… – Выходит на связь с внешним миром. Тайком от нас. Совершенно верно. Новость Джеми не понравилась. Даже очень не понравилась. Насколько ему было известно, последние дела сообщников проворачивались вполне успешно, но изложенные факты неизбежно вели к одному: некто из штаб-квартиры докладывает о делах Венца кому-то, кто о них знать не должен. – Посему мы устраиваем облаву. В ближайшие дни будем отслеживать всю магическую активность в здании. – Герланд отставил чашку на стол. – Если после собрания крыска побежит к хозяину – это кто-то из узкого круга. В противном случае через шестидневку собирается совет для широкого… – И в моих интересах, чтобы подлеца поймали там, – добавил Найдж, – а то ваш прекрасный опекун до конца жизни будет величать меня не иначе как «наивным желторотиком». – Рад, что твоему чувству юмора не вредит даже угроза тюремных застенок. – Если кому-то они и грозят, то не мне. Хотя, подозреваю, между тобой и королевскими палачами наша крыска выбрала бы второе, но такой подарок ты ей не сделаешь. Джеми подумал. Ещё раз подумал. – А… наш провал год назад, – сказал он тихо, – то, что в Прэкильской тюрьме ждала засада… не может быть с этим связан? Казалось, в гостиной стало темнее – так помрачнели двое колдунов, с которыми Джеми делил чай за круглым столом. Лицо Герланда осталось бесстрастным, но для альва то была привычная маска, прятавшая любое проявление чего-то, хоть отдалённо похожего на чувства. Тот провал был больной темой не только для Джеми. Из пяти человек, отправившихся тогда на задание, в штаб-квартиру вернулись двое, – и при виде одного из них целители лишь руками развели. – Всё может быть. – Сухие пальцы магистра сомкнулись, сплетаясь в судорожный замок. – Я не устану возносить благодарности судьбе за то, что Алексас всё ещё с нами, но… – Но я надеюсь, что крыска не причастна к тому, что он с нами не во плоти, – невыразительно закончил Найдж. – Иначе о свидании с королевскими палачами она будет молиться. – Всецело одобряю. В мурлыкающий голос Алексаса примешались нехорошие нотки, и голос этот – как всегда – звучал лишь в Джеминой голове. Если в последний раз возвращаться к тому, что же было не так с братьями Сэмперами, не стоило забывать, что год назад Алексас отправился вызволять кое-кого из тюрьмы – и вернулся с ранами, после которых не выжил бы никто. Год назад Алексасу предложили выбор: либо смерть, либо существование на правах… фактически призрака, но заключённого в чужое тело. Тело человека, что согласится всю оставшуюся жизнь терпеть в своей голове постороннюю личность. А на треть суток Алексас даже сможет брать контроль над этим телом: дышать чужой грудью, говорить чужими устами, фехтовать чужими руками. Жить, пусть каждый момент этой жизни ему великодушно дарил другой. С тех самых пор Джеми с Алексасом и делили одно тело на двоих – и, пожалуй, это всё же было самым не таким из всего, что было с ними не так. – Засим объявляю вечер завершённым, – резюмировал Герланд, поднимаясь с кресла. Даже это простое движение в исполнении альва завораживало стремительной текучестью. – Отбой. Выслушав указ «не распускаться», Джеми следил, как опекун покидает гостиную, без единого звука ступая по гулкому паркету (на самом деле не совсем по нему). Затем и магистр, напомнив про завтрашний урок, с кряхтением встал, чтобы опереться на Найджа; шаги хозяина дома сопровождало приглушённое ворчание про дрянные старые кости. – Кому отбой, а кому читать, – пожал плечами Джеми, когда комната опустела. В ответ его руки небрежно отбросили книгу на стол – не по его воле. – Кому читать, а кому под чужой балкон, – уточнил Алексас. Теперь – наконец-то – вслух. * * * Последний день привычной жизни Таша скоротала не лучше и не хуже обычного. Завтрак, чтение, прятки с Лив. Полуденный чай, чтение. Обед, чтение, уроки. Впереди ждала целая шестидневка каникул по случаю сенокоса, но завтра Таше предстояло почти весь день провести на лугу, а домашнее задание она предпочитала делать, пока время не поджимает. Мудрость, непостижимая для оболтусов вроде Гаста. Потом Лив убежала в деревню, играть с однокашниками (в отличие от старшей сестры, её в компанию деревенских отпускали без проблем), а сама Таша отправилась в конюшню. Принц, любимый льфэльский жеребец снежно-белого окраса, встретил хозяйку радостным фырчанием. – Сегодня никуда не поедем. Сам погуляешь, – сказала Таша ласково, пока конь тёрся мягкой мордой о её щёку в знак приветствия. Скормив ему пару кусочков сахара, девушка полезла за щёткой: та ждала своего часа в сундуке, как и другие коноводские принадлежности вроде расчёски и скребницы. – А пока поухаживаем за твоей породистой шкуркой. Она почистила Принца и, выпустив его в сад, принялась прибирать денник, когда её окликнули: – Лэй закончила в доме. Может и здесь закончить за тебя. Сгрузив в садовую тележку очередную порцию мокрой соломы, Таша уткнула острие лопаты в деревянный пол. Оглянулась на маму – та стояла в дверях конюшни, прислонясь плечом к проёму открытых ворот. – Обычно ты против того, чтобы кто-то за меня ухаживал за моим питомцем, – напомнила Таша. – Я обещала отпустить тебя полетать. Лучше сделать это, пока Лив не вернулась. – А Принца… – Я сама в денник заведу. И корм дам. – Мама качнула головой. – Иди, до вечернего чая всего пара часов. И так опоздаешь, знаю я тебя. Прислонив лопату к стене, Таша стянула холщовый халат, который накинула поверх домашнего платья, и без возражений проследовала к выходу. Она не поцеловала маму, проходя мимо. Даже не обняла – руки были грязные. Просто не видела необходимости прощаться. Ещё одна вещь, которую после она не могла себе простить. На садовой дорожке, вызолоченной светом медленно гаснущего дня, она разминулась с тётей Лэй: та жила неподалёку и за умеренную плату прибиралась в их доме. Заодно и готовила – мама, конечно, освоила кулинарию, но хлопотать над очагом предпочитала в исключительных случаях. Для односельчан не считалось зазорным прислуживать в домах соседей побогаче. Всё лучше, чем уезжать из деревни и искать работу на стороне, в недружелюбном городе. Минимальный порядок женщины семейства Фаргори поддерживали сами – подметали, складывали разбросанные вещи, убирали книги и игрушки. Но Мариэль никогда не позволила бы своим девочкам ползать по полу с грязной тряпкой, не говоря уже о том, чтобы ползать самой. Кивнув соседке, слушая, как удаляются её грузные шаги, Таша прошла в дом. Смыв грязь, заперлась в спальне. Убедившись, что за окном никого нет, настежь распахнула деревянную раму. Разувшись, через голову стянула платье. Никто не увидел, как из опустевшей комнаты вылетела птичка ланден, с торжествующим клёкотом взвившись в блёклую небесную лазурь. Небольшая и быстрая птица, похожая на белую ласточку, только перья с золотистыми кончиками – словно в солнечный свет обмакнули. …три ипостаси есть у оборотней. Одна ловкая – для детства, одна крылатая – для юности и ещё одна, самая сильная, для поры защищать себя… Строки из старинного трактата о нечисти Таша в своё время заучила наизусть и вспоминала их сейчас, ловя крыльями ветер. Крылья были первой из двух тайн, которые Таша хранила ото всех, кроме мамы. Даже от Лив – сестра едва ли сумела бы молчать. И если опальную аристократку прадмунтцы могли приветить, то семейку оборотней они не приветили бы точно. Две тайны, два дара, два проклятия… Таша долго парила над реками, поросшими лесом по пологим берегам, и лугами, по которым катились малахитовые волны высоких трав. Парила, наслаждаясь ветром в перьях, пока сумерки не рассыпали по небу осколки звёздного света. Время вечернего чая давно миновало, как и время её возвращения, но домой она не торопилась – как всегда. Мама была права: слишком неважным всё казалось здесь, в этой спокойной, бескрайней выси. И тайны, и проблемы, на земле не дававшие покоя – всё казалось далёким, мелким, как и сама земля, и люди, ждущие где-то внизу, и…