Хлопнув печной вьюшкой, Таша молча села за стол, повернувшись к мальчишке спиной. Продолжать разговор не хотелось: из-за темы и собеседника в равной мере. Спустя долгую паузу она услышала странный мягкий шелест и тихую песнь металла, звякающего о металл – будто перебирали монеты, – но если Джеми Сэмпер и решился пересчитать свои сбережения, её это не волновало. – Можно вопрос, Таша-лэн? Кто теперь с ней заговорил, стало ясно ещё до обращения – по вкрадчивости, мягким флёром окутавшей слова. – А я думала, ваше время на сегодня истекло… – Запас на приятную беседу с вами остался. – Алексас сидел, закинув ногу на ногу, глядя на неё так, будто портрет собрался писать. – Мне повторить первый вопрос? – Можно сразу второй. – Как же так вышло, что своего папеньку вы знаете всего несколько дней? Таша, ожидавшая этого с ночи, испытала почти облегчение. – Так и вышло. Не надо было подслушивать. Меньше знаешь, крепче спишь. Алексас отстранённо вертел что-то в руках. Что именно, мешала разглядеть столешница между ними – и Таша вдруг поняла, что так и не убрала со стола вещи, которые в поисках зеркала вывалила из сумки. – И всё-таки мне любопытно, при каких обстоятельствах вы познакомились, – сказал юноша, бесстрастно следя, как она сгребает скарб обратно, в плотное тряпочное прибежище. – И как вышло, что за несколько дней он умудрился так вас… приручить. – Слишком долгая история. – О, мы никуда не торопимся. То, что недослушаю я, выслушает Джеми. Считайте это обычной светской беседой, всё равно в тишине сидеть неуютно. – А почему люди должны разговаривать, чтобы быть в своей тарелке? Когда ты находишь… своего человека – вы можете молчать часами, и главное, что вы молчите вместе. – Да, молчать с чтецом сознаний действительно одно удовольствие, – подтвердил Алексас с издёвкой. – Стало быть, вы просто безоговорочно верите ему… раз делитесь с ним самым сокровенным и позволяете за вас решать, что вам делать. – Арон спас меня. За несколько дней он помог мне больше, чем мой отец за всю жизнь. И словом, и делом. – Почему? Ему открыты такие дали, о которых мы можем лишь догадываться. Душа его бродит по одному ему ведомым тропам. С чего вообще он решил вам помочь, вы задумывались? …ночной лес, умирающий костёр, мужчина, лежащий по ту сторону, глядя в бесконечность… – Арон помогает всем нуждающимся, которых встречает на своём пути. Вы могли в этом убедиться, к вашему счастью. – Таша. – Алексас подался вперёд, и в голосе его зазвучали проникновенные нотки. – Я понимаю, как вам хочется ему верить, но я на вашем месте не был бы столь опрометчив. – Вы не на моём месте. – Таша, он чтец. Он прочёл вас, как книгу, и предстал перед вами таким, каким вы хотите его видеть. Ему это нетрудно. Даже глаза его выдают, что он привык носить маски. С чего вы взяли, что он не влезает в ваш разум? – А что у Арона с глазами? – Глаза – зеркало души, и это не пустые слова. Когда маги меняют облик, труднее всего изменить глаза. Иные заклятия перемены обличий и вовсе не позволяют этого сделать. Так можно ли доверять человеку, душа которого меняется в зависимости от настроения, погоды или одежды? – Вы видите, что они меняют цвет. Я вижу, что они светятся изнутри. Они долго смотрели друг на друга; так долго, что Таша успела заметить, как радужки напротив её собственных отливают зимними сумерками. – Ладно. Предположим. – Алексас бросил на стол то, что крутил в пальцах. Золото звонко ударилось о дерево, прежде чем звук приглушило вязаное кружево салфеток. – Стало быть, я тоже приму на веру, что такой, как он, просто бескорыстно помогает законной наследнице престола. Оцепенев, Таша смотрела, как к ней подкатывается перстень-печатка с драконом, сидящим на короне с шестью зубцами. Гербовая печать Бьорков. Щётка с деловитым шуршанием перебралась в спаленку. Глухо щёлкнули моментные стрелки, чуть ближе подобравшись к концу нового часа. – Вы… – Нашёл это в ваших вещах, пока вы так кстати дулись на Джеми. – Алексас скрестил руки на груди, наблюдая за калейдоскопом эмоций в её лице. – Извините, не удержался. Слишком хотел проверить свою догадку. – Как вы… – По властности истинно монаршей особы, что время от времени прорезалась в вашем сладком голоске. – Алексас почти улыбнулся её беспомощности. – Я слышал ваш ночной разговор. Вернее, слышал Джеми, но не вынес из ваших слов то, что стоило бы вынести. Зато я довольно скоро сопоставил «всех Бьорков, кроме мамы» с тем, что ваша матушка была оборотнем. Потом вспомнил портрет Тариша Морли – у нас в штаб-квартире висел один. Пока не нашёл печатку, уверенности у меня не было, но после сомневаться стало трудно. Мы давно подозревали, что не все Бьорки погибли в резне. – Таша не знала, какое выражение можно увидеть на лице мужчины после ночи страстной любви, но подозревала, что удовлетворение в лице Алексаса Сэмпера в этот момент очень близко к этому. – Вы – дочь Тариша Морли и Ленмариэль Бьорк. – Вы не имели права! – Почему ему вы доверяете свою тайну, а мне нет? Таша только сжала кулаки. Тайна. Проклятые, треклятые тайны, которые она никогда не хотела хранить и ещё меньше хотела кому-то доверять. Не доверила бы, если бы их у неё не вырвали, за несколько дней – два раза. Только вот осознание, что хранить больше нечего, развеивало в пыль груз, который она вынуждена была нести так долго. – Почему вы не сказали сразу? – когда Алексас заговорил вновь, голос его смягчился. – Мы искали вас всю жизнь. Мы бы… – Потому что я не хочу этого. Того, чего хотите вы. Я не хочу падения Шейлиреара. Не хочу быть королевой. Сказать это оказалось куда легче, чем Таша могла предположить в мыслях. Если бы осмелилась. Она так устала лгать, что говорить правду – в том числе самой себе – было так же приятно, как глотнуть ключевой воды после болотной жижи. – Он лучший правитель, чем я когда-либо смогу стать. – С каждым словом становилось всё легче, так легко, что почти хотелось смеяться. – Трон – это не только корона, балы и красивые платья. Это ответственность, которую я принять не готова. Так же, как не был готов и не смог принять её мой дед. – У вас будут советники. Помощники. – Алексас говорил почти бесстрастно. – Мы. – И править будут они, а я буду при них кукольной королевой? Годной лишь на то, чтобы её дёргали за ниточки? – Таша всё-таки рассмеялась, колко и зло – так звенят друг о дружку осколки битого стекла. – Только в сказках истинный король живёт себе и не знает о своём предназначении, а потом вдруг исполняет пророчество, восходит на престол и правит так мудро и справедливо, как никто до него. Я – не истинный король. Я вообще не король. Меня не растили королём. Принцессой, способной блистать на приёмах, – может быть. Только это последнее, что мне нужно в этой жизни. – Она откинулась на спинку стула, улыбаясь Алексасу Сэмперу в лицо; каменные лица бывали выразительнее, чем его, пока он слушал её исповедь и отповедь. – Я не говорила вам, потому что это знание не даст вам ни-че-го. Я не примкну к Венцу. Я не буду рисковать собственной жизнью и жизнью сестры ради глупых несбыточных миражей, которыми живёте вы и ваши сообщники. Я не собираюсь играть роль, для которой не гожусь и о которой не просила. Вот и всё. Выбор сделан. Ещё один мост сожжён. Ещё один поворот, куда её так старательно гнали, остался в стороне и растворился в тумане. Осознание этого было таким же сладким, как то яблоко в карамели, вкус которого снова вспомнился ей: даже спустя годы, минувшие с тех пор, как Таша получила его из рук короля, которого должна была всей душой ненавидеть. Они смотрели друг на друга, пока Таша не устала считать удары часов. Пока юноша напротив – всё с тем же непроницаемым лицом – не протянул руку туда, где на краю столешницы лежала его шпага. За тем, как клинок с металлическим взвизгом выскальзывает из ножен, Таша следила неверяще. Хотя бы по той причине, что Алексас Сэмпер не казался ей полным идиотом, а только полный идиот решился бы угрожать ей сталью, когда за соседней стеной спит Арон. Но поскольку других причин, по которым он мог схватиться за клинок, Таша не видела, то всё равно вскочила из-за стола одновременно с ним. Она попятилась, когда Алексас шагнул вперёд, огибая стол. Отпрянула, врезавшись в печку, когда он подался вперёд, сократив расстояние между ними куда быстрее, чем она могла предположить. Разомкнула губы для крика. – Моя королева… Фраза была последней из всего, что Таша ожидала услышать – и воцарившуюся тишину нарушил мягкий звук приглушённого удара, с каким Алексас Сэмпер упал на одно колено. – Моя королева. – Он положил клинок на левую ладонь. Чуть подкинув рукоять, которую держал в правой, перехватил лезвие возле гарды; когда серебристая сталь оказалась лежащей на его пальцах, протянул шпагу Таше на вытянутых руках – так, чтобы ей удобно было взять оружие за эфес. – Вы окажете мне честь, дозволив стать вашим рыцарем? Её брови подлетели вверх, словно желая коснуться волос. – Что? – Ваш отец однажды сказал мне, что я стану славным рыцарем. Меньшее, что я могу сделать в память о нём – исполнить это обещание и служить его дочери. – Отблески света маслом разливались по блестящей полоске заточенного металла. – Скверный из меня будет сын и заговорщик, если я не оберегу наследницу тех, за кого мои родители отдали жизни. Раз вы не хотите примкнуть к Венцу, честь и бремя вашей защиты ложится на меня одного. Если вы согласитесь, я ваш, моя королева. Сверху вниз Таша смотрела на него – столь серьёзного, каким она ещё не видела ни Алексаса Сэмпера, ни его брата. Интересно, у Джеми спросили, желает ли он присягать порождению Мирк?.. – Я… не королева. Я не имею права этого делать. – Не для меня. Вы дочь, внучка и правнучка королей. Законная принцесса. Единственная, кого я готов признать достойной короны. Принцесса-наследница имеет ровно то же право принять рыцарскую присягу, что король и королева. А смерть вашей матери делает вас королевой, пусть и некоронованной. Она провела языком по сухим губам – быстро, по-кошачьи. Алексас Сэмпер ждал спокойно, держа клинок на недрогнувших руках: с тем же успехом его можно было вложить в ладони статуи. Удержаться от искушения было трудно. Куда труднее, чем отказаться от недосягаемой короны. Хотя бы потому, что тоненький голосок в голове продолжал напоминать, как желала этого мама, и уж этой маленькой уступкой – принять присягу мальчика, знавшего её отца, получив ещё одного защитника, который ей так нужен – дочь могла бы её порадовать. И ещё… – Рыцарь обязан держать слово, данное госпоже. И прислушиваться к её желаниям, – сказала Таша. – Поклянитесь мне… поклянитесь, что если я это сделаю, вы никогда и никому не скажете, кто я. – Клянусь. Честью своей и обоих родителей. Он ответил, не задумываясь. И в сочетании со всем, что Таша успела услышать о его родителях – достаточно, чтобы понять, что Алексас Сэмпер клялся тем, чем действительно дорожил, – это заставило её всё же принять шпагу. Оружие было куда тяжелее, чем казалось со стороны. Впрочем, любая власть со стороны кажется легче. Перехватывая эфес поудобнее, Таша лихорадочно вспоминала посвящения, о которых читала в книжках; жаль, в своё время не предположила, что заученный наизусть отрывок может пригодиться.