– Это вы тот кирпич называете хлебом? – Разве хлеб не может быть в форме кирпича? – Может, но я имела в виду настоящий кирпич. У меня кроме лепёшек ещё свежий каравай… и даже мясо есть. – Увы, вынужден отказаться. В этом месяце мы едим только рыбу. – Ну а хлеб? Дэй, вздохнув, отложил меч: – Если вам так хочется переводить на меня свои припасы… Таша смотрела, как он ест – неторопливо, тщательно прожёвывая, глядя на огонь. – Вы всё про меня знаете, да? Дэй поднял взгляд: – Смотря что вы имеете в виду. – О том, кто я. – Трудно говорить про людей, кто они. У каждого человека множество… определений. У нелюдя тоже. – И почему бы сразу не сказать, что знаете? – Вас интересовало, знаю ли я всё о том, кто вы. Пока я могу сказать только, что у вас с матерью были две большие тайны, одна из которых та, что вы оборотни. Насчёт остального есть догадки, но чтобы говорить уверенно, в них надо вначале убедиться. – Остального? – «Хороший человек» – тоже определение. Или «хороший оборотень». – Дэй отправил в рот последний кусок и, отряхнув руки, полез в сумку за фляжкой. – Благодарю за угощение, хлеб замечательный. В другое время Таша улыбнулась бы комплименту – хлеб она пекла сама, – но не сейчас, когда некоторые из его слов заставили её вытянуться напряжённой струной. – А вторая тайна? Дэй пожал плечами: – Это же ваша тайна. Вы знаете её не хуже меня. Спросить или не спросить? Хотя какая разница, когда висишь даже не на волоске, а на половине его… – Вы знаете, кем была моя мать? – Таша вглядывалась в его лицо пристально, как никогда до этого. – Знаете, кто я? Мужчина задумчиво посмотрел на неё поверх фляжки. – Вы о том, что вы – дитя Тариша Морли и Ленмариэль Бьорк, чудом уцелевшей во время Кровеснежной ночи, и таким образом являетесь законной наследницей престола Срединного королевства? …да. Он и правда знал всё. Слова были произнесены. Вслух они звучали ещё безумнее, чем когда просто покоились знанием в глубинах памяти. И заставили Ташу мрачно кивнуть. – Знаю, как видите. – Дэй убрал фляжку; голос и лицо его остались спокойными, почти скучающими. – Если хотите, чтобы я величал вас по титулу… Для него это не имело никакого значения. Её происхождение. Тайна, которая любого должна была повергнуть в трепет или страх. Вызвать алчное желание воспользоваться этим открытием, так или иначе – и для них с Лив уже будет неважно, решит ли проницательный незнакомец манипулировать потерянной принцессой или бежать с докладом к страже. Это казалось невероятным, но это было так. – Какие титулы, – махнула рукой Таша. – Просто… я никогда и никому этого не рассказывала. Объяснив всё мамино презрение к «деревенским» и светский окрас Ташиного воспитания, тайна жгла её три года. Три года тяготила сердце осознанием, что Таша никогда и никому не сможет её поведать. Три года мучила мыслями, что лучше бы она ничего не знала: ведь что она может сделать, если хочет жить?.. – Не рассказывала, – повторила Таша. – Даже Лив. А тут… – Я понимаю. Но вашей вины здесь нет, во всём повинен мой дар и моё любопытство. – Дэй вновь взялся за меч – для успокоения, наверное. – Впрочем, каким бы интересным ни было ваше фамильное древо, сейчас стоит подумать о том, что нам делать дальше. – Нам? – уточнила Таша. – Когда спасаешь кому-то жизнь, берёшь за него ответственность. Бросить вас, когда вам некуда идти, преступление. – Почему некуда? У нас с Лив есть… – Вы не можете вернуться домой. Не думаю, что похитители успокоятся прежде, чем найдут вас. – И что вы предлагаете? – Спрятаться. – Мы не сможем всё время прятаться. – Всё время нам и не придётся. А даже если бы пришлось, это легче сделать, чем вы думаете. Особенно с верой в защитный круг. – Будем всю жизнь ночевать в лесах? – Я выразился… фигурально. – Он наконец вернул клинок в ножны, оставив лезвие обнажённым где-то на полпальца. Наклонился, положив меч между ними, странно далеко от себя. – С верой вы будете в безопасности в любом доме. Скажите это тем наёмникам, мрачно подумала Таша, протянув руки к потухающему костру. «Нам». Вот так просто взял и распорядился её судьбой. А она, что самое паршивое, даже не хочет возражать: ей ведь действительно отчаянно нужна помощь… – Поспите, – посоветовал дэй. – Не хочу. – Тогда хотя бы ложитесь. Таша осталась неподвижной; он слегка пожал плечами и лёг, заложив руки за голову, глядя в небо. Хворост прогорал быстро, и вскоре поляну озаряло лишь тусклое мерцание углей. Их отблески так причудливо сплетались с ночной тьмой, что лежавшего по другую сторону костра мужчину легко можно было принять за тень – только в глазах блестели отражённые искры. Веки оставались открытыми, но взгляд из-под длинных ресниц был странным: точно на окна опустили стальные ставни, точно он смотрел на что-то бесконечно далёкое. От осознания, что сейчас он, лежащий рядом, на самом деле совсем не здесь, делалось жутко. – Святой отец? Он моргнул. Повернув голову, посмотрел на неё: светлым, дружелюбным взглядом. Обычным. Близким. – Да, Фаргори-лэн? Таша облизнула пересохшие губы. Ей не слишком хотелось спрашивать то, что она собиралась спросить. Хотя бы потому, что если её опасения верны, едва ли он скажет ей правду. Но не спросить не могла. – Почему… вы это делаете? – Что именно? – Почему помогаете мне? Почему бросили все свои дела и поехали со мной? Может, потому что сразу узнали, кто я, и всё же решили этим воспользоваться, могла бы добавить она – и, естественно, не добавила. Чтец и так наверняка её услышал. – Это ведь рискованно, а вы… вы меня совсем не знаете, и… – Я ничего не бросал. – Дэй приподнялся на локте. – Иногда случается так, что людям нужна помощь, но они не могут обратиться к страже. Я покидаю свою паству и странствую по Долине, чтобы помогать этим людям. Или нелюдям. – Зачем? – Так завещала нам Богиня. Таша недоверчиво уставилась на него: – Так вы что… паладин? Он усмехнулся.