Свадьбу сыграли быстро, а младенец, родившийся спустя шесть месяцев после этого, оказался недоношенным и слабым, вследствие чего вскорости умер. Убитую горем мать отправили поправить здоровье в семейное гнездышко, где ее не забывал навещать любящий муж. Через полтора года в семье графа Ридейро появился долгожданный наследник, которого, по традиции рода матери, назвали Тии’ран, что означало «свет солнца». Черноволосый голубоглазый мальчонка, похожий на отца как две капли воды, с солнцем имел мало общего, зато принес долгожданный мир и семейный покой. А в это время мой папенька продолжал кутить и гулять, чем окончательно настроил против себя тогдашнего монарха, отца Герхарда. Утихомирить князя не получалось ни уговорами, ни угрозами. Граф Ридейро, к которому также обращались с просьбой повлиять на бывшего друга, умыл руки и продолжил злорадно наблюдать за тем, как мой тогда еще будущий родитель катится на самое дно. К сожалению или к счастью, но докатиться до конечного пункта последний представитель рода Лурье не успел. По дороге в бездну на одном из балов, куда его вынуждены были пригласить благодаря происхождению, повстречалась она. Юная, непередаваемо прекрасная и недоступная Дили’ран — «лунный свет». Уже по одному имени девушки несложно было догадаться о ее происхождении, Диль была дочерью того самого посла и кузиной молодой графини Ридейро. Естественно, ни о каких нежных чувствах со стороны князя Диль и слышать не хотела, поскольку прекрасно помнила тот безобразный скандал, который едва не стал достоянием общественности и чуть не погубил репутацию всей ее семьи аж в двух государствах. Четыре долгих года потребовалось князю Лурье, чтобы доказать Диль серьезность своих чувств. Он бросил пить, перестал устраивать пирушки и вообще вел себя крайне благообразно, настолько благообразно, что даже монарх, глядя на страдающего ог неразделенной любви дальнего родственника, дал свое благословение, после чего согласие на свадьбу было наконец-таки получено и от отца невесты. Беззаветно влюбленный в жену князь был на седьмом небе от счастья, да и Диль к тому моменту успела влюбиться в красивого харизматичного мужчину, который столь упорно добивался ее расположения на протяжении нескольких лет. Свою роль сыграло и увлечение девушки книгами, ведь так приятно было ощущать себя практически героиней романа, любовь к которой смогла «спасти и исправить» мерзавца. Мечта! Вскоре Диль с огромной радостью переехала в поместье Лурье и стала еще чаще навещать кузину и своего семилетнего племянника Ти, которого просто обожала. Семейная идиллия все же смогла примирить двух бывших друзей, и пусть прежняя дружба не вернулась, но ради жен князь и граф зарыли топор войны. Но, как часто бывает, счастье было недолгим. Диль забеременела. Постоянные недомогания супруги, перепады настроения и безобразные истерики основательно расшатали семейный покой. Князь стал постоянно отлучаться из дома, все чаще и чаще оставляя молодую жену наедине с ее «недугом». Настроение Диль от этого явно не улучшалось, а вскоре еще и доктор запретил ей из-за угрозы выкидыша принимать в спальне мужа. Шли месяцы, животик с наследницей подрастал, а князь все реже и реже ночевал в поместье. Начались постоянные поездки в столицу «по делам», откуда он не возвращался неделями, а под конец и вовсе перебрался туда жить, пообещав перевезти к себе жену, как только та родит. В это же время соседи тоже ожидали прибавления, у маленького Тии’рана должна была родиться сестренка. Не то чтобы он очень ее хотел и сильно ждал, но некое радостное предвкушение все же присутствовало. С таким ребенок обычно ожидает своего дня рождения, чтобы получить в подарок новую игрушку. Малышка Ридейро появилась через четыре месяца после прибавления в семье князя, и событие это разделило жизнь маленького мальчика на до и после. Той ночью в родах умерла его мама, а когда на похороны приехало семейство Лурье, то даже слепой не мог не заметить, что новорожденная Ларина — точная копия маленькой княжны. В тот день бывшие друзья едва не подрались у гроба, и все это происходило на глазах семилетнего мальчишки, который только что лишился матери. Граф вскоре потребовал от князя «забрать свой приплод», на что ожидаемо получил категорический отказ. Это-то и стало причиной злополучной дуэли, на которой были пусть и не смертельно, но ранены оба. — Дуэли уже тогда были запрещены, — протянул Тиран и обернулся, словно ожидая от меня какого-то ответа, но я потрясенно молчала. — Когда об этом узнал король, явно не без помощи твоего папаши, который хотел подвести моего отца под смертную казнь, монарх принял единственно верное, по его мнению, решение: обе семьи впали в немилость и были навсегда отлучены от двора. Сверх того, всем членам семьи Ридейро запрещалось когда-либо занимать любые чины в государстве. Понимаешь? Любые! — едва ли не выкрикнул раненым зверем Тиран. — Не понимаешь? Я отрицательно покачала головой, все еще не в силах осознать услышанное. Неужели мой отец был таким?! — Моя карьера закончилась, не успев начаться! — уже спокойно продолжил Тии’ран с горечью в голосе. — Мне были навсегда закрыты все дороги на любую службу. Ни одна приличная семья не отдала бы за меня свою дочь. Единственное, что мне оказалось доступно, — это прозябать в захолустье. За что? Да просто так! Просто потому, что какой-то козел два раза обрюхатил мою мать! Еще и выродка своего нам оставил, словно в насмешку. Виконт вновь сделал большой глоток вина и неловким движением взлохматил волосы. — Как же я ее ненавидел, — тоскливо признался он. — Убить хотел. Как и тебя. — Меня-то за что?! — воскликнула возмущенно. Да, мой отец святым не был, и, если все сказанное правда, то он оказался просто подонком, но его поступки загубили не только жизнь Ридейро, но и мою. Теперь в голове наконец-то сложилась полная картина, которая до этого была лишь непонятными осколками воспоминаний из детства. Мои родители никогда не были сильно близки. Да, они обращались друг к другу уважительно, но между ними не было той теплоты, что отличает настоящие семьи. По отдельности они оба меня любили, но всегда были я и мама или я и папа, и никогда — мы. Семьи не было. Отец, напоказ или и в самом деле, в матери души не чаял, а она была к его знакам внимания холодна, будто ей и вовсе неприятно находиться с ним рядом, но вежливость и воспитание не позволяют сказать об этом прямо. Все свободное время мама проводила за рукоделием или приготовлением пищи, которым, кстати, увлеклась после моего рождения. А отец делал хорошую мину при плохой игре. Внешне у нас была идеальная семья, но за красивым фасадом скрывались руины, и именно эта картинка сейчас четко сложилась у меня в голове. — По сути, тебя ненавидеть было не за что, — покачал головой Тиран, вырывая из раздумий, — да только, не будь тебя, не пошел бы твой папаша тогда гулять налево. Прямолинейно, как фонарный столб! Вот только это не то обвинение, которое я готова была бы безропотно принять. — Если кто-то не заметил, на мою жизнь загулы моего папеньки тоже повлияли не лучшим образом, — возразила я, но Тиран ничего не ответил на мои слова. — Тогда я решил мстить, — продолжил исповедь мой кошмар. — Решил ударить князя по самому больному, отнять то, что ему дороже всего, как он отнял у меня мать и морально уничтожил отца. Ведь отец после всего запил. Он беспробудно пил месяцами, даже не трезвея. Все домашние дела тогда свалились на меня: начиная с закупок продовольствия для кухни и заканчивая заботой об этой маленькой крикливой твари. — Кулаки виконта сжались, но он сдержался, только вновь глотнул вина. — Мне очень помог управляющий, который не позволил поместью развалиться по кирпичику, но Дермин был стар и вскоре умер. После его кончины я фактически стал управляющим целого поместья. Представляешь, каково это для мальчишки в десять лет?! Если честно, я не представляла. В отличие от виконта Ридейро, мое детство было как минимум спокойным, за исключением одного случая, но тогда я сама была во всем виновата. — Я долго думал, как совершить задуманное так, чтобы все сошло за несчастный случай, и однажды судьба сама предоставила мне этот шанс. Помнишь, как-то король устраивал большую Зимнюю охоту? — Я кивнула. К сожалению, ту охоту я помнила слишком хорошо. Мне тогда было четырнадцать лет. — По счастью, приглашены были все окрестные семьи, мы с тобой не стали исключением. Да, я это помнила. Не прошло и года с момента смерти матери, а отец тогда со всем возможным рвением собирался на охоту, подбирал наряды себе и мне — девушкам уже с четырнадцати разрешалось участвовать в гоне, не наравне со взрослыми, но прогуляться верхом на лошади — точно. Меня тогда сильно коробило такое его отношение. Я еще не оправилась от потери, а отец вез меня развлекаться. Но переубедить его было невозможно. Скорее всего, он хотел поговорить с королем и попросить снять запрет на посещение двора, и в его рукаве был хороший козырь — юная симпатичная княжна, которая к тому же была последней представительницей древнего рода. Не знаю, вышло бы что-то из этой затеи или нет: с королем мы так и не увиделись. Когда раздался рев горна, столичная знать унеслась вперед загонять бедную лань, отец кинулся в погоню, забыв о дочери, а я, оглушенная громкими звуками и гомоном сотни голосов, отстала. Желания веселиться не было никакого, поэтому я тронула лошадь и медленно двинулась сквозь густой лес на шум голосов. В тех краях я не была никогда, поэтому ожидаемо заблудилась, вскоре и лошадь потеряла подкову и захромала. К сожалению, на этом злоключения не закончились. Сама судьба в тот проклятый день ополчилась на меня. Испуганно всхрапнув, лошадь шарахнулась в сторону, едва не выбросив меня из седла. Женского, кстати, неудобного. Я в нем ездить почти не умела, всегда предпочитая кататься в мужском. Мы жили почти в глуши, перед кем красоваться в платьях? Еще и амазонка сдавливала со всех сторон, мешая не то что сидеть — дышать. — Зато ты прекрасно выглядишь! — отрезал тогда отец, когда выбирал наряд. — Все должны увидеть, какая ты у меня красавица. Глядишь, еще и влюбится кто из Ригаросса. Расчет его был понятен. Если не удастся повлиять на короля, всегда оставалась возможность вернуться в свет благодаря замужеству дочери. Только папа в тот роковой день упустил из виду одну важную деталь, а именно — саму потенциальную невесту. Я блуждала по лесу не первый час, уже почти отчаялась, как вдруг лошадь стала очень нервной. Она всхрапывала, била копытами и периодически пыталась встать на дыбы. Подобное поведение спокойного животного должно было насторожить, но мне и в голову не пришло подумать об опасности, которую почувствовала кобыла. В таком «веселом» темпе мы проехали еще минут пять, а потом… Волчий вой раздался совсем рядом, заставив кровь похолодеть в жилах. В последний раз взбрыкнув, лошадь сбросила свою глупую непутевую наездницу в колючие заросли и унеслась вдаль. Вслед ей бросилась серая стая, и это было последнее, что я увидела. Прямо в зарослях дикого шиповника притаился камень, о который я ударилась головой, потеряв сознание. — Ты наконец-то вылетела из седла, — спокойно, как нечто самой собой разумеющееся, рассказывал Тиран. — За твоей кобылой понеслась оголодавшая стая. Я неделю морил собак голодом, чтобы они готовы были рвать добычу живьем на части. О да, я хорошо подготовился к мести и предвкушал, как ты будешь страдать, плакать от боли и молить о помощи. — От таких откровений у меня по спине пробежал холодок, и я еще плотнее прижала к себе ноги. Мало ли. Сейчас как развернется, как вцепится… Как волк. — Двоих кобелей я не спустил с привязи. Они послушно шли рядом, поскуливая и ожидая лишь команды, чтобы наконец насытиться, но почему-то мне тогда захотелось взглянуть в лицо своей ненависти. Знаешь, наверное, в этом и была моя самая главная ошибка в жизни. — Он развернулся так резко, что я отшатнулась и вскрикнула. Заметив мою реакцию, виконт улыбнулся грустно, по-доброму, и тихо произнес: — Да не бойся ты. Уже ничего не бойся. Протянув руку, опекун осторожно провел пальцами по моей щеке. Я замерла, боясь даже вздохнуть. Естественно, он все понял. Криво усмехнулся и убрал ладонь. — Ты лежала без сознания, ресницы едва подрагивали, будто во сне. Такая маленькая, хрупкая, нежная… моя. Именно в тот момент я понял, что ждал именно тебя. Собаки были пущены вслед за стаей, а я склонился над тобой. Острые колючки оставили глубокие кровоточащие порезы на руках, а одна царапина пересекала всю щеку. Я тогда еще подумал, что может остаться шрам. — Действительно, шрам остался. Я нервно провела по тонкой, едва заметной полоске, расчертившей левую щеку по диагонали. — Я доставил тебя к лекарю. К счастью, никаких серьезных травм ты не получила, только царапины и небольшое сотрясение. Когда очнулась, ты так рьяно благодарила меня за спасение, а я смотрел на тебя и едва с ума не сходил. Как могло произойти, что ненависть в одночасье переросла совсем в другое чувство, и чувство это было столь сильным, что едва не сжигало изнутри? Хотелось схватить этого маленького ясноглазого ангелочка, прижать к себе и никогда не отпускать. Действительно, когда я пришла в себя, рядом сидел молодой красивый мужчина, который так странно на меня смотрел, что было очень неловко. Отчего-то я тогда подумала, что его смутила рана на щеке, которая на пару месяцев ощутимо изуродовала мою внешность. А потом пришел отец и выставил моего спасителя прочь, запретив тому даже приближаться ко мне. — С того рокового дня я лишился покоя. Использовал любую возможность увидеть тебя, побыть рядом. Бесшумной тенью ходил по пятам. А меня все считали сумасшедшей и даже лекарю показывали, который сказал тогда умное страшное слово — паранойя. — Спустя год я понял, что не вынесу больше этой пытки: быть рядом и не иметь возможности даже коснуться, провести пальцами по едва заметному шрамику, который связал нас навсегда. Я пришел к твоему отцу просить твоей руки. — На мой удивленный взгляд Тиран лишь покачал головой. — Как многого ты не знала, да? Естественно, раньше твоего совершеннолетия о свадьбе речь бы не шла, но можно было заключить помолвку, если бы твой отец дал согласие, и я из кожи вон лез, чтобы убедить этого старого упрямца позволить нам пожениться. Мой потрясенный взгляд Тиран явно расценил неправильно, поскольку вновь потянулся погладить меня, но я осторожно, но непреклонно убрала его руку. Неужели в той ситуации ему ни разу даже в голову не пришла простая мысль: спросить моего мнения?! — Чего я только не предлагал князю Лурье, но он лишь смеялся мне в лицо. Поиздевался твой отец надо мной знатно. Каждую неделю мне выдвигались все более бредовые и невыполнимые требования, а когда я, стиснув зубы и растоптав собственную гордость, выполнял все условия, тут же придумывались новые. Вскоре эта игра Лурье надоела, и он попросту выкинул меня из вашего дома, как какого-то нищего. С позором и на глазах гостей, которые оказались в вашем доме. А может, он специально так подгадал день, чтобы посильнее унизить меня. — Тиран сжал кулаки, на скулах заиграли желваки, но он продолжил на удивление спокойным тоном: — А знаешь, что тогда было самым ужасным? — Я отрицательно помотала головой, потрясенная всей этой дикой и оттого неправдоподобной историей. — Что ты тогда не сказала ни слова в мою защиту. Даже когда твой отец, рассмеявшись, плеснул вина прямо мне в лицо и презрительно во всеуслышание бросил, что никогда не отдаст свою дочь за выродка Ридейро. После того как он вдребезги разбил нашу семью, я оказался для него выродком. Тиран гулко выдохнул и одним махом допил вино, после чего отшвырнул бутылку и повернулся ко мне, ожидая какой-то одному ему ведомой реакции. Я же сидела ни жива ни мертва, боясь сделать лишнее движение. А кошмар всей моей жизни продолжил заколачивать гвозди в крышку гроба мой веры в семейные ценности: — Для тебя он, оказывается, уготовил совсем иное будущее, а вовсе не то жалкое существование, что тебе может предложить неудачник. А ты… ты тогда стояла за его спиной и… молчала. Такая юная, прекрасная и холодная. Тебе было наплевать на то, что в тот миг на твоих глазах разбилась чья-то жизнь. Что тебе до неудачников. Да? Обвинение было брошено в гробовую тишину. Я смотрела на этого красивого, статного мужчину и вспоминала, вспоминала, вспоминала. Да, я помнила тот некрасивый скандал, к развязке которого вышла из обеденного зала в сопровождении гостей, потому что отец на лестнице так кричал, что я начала беспокоиться за него. На пару ступеней ниже отца на одном колене стоял тот самый молодой человек, что спас меня от волков, а отец всячески оскорблял его. Удивительно, но коленопреклоненный виконт даже не отвечал, смиренно принимая все оскорбления. Тогда отец в сердцах выплеснул ему в лицо вино из бокала, с которым вышел к посетителю. А потом приказал слугам выкинуть парня в сточную канаву. Увы, перечить князю боялись все. Как ни странно, но в тот роковой для него день Тиран спас меня во второй раз, ибо «гостями», которые приехали на ужин, были граф Дильеро с приближенными. И пусть этот престарелый кавалер был не особо приближен к королю, но все же придворным. Как минимум он имел в Ригароссе особняк и периодически присутствовал на различных приемах. Потом только я узнала, что отец договаривался о моем замужестве, а Тиран столь не вовремя явился со своим предложением прямо посреди «смотрин». Граф в тот вечер быстро раскланялся и вскоре прислал письмо, в котором сообщал, что для подобного союза слишком стар, тем более когда на руку и сердце юной красавицы есть столь достойные и настойчивые кандидаты. Князь тогда бушевал неделю, костеря на чем свет стоит все семейство Ридейро, которое в очередной раз сломало все его планы, но сделать уже ничего не смог. — Что ты молчишь? — Тиран опять погладил меня по ноге. — А что я могу сказать, — на удивление спокойно пожала плечами я, залпом осушив свой бокал. Напьюсь, ну и пусть! — Спасибо. — За что? — не понял виконт. — За то, что как минимум однажды все же спасли меня. Если бы не ваше тогда триумфальное выдворение из нашего дома, быть бы мне сейчас графиней Дильеро. — Правильно, Ридейро лучше, — невесело пошутил опекун. — Я только одного не могу понять: зачем вы оформили опекунство после смерти моего отца? Чего вы этим хотели добиться? И не надо мне сейчас рассказывать про оставшийся долг и желание уберечь меня от государственного пансиона для сирот! Виконт очень медленно и глубоко вздохнул, словно готовясь к прыжку в ледяную воду. И следующая фраза этой самой ледяной водой окатила меня. — После того как уничтожил твоего отца, я мечтал растоптать и тебя, унизить, раздавить, заставить умолять о пощаде. Поэтому и привел в свой дом. Самые худшие опасения подтвердились. Все было затеяно лишь с целью поиздеваться надо мной. Далеко не сразу я осознала сказанное про отца, но задуматься Тиран не позволил, продолжив: — А ты держалась. — Виконт горько усмехнулся. — Такая же гордая, несгибаемая, но при этом… нежная. Я готов был тебя голыми руками задушить, настолько сильно ненавидел, но стоило лишь тебя увидеть, уставшую, сгорбленную, но несломленную, как сердце будто замирало. А что творилось у меня в душе, когда ты смотрела мне в глаза своими огромными зелеными глазищами… Счастье и мучение, ненависть и страсть… Ты мое проклятие, моя болезнь, моя Кара! Наконец он замолчал. Надолго. А в моей голове сложились все осколки мозаики. Сам того не подозревая, Тиран дал мне те недостающие детали, которые долгие годы мешали составить цельную картину. Стали понятны и истоки его ненависти, и причина его нездорового влечения, в которое я упорно не хотела верить, но теперь пришлось, и отношения родителей в моей семье, и даже то, почему нас никогда не привечали соседи. Надеюсь, виконт не ждал каких-либо ответных признаний с моей стороны, ведь сказать было нечего. Если честно, я до сих пор находилась в глубоком потрясении от масштабов того «скелета», который мне только что предъявили из моего же собственного шкафа. Виконт молчал и смотрел словно сквозь меня, резких движений он не делал, наверное, пугать не хотел. Или же для Тирана собственные откровения оказались важнее моих чувств по этому поводу. — С завтрашнего дня вы меня больше никогда не увидите, — решилась я наконец нарушить тягостное молчание. — Еще как увижу, — жестко усмехнулся опекун, фокусируя на мне злой взгляд совершенно трезвых глаз. — Я выполнила условие договора. Долг прощен! — Долг-то прощен, — согласился Тиран, посверкивая белоснежными зубами в такой знакомой злорадной улыбке. — Но не забывай, милая моя, что для всех ты теперь Ларина Ридейро, моя сестра, которая будет жить в моем доме и подчиняться мне, и только мне. — Каждое его слово молотом било по натянутым нервам. — Отец перечить не станет, — ласково заверили меня. И видя, что я открыла рот в жалкой попытке возразить, прижал горячий палец к моим губам. — А если заявишь, что ты Карина Лурье, то в любом случае окажешься либо в тюрьме пожизненно за измену королю, либо под моей опекой еще минимум на год, а за год многое, знаешь ли, может случиться. Стерпится — слюбится, как говорят. Я вздрогнула и выронила из вмиг ослабевших пальцев бокал. Только что мне вынесли приговор, не смертный, но почти. — Так что завтра ты отправишься в мой дом на окраине Ригаросса, где мы с тобой будем жить долго. А вот счастливо или нет, зависит только от тебя! — Но вы же не можете… жениться на собственной сестре! — Это был мой единственный здравый аргумент, который безжалостно разбился о скалу сарказма. — А кто тебе сказал, что меня интересует официальный брак? Это был удар, как говорят, ниже пояса. Словно сомнамбула, я поднялась с кресла и, размахнувшись, со всей силы залепила виконту пощечину. Он даже не дернулся, перехватил мою руку и резко рванул на себя, отчего я не удержала равновесия и упала прямо к нему на колени. Скрутил меня Тиран очень быстро, да и что я могла противопоставить сильному здоровому мужчине. — Пусти, мразь, — зло прошипела я, вырываясь. — Немедленно отпусти! — А то что? — с легким смешком поинтересовался он. — Хуже будет, — процедила сквозь зубы.