Часть 23 из 24 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Толик… Тебя же нету. Нету — тебя. Не существуешь?..
— Бредишь, что ль? Ольга, глянь, — бредит?
— Ничего я не брежу… Нету тебя. И не было никогда.
— Ну конечно. Ты наговоришь… Чё бы меня «не было?» На-ка, пощупай. Во он я. Кто тебе наган-то подарил, а?? — в голосе Толика слышится обида, — А теперь, значит, вот так вот — нету! Ну ты даёшь…
— Мне батя сказал.
— Вот так вот — нету и всё?
— Да.
— Ага. Сказал. Что меня — «нету».
— Не здесь.
— А где??
— Там. Ты не поймёшь.
— Серый, я понимаю, ты перенервничал… Но всё равно — ты давай, эта, восстанавливайся. Я на тебя не обижаюсь, за «не поймёшь»; тем более что меня и нету, хы! Некому обижаться, хы-гы. Ладно. Не надо бредить-то, и ещё с таким серьёзным видом! Или ты теперь шутишь так?
— Батя так сказал. «Там».
— Да иди ты. Где «там?» В глюках твоих, что ли? Чо, мне его позвать, пусть подтвердит «здесь?» Ты ж знаешь — Оля терапевт, и немного теперь хирург; но никак не психиатр, некому с тобой упражняться… И со мной тоже, надумай я ща у твово бати спросить — есть я или нету. У него и так сейчас проблем хватает, ты тут ещё, психический… Ладно, отдыхай, пойду я.
— Толя, стой.
— Меня ж нету??
— Крыса убили…
— Данунах! Чё ты! Ты ж живой! Оля сказала, — поправишься, через пару дней будешь как новенький! Да мы с тобой теперь тут всё на рога поставим, ты ж теперь боец каких поискать, я…
— Маленького. Маленького Крыса. Убили.
— А, Крысюка? Тотема типа нашего? Из пушки-то? Опять нет. Живой он. Не берёт его пушка.
— Кры-ыс?? Жи-и-иво-о-ой?..
— Ага. Его глушануло, и осколком стекла, или ещё чем, лапу заднюю перебило. Эта… Ампутировала Оля её. Перевязала. Так он — того, быстрее тебя восстанавливается! Не задаётся, что характерно, вопросами кто есть, а кого нету. Ковыляет на трёх лапах, представь; и уже на стенку клетки залазить пытается! Крысы… Мы, «Крысы из Башни» — того, — живучие!
— Уууу… Класс… Принеси мне его.
— Принесу. Завязывай давай с твоими глюками, у нас дел полно. Олег вон минно-взрывные заграждения восстанавливает день и ночь; вчера мы к этим, на кладбище которые, съездили… Ничего, нормальный там дядька, Игорь Аркадьич, полкан МЧС бывший, кликуха «Спец» — он там главный. Бабы и девки, кстати, тоже есть. Они нам дадут три-пять бойцов на недельку, в Башне подстраховать, пока мы с этими, с «сантажистами» разберёмся! У меня, бля, руки чешутся! Я бы хоть сейчас! За Белку я б их передушил голыми руками! Но Олег говорит — нет, всё сделаем по-уму, у него всё «планы-планы». «Мы, говорит, торопиться не будем; мы ме-е-е-едленно спустимся с горы…», и… и «того»! Оприходуем! Ихнему стаду мало не покажется! Давай, выздоравливай, чтоб за пришлыми в Башне приглядеть, пока мы с твоим батей будем вопрос решать. А то можешь с нами — повидаешься со своими «родственничками»… Хотя нет, тебя в Башне оставим, не дело…
ПРОСТО ЭПИЛОГ
Зима. Но под одеялами тепло, да и от газового керамического обогревателя, что раньше стоял в комнате Белки, исходит приятный сухой жар. Олег сидит на краю кровати, где недавно сидел Толик:
— Повидался, говоришь? Там-то? Ну и как тебе? Жизнь — это не что-то стабильное, остановившееся, Серый. Жизнь — она как велосипед. Процесс! Постоянно приходится крутить педали чтобы не упасть. Даже если видишь, что едешь не туда, — в канаву, — всё одно, пытаясь свернуть, ты вынужден крутить педали, иначе упадёшь здесь, сразу… Даже если едешь не туда. Останавливаться — нельзя! Ты не можешь, подпрыгнув, зависнуть в воздухе, — ты должен куда-то приземлиться. Жизнь — процесс, Серый, постоянно движущийся, изменяющийся процесс. Надо просто найти себе в нём место. Ты-то — нашёл?
* * *
Снова забытье, и калейдоскоп мелькающих огней, — я знаю теперь, это — не огни, это — окна. Много. Разных. В каждом — жизнь. Но — своя жизнь. Непохожая на другие. В каждом — я. Непохожий на другие «я». И непохожая реальность. «Варианты реальности», чёрт бы их побрал!
Кто я?
Я — Крыс Серый Первый, в одиночку перебивший, считай, отделение спецназа?
Или тот испуганный мальчишка, с ужасом смотрящий, как отец дерётся с вооружённым ножом хулиганом?
Или я всё ещё там — на тусне, где «Ооооо, кто пришёл!! Серый! Заваливай, давно тебя ждём! Пиво будешь?..» — и речитативчик вставляющего Блэки:
«Ночь и я сижу за текстами один
Чё то пишу высоко поднимается дым
Там нету нас — эти люди из пластмассы
Я видел как легко мир теряет краски
В зеркале видишь, остывают глаза
И мы не будем теми кем были вчера
Я в принципе тебе никто и меня звать никак
Тут вариант один на сто! Давай закурим, брат
Моя звезда горит я иду за ней
Это моя болезнь, тень в суматохе дней
Мне больно от того что всем плевать на это
Я соберу рюкзак и улечу в вечное лето
Там океан говорят там счастье
Там птицы высоко, люди помнят как улыбаться, чёрт возьми
Без чей-то выгоды и денежной возни
Там говорят цветные сны…»
Белка. Толик? Испуганный, какой-то постоянно потухший взгляд мамы. Или она сейчас в командировке по бизнесу??
Кто я?
Букашка, как в том, давнем, батином рассказе, случайно получившая возможность увидеть «дальнейшие варианты»? — и «изменить их «под себя?» — вернее даже не «изменить», а «вползти» в тот вариант, который покажется предпочтительнее? Или человек, сам выбирающий «свой вариант?»
А какой предпочтительнее? Как выбрать? Где кнопка? Где я, чёрт побери, «удачно сохранился» в этом бардаке под ошибочным названием «реальная жизнь?» Где кнопка с надписью «Save»? Уже?.. Когда?
Когда собирался прыгнуть с шипастой устосовой дубинкой в гущу гопников, и только появление бати с Толиком остановило меня?
Или раньше, когда… я вижу это — мама отчитывает батю за «идиотски потраченные деньги на идиотские консервы и идиотский фонарик, на «все эти дурацкие ножики», «которыми сейчас интересуются только идиоты!» — сейчас, «когда нам не хватает оборотных денег для развития бизнеса!» — а батя с хмурым, упрямым лицом, не возражая, сидит и смотрит в угол?..
Или когда я стою на этаже, и холодный ветер вперемежку с гарью от пылающего внизу, под Башней, БМП, бъёт мне в лицо?..
Я не знаю.
А есть ли это вообще всё?
book-ads2