— Позови. — Серый, отдыхает она. Пауза затянулась. Отец сделал попытку встать, но Сергей удержал его, вцепившись в рукав. — Значит… — Ничего не значит. Отдыхай. — Позовёшь? Нет? Значит. — Он обессилено откинулся на подушку. Отец тяжело, глубоко вздохнул. — Да. Значит. — Где она? — Я не знаю. И никто не знает. После того как ты сжёг эту железную коробку, а эти гаврики соответственно собой расчистили проход в Башню, её никто больше не видел. И лучше бы если бы в ближайшее время она не появлялась, во-всяком случае, при Толяне. Он, знаешь ли, те же выводы сделал. И удержать я его не смогу… Да и не захочу теперь! — Мама?.. Олег молчал. — Нет. Не может быть. Олег тяжело вздохнул. — Ладно. Всё равно — рано или поздно. Лучше раньше чем позже. Короче — тебе письмо есть. — Письмо? — Да. Вот. Дома на столе было. Он достал из кармана и подал помятый вскрытый конверт, на котором Лениной рукой было написано «Сергею. Лично в руки». — Я его вскрыл, да. И прочитал. Вот так вот. На. Сергей чуть подрагивающими руками взял конверт, достал из него лист бумаги. Прочитал: «Всё, что я делала, я делала в первую очередь для тебя. Когда ты станешь взрослым, ты наверняка меня поймёшь. Так, как вы живёте сейчас, жить нельзя. Твоя мама.» Уронил руку с листком на одеяло. — Мама. Мама… — Знаешь, я с неделю назад, перед Новым годом, видел случайно в городе её сестру, ну, Иру. И тогда не придал этому значения. — Я знаю. — Откуда? Сергей не ответил. Он тяжело задышал. Отец встревожено стал вглядываться ему в лицо. Тяжёлое, несколькоминутное молчание разорвал крик: — Нет!!! Это всё неправда!! Это-всё-неправильно! Она не могла!! Так всё не должно быть!! Не-так!! НЕТ!!! Я не хочу такую пара-дигму! Я-здесь-не хочу! Не хочу!! Нет! Так быть не должно!!! НЕЕЕЕЕТ! Я отменяю всё этоооо!!! Сергей рвался с кровати, бился; отец с искажённым страхом лицом едва удерживал его. Всё закружилось перед глазами и наступила тьма. НЕПРАВДОПОДОБНЫЙ ЭПИЛОГ Сергей. Чистая свежая постель. Тепло. В окно бьют лучи яркого солнца, слегка заглушённые лёгкой зелёной шторой. Фоном — отдалённый лязг прошедшего трамвая, фырчание паркующихся внизу, у магазина, небольших грузовиков-фургонов и еле слышимые реплики грузчиков. Лето. Я, лёжа в постели, уже около получаса смотрю на окно и не могу понять — как так реально это всё снится? Я ведь даже отдельные слова с улицы могу различить. Разве так во сне бывает? И — лето причём. Это хорошо. Подзадолбала меня уже эта зима. Это хорошо, что сон — про лето. Только что я всё вот лежу да лежу? Пусть бы пошёл куда. Или чтоб пришёл кто, Анька, например… Интересно, можно во сне заказывать, чтоб пришёл кто? Но пусть, пусть. И так хорошо. Хороший такой сон, мирный. Я — у себя в комнате. Ну надо же… * * * Бесшумно вошёл батя. Батя?? Я уже совсем забыл, когда так его видел: лёгкие светлые просторные летние брюки, футболка с рекламой одной из наших компаний-партнёров. Но… Не в этом дело. Лицо. Лицо — другое. Другой совсем. Не… Не тот. И без ствола, что совсем непривычно. А, ну да. Во сне таким бы и должен быть — как до всего этого. — Па-ап?.. — О, нормально! Как сам себя-то?.. Врачиха сказала что кризис миновал, сейчас на поправку пойдёшь! Сок будешь? — Чё-то я тут не узнаю ничего… — Ну, как не узнаёшь?.. А, ну оно и понятно. Ты ж столько время… Вчера только полегчало, ага. Вчера-то говорили — помнишь? Чёрт, как непривычно слышать свой голос во сне-то! Да ещё, оказывается, нужно напрягаться, чтобы говорить, ну надо же… Вроде как во сне говоришь не напрягаясь и не задумываясь? А когда я последний раз с кем-то говорил во сне? То есть — говорил, и знал, что я говорю во сне?.. Не, чушь какая-то получается… — Па-ап? — Что? — Я сплю? — Нет. Уже нет. Серёж, всё нормально, всё наладилось. Да я тебе ещё вчера говорил, ты что, не помнишь? Ну, не помнишь и ладно. Ты ж болел. Ты ж неделю почти в бреду. Жар и всё такое. Инфекция? Да нет. Они, врачи в смысле, сами ничего не знают. Говорят «все признаки сильного душевного потрясения», — какое «потрясение», откуда?? Да фиг с ними, главное — на поправку. А то неделю как зомби — не узнаёшь никого, вскрикиваешь, то куда-то бежать собираешься… Зовёшь кого-то… — Ооой… Так я сплю, или спал? Или что?.. — Я ж говорю тебе… За дверью слышится подскуливание-рычание. Скребущие звуки. — Па-ап… Граф??! — Ну а кто ещё-то? Подонок, опять нассал сегодня на штору. Отец встаёт и приоткрывает дверь в комнату; живой-здоровый и весёлый Граф «с пробуксовкой» по паркету влетает в комнату, с разбегу прыгает на кровать, и, заскочив мне на грудь, начинает радостно лизать в нос и щёки. Мокрый и тёплый язычара… Отец подхватывает его под передние лапы, поднимает и ставит на пол. Слышится обиженное сопение-рычание. Комната начинает кружиться и куда-то пропадать… Еле слышу голос бати: — Да, ты поспи, поспи! Теперь всё нормально будет. Ты спи… * * * Мы разговариваем с батей уже около получаса. Вернее, я задаю ему вопросы, расспрашиваю, а он с некоторым удивлением отвечает; и периодически пытается напоить меня соком или смотаться на кухню греть бульон.