– Что там произошло? Ты попала в беду? Я кивнула. – Села в машину к незнакомым людям. Дети в наше время пропадают каждый день, кого этим удивишь. Но никогда не думаешь, что это может случиться с тобой. Когда они отказались остановить машину, стало ясно, что мне конец. А потом пришло в голову, что если я сделаю себе больно, то меня наверняка перебросит в кого-то из них. Меня чаще всего выбрасывает в кого-то неподалеку. И тогда, возможно, будет шанс… – И тогда ты порезала себе руку. – Да. Попыталась сделать побольней. Не думала, конечно, что потом придется шить. Вообще ни о чем тогда не думала. По сравнению с тем, что мне было уготовано, это такой пустяк. А потом меня перебросило в тело того, кто был за рулем. Я затормозила, но не смогла справиться с машиной. Разбила тачку и заодно голову этому подонку, вытащила свое тело и побежала, – мой голос куда-то пропал, к горлу подкатил комок. Я замолчала, боясь в очередной раз разреветься. Боже мой, как же было приятно быть к нему так близко. Я прикасалась к нему руками Ольги, прижималась к нему ее щекой, но какое это имело значение? Сейчас он обнимал меня и никого другого. – Тот, кто сидел сзади, стал преследовать меня. Он увидел, что я отдала тебе тело, и сильно испугался. Подумал, что его дружок что-то затеял, и решил с ним покончить. Он выстрелил в меня! – Теперь все позади, – мягко сказал Феликс. – Как? Как ты мог догадаться? Ты такой же как я, да? – Не совсем. – Меня тошнит от твоих секретов, – вздохнула я. – Знаю, – ответил он. Феликс ничего не расскажет мне… Как обычно. Будь у меня хотя бы десять-пятнадцать лишних минут, наверно мне бы удалось вытянуть из него что-то, но этих минут у меня не было. – Феликс, кажется, сейчас я буду возвращаться. Не хотелось бы пугать Ольгу, – прошептала я, слыша нарастающее гудение в голове. Он держал меня за руки и не спешил отпускать. – Иди ко мне, – попросила я, наслаждаясь двусмысленностью фразы и делая шаг назад. – Иду, – ответил он и направился к дому. Я прислонилась к дереву, еле держась на ногах и с дрожью ожидая того момента, когда наконец «вернусь». * * * – Держись, – услышала я. – Я отнесу тебя в комнату. Я обняла Феликса за шею, разглядывая перебинтованную руку. – Моя рука! Она не болит! – Да, я уже обезболил ее, – сказал он с мрачной ухмылкой. Восемь шагов по ступенькам, поворот направо, дверь в мою комнату. – Откуда ты знаешь, где моя комната? – насторожилась я. – Кое-что время от времени вспоминается. – Это хорошо. Надеюсь, однажды в твоих воспоминаниях появится Анна… И я. – Я бы предпочел, чтобы это никогда не случилось, – отрезал он. – Почему? Феликс посадил меня на кровать, открыл окно, в комнату рванул упоительный ночной воздух. – Потому что это порой тяжелее, чем можно вынести. – Я помню твое лицо, когда ты увидел Анну впервые. Ты что-то почувствовал, да? Феликс остановился у окна в полосе лунного света, его лицо было задумчивым. Он не ответил. – Прошу тебя… – взмолилась я. – Кошмарную боль. – Значит, есть чему болеть! Значит, любовь и раскаяние – они все еще… – Лика, память – это такая вещь, которая способна хранить не только радужные моменты, не только любовь и раскаяние. – А что же еще? – насторожилась я. «Что там еще в твоей голове, Феликс?» – Не уверен, что тебе стоит это знать. Я вылезла из кровати и подошла к нему. Села рядом с ним на подоконник. – Слушай, – пожала плечами я, – тот Феликс, которого я помню, был беспринципным, безжалостным, отмороженным подростком. Все это я знаю. Вряд ли ты смог бы рассказать мне что-то новое, так что… – Плакат на твоей двери. На твоей двери когда-то висел плакат, так ведь? Ты знаешь, при каких обстоятельствах он был сожжен? Я вздрогнула. Экс-Феликс сорвал его и сжег в ту ночь, когда притащился домой под кайфом со своими омерзительными дружками. За этот плакат с Оливером Сайксом я чуть не расцарапала ему лицо на следующий день. Неужели он действительно начинает кое-что припоминать?! – Знаю. И ч-что? Феликс заговорил, но ужасающий смысл его слов дошел до меня не сразу. – В ту ночь, прежде чем сорвать его, он очень долго стоял перед твоей дверью, оставив развлекающихся приятелей в гостиной, и раздумывал над тем, сможет ли он выломать дверь в твою комнату, и если да, то как долго ты сможешь сопротивляться. Я приросла спиной к оконной раме, по телу поползла дрожь. – Теперь ты представляешь, каково жить с этим? Сейчас я смотрю на тебя, и в моем мозгу вспыхивают далеко не безобидные мысли – не мои мысли, но я вынужден жить с ними и терпеть их. Лика, я больше не хочу ничего вспоминать и… не могу оставаться здесь. Я перевела на него изумленный взгляд. – Не могу поверить. Феликс просто терпеть меня не мог, как и я его. – Он был без ума от тебя. Я смутилась и покраснела, слава богу, в комнате царил полумрак, и не было видно, как я превращаюсь в красный овощ. Феликс стоял напротив, его лицо было бледным и напряженным. Я бы никогда не решилась сказать то, что сказала в следующую секунду, но мне показалось, что подходящего момента больше никогда не будет и что если я не спрошу сейчас, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Я набрала побольше воздуха в легкие и выдохнула: – А ты? Что чувствуешь ты – новый и другой, – глядя на меня? Кажется, только сейчас я заметила, как близко он стоит. Как близко он стоит и как странно на меня смотрит. Я вдруг поняла, как легко пропасть, утонуть в этих глазах. Как в реке с тихой темной водой, в которой черная трава, хищные рыбы и сгинуло немало людей, тщетно пытавшихся перейти ее вброд… Я не отдавала себе отчет в том, что делаю. Я забыла обо всем. Я была готова броситься в эту реку с головой. Быть к нему настолько близко, насколько он позволит, – вот все, чего мне хотелось. – Что ты чувствуешь? – снова спросила я, сползая с подоконника и неожиданно оказываясь в его объятиях.. Его ладони стремительно утонули в моих волосах, коснулись шеи и поползли вниз по плечам, по спине, пока он наконец не прижал меня к себе по-настоящему. Как будто разрешая себе меня, как будто сдавшись после продолжительной борьбы. Наши лбы соприкоснулись, волосы смешались. Кажется, до этого момента, кого бы я ни обнимала, я никогда не испытывала такого волнения, как сейчас. «Коснуться его губ, коснуться его губ и умереть…» Я обняла его за шею, и в ту секунду, когда показалось, что уже ничто не способно остановить нас, забрать его у меня, – он заговорил, отвечая на мой вопрос: – Чувствую, что еще никогда не был так близок к повторению ошибки. И в одно мгновение все рухнуло. Я почувствовала, как он внутренне изменился. Все изменилось. Его взгляд стал холодным и отстраненным. – Я должен ехать, – сказал он, отступая и выпуская меня из объятий. – Какой ошибки? – прошептала я, едва держась на ногах, как инвалид, внезапно лишившийся опоры. – Очень большой. – Я помню, что я обещала не ставить тебе палки в колеса, когда ты соберешься уезжать, – сказала я, срываясь на хриплый шепот и приходя в ужас от навалившегося на меня отчаяния. – Но я не хочу! Я не могу вот так вот взять и отпустить тебя, Феликс! Я видела, что он борется. Борется с чем-то, что во много раз сильнее меня и всего того, что я могу сейчас сказать или сделать. Я смотрела и знала, что оно победит. По моим щекам поползли слезы. В сотый раз за этот вечер, но эти слезы были самыми горькими. – Ты вернешься? Я тебя когда-нибудь увижу? – У меня нет ответа на этот вопрос. Я бы очень хотел увидеть тебя снова, но… – Но у тебя есть дела поважнее и люди поважнее?