– Это… Соком облилась, – натянуто улыбнулась я. – А Анна – она в больнице. – Что-то случилось? – охнула Оля. – Если очень коротко, сердечный приступ. Оль, я тебе потом позвоню и все расскажу, хорошо? Едва держусь на ногах. – Боже мой! Конечно, – пробормотала она растерянно. – Мне осталось чуть-чуть… Петунья и анютины глазки. Ты не против? Если что-то понадобится, ты только скажи. Могу присмотреть за садом, пока Анна не поправится. – Хорошо, спасибо, – и я, пошатываясь, поплелась в дом. Передвигать ноги после всего случившегося оказалось не таким уж простым занятием. Феликс дал мне руку, заметив, как меня заносит из стороны в сторону. – Когда ты уедешь? – резко повернулась я к нему, как только за нами захлопнулась дверь. – Как только уложу тебя спать, – невозмутимо ответил он. Я закатила глаза. Кажется, он думает, что я при смерти или вроде того, но сил спорить не было. Я побрела в душ, прихватив по дороге пакет для мусора. Стащила с себя окровавленную одежду и завернула в полиэтилен: вещи придется или отдать в химчистку, или выбросить, но отстирывать с них кровь у меня точно не хватит нервов. Синяков на мне оказалось не меньше, чем после нападения в магазине, лицо украшала новая ссадина. Рана на руке выглядела просто тошнотворно: с толстой запекшейся коркой и фиолетовыми отечными краями… Напряжение, переполнявшее меня, вдруг поползло через край, и из глаз хлынули слезы. Только сейчас до меня дошло, что я чуть не умерла… Я ревела под душем, пока ощущение трехкратного помола через мясорубку не начало потихоньку сходить на нет. Потом натянула пижаму и поплелась в гостиную. Феликса нигде не было. Я почти запаниковала, но потом услышала шум на кухне. Гулко шумел чайник, Феликс стоял ко мне спиной, склонившись над столом. Несмотря на то что я видела его – его тело – на этой кухне много раз, сейчас он показался мне чем-то чужеродным в этой реальности. Он обернулся и протянул мне дымящуюся чашку. – Спасибо. И за чай, и за все остальное, – сказала я. Феликс стоял рядом, прислонившись плечом к стене, и смотрел на меня: один из тех его сумрачных взглядов, которые всегда приводили меня в волнение. – Я увижу тебя еще когда-нибудь? – спросила я прямо. – Чем больше я затягиваю с отъездом, тем сложнее мне ответить на этот вопрос. – То есть? Не понимаю… – Не важно, – спохватился он. – Что с твоей рукой? – Ерунда, – соврала я, отставив чашку и опуская руку под стол. Феликс сел рядом, взял мою руку и стал разглядывать рану. – Точно не хочешь рассказать мне, что там произошло? – спросил он, ведя пальцем вдоль запекшейся корочки. – Нет, – помотала головой я. – Нужно обработать и зашить, – заявил он. – Зашивать? Сейчас? Меньше всего я сейчас хочу в больницу, нет. – Я могу, – сказал Феликс, осторожно укладывая мою руку на стол, как раненого зверька. Я не могла поверить, что резанула себя так, что рана потребовала «кройки и шитья». Еще меньше мне верилось, что Феликс сможет сделать это сам. Я не ослышалась? Феликс принял мое молчание за сомнения. – Если не зашить, будет плохо заживать. И будет шрам. – Ладно, – сдалась я. – Но инструменты? И как в домашних условиях? – В машине есть все, что надо, – сказал он и вышел. * * * Феликс надел перчатки, обработал рану какой-то жидкостью, слегка раздвигая края. Я зажмурилась. Черт, почему я не придумала какой-нибудь другой способ повышения уровня адреналина в крови? Можно было прикусить себе язык или вломить себе пару затрещин, и тогда не пришлось бы сейчас… – Будет всего несколько стежков, – сказал он, вправляя шелковую нить в тонкую изогнутую иглу. – Только вот… – Что? – У меня нет обезболивающего. Придется без него, сможешь потерпеть? Феликс выжидательно посмотрел на меня, я закусила губу. По живому меня еще ни разу не шили. – Н-не знаю. Попробую. Я решила не смотреть на рану, отвела глаза, старательно делая вдох-выдох. Но когда игла погрузилась в кожу, стало ясно, что я долго не продержусь. – Феликс… Я не могу, – выдохнула я. – Осталось немного. – Давай я схожу поищу обезболивающее в комнате у Анны! Может какие-нибудь таблетки… Ай! – Нет. Руку пронзила нестерпимая боль. Я старалась не дергаться, но с каждым стежком это становилось все труднее и труднее. – Ты же сказал, всего несколько стежков, – прошипела я, хватая воздух ртом и впиваясь здоровой рукой в его плечо. – Еще чуть-чуть. Перед глазами поплыла золотая пыль. – Нет, не могу больше, – забормотала я, ощущая, как сознание стремительно съеживается до размера белой пульсирующей точки. * * * Я сидела в темном саду, прижавшись лбом к стволу дерева. В Ольгу. Закинуло в Ольгу, хотя я почему-то была уверена, что перебросит в Феликса. Рука пульсировала от жгучей боли, хотя на ней не было ни царапины. Теперь я начала понимать. Мое сознание начало прихватывать с собой мои физические ощущения, проецируя их на чужое тело. «Боль от пулевого ранения, предсмертная агония – вот что это было!» – ошеломленно осознала я, вспоминая о тех первых минутах в машине Феликса, когда только-только «вернулась в себя». Странно, что я не додумалась до этого сразу. К горлу подкатила тошнота. Я с трудом поднялась, держась за дерево и выпрямляя затекшие ноги. Прямо над садом ныряла в прозрачные облака и выныривала снова яркая полная луна, где-то жалобно кричала ночная птица. Воздух был свежим и сладким до головокружения. Над головой среди тяжелых розовых цветов трепетали ночные бабочки. – Ч-черт, – ругнулась я, потряхивая ноющей рукой, мечтая, чтобы боль поскорее прошла. – Что с рукой? Я подскочила от неожиданности, резко разворачиваясь на каблуках. Феликс спустился по ступенькам и медленно шел ко мне. Я закусила губу от обиды: кажется, я ожидала, что он будет старательно приводить меня в чувство, а не решит уехать, пока я не мешаю ему. – Повредила инвентарем, – буркнула я своим «новым» голосом и отвернулась. – Ты уже, наверно, собрался уезжать? Если да, то… – У меня было обезболивающее, – сказал Феликс, становясь рядом со мной гораздо ближе, чем могли бы стоять незнакомые люди. – Что? – вздрогнула я. – У меня было обезболивающее. Извини, – неловко улыбнулся он. Я открыла рот, как рыба, выброшенная на песок, все звуки занозами застряли в горле. В голове закружился рой не облачимых в слова мыслей. – Я не понимаю, – выдавила я, еле-еле ворочая языком и чувствуя, как земля медленно уплывает из-под ног. – Просто мне очень нужно было проверить… Лика, – сказал Феликс и взял меня за руку. Его глаза смотрели мне в самую душу. Меня захлестнуло такое облегчение, словно только что исповедовалась в страшном грехе или прокричала всему миру мучительную тайну. Глаза заволокло слезами. – Все хорошо, – Феликс шагнул ко мне, обнимая так бережно, словно я могла рассыпаться от прикосновения. – Все хорошо. Я прижалась лбом к его груди, зная, что если он отпустит меня сейчас, то я упаду, потеряв равновесие. * * * – Этот парень с окровавленным лицом, – это была ты. Оборванец с ножом, пытавшийся помешать мне увезти твое тело, – тоже ты. Женщина в ресторане, возникшая на дороге, когда я нес тебя к выходу, – шептал Феликс, не выпуская меня из объятий. – Я должен был догадаться раньше. Особенно после того, как ты рассказала о своих «обмороках». Я крепче прижалась к нему, вдыхая запах его одежды.