Я покаянно пожал плечами. Мол, виноват, извините, так получилось… Генерал хмыкнул, хлопнул меня по плечу, и, больше ни к кому не подойдя, вышел из палаты. Я некоторое время смотрел ему вослед, а потом повернулся к остальным, кто лежал вместе со мной, и удивленно спросил: — А это кто был-то? — Ну ты даешь, десантник, — ухмыльнулся прапорщик, лежавший на «козырной» угловой кровати, — собственную легенду не узнал! Это ж бывший командующий воздушно-десантными войсками, генерал армии Василий Филиппович Маргелов. Знаешь же как нас зовут: ВДВ — войска дяди Васи! Вот он как раз этот самый дядя Вася и есть… В базовом для сороковой армии госпитале в Ташкенте, я валялся уже неделю. То есть сначала меня перевезли в Кабул, а потом, самолетом, отправили уже сюда. Зачем и почему — непонятно. Ранения-то у меня были не то чтобы так уж сильно тяжелые. Вполне мог бы и в Кабульском госпитале отлежаться… Но, как бы там ни было, я был только рад подобному развитию событий. Потому что сегодня утром ко мне прилетела моя Аленка. — С каким это парашютом ты прыгать собрался? — рассерженно зашипела она на меня, едва только все успокоились, перестав хохотать надо мной, непутевым. — Мало тебе того, что тебя чуть не убили? — Ну не убили же, — пробурчал я, ерзая, чтобы улечься поудобнее. Спину мне осколками попятнало густо. Но, слава богу, неглубоко. Врач сказал, что все заживет и даже следов не останется. А вот тот осколок, что прилетел в морду, следы оставит. Впрочем, я не особо переживал. Слава богу что глаз не задело, а небольшой рубец шрама у виска — мелочи. Недаром же поется: «Шрам на роже, шрам на роже — для мужчин всего дороже!» Так что пусть будет. Еще и мужественнее буду выглядеть… — Так за каким чертом ты опять голову в петлю суешь? — Ты, девонька, не ругайся, — снова подал голос прапорщик. — Твой парень правильно говорит — десантник, который ни разу не прыгнул — оно как бы и не десантник вовсе. Так-то мы видим, что он у тебя парень героический, но прыгнуть обязательно должен! Аленка зло зыркнула в его сторону, поджала губы и-и-и выдала: — Ну тогда я тоже прыгну, вот!.. Моя любовь задержалась у меня на неделю. Нет, она бы, пожалуй, осталась и на большее время. Были у нее подобные поползновения, но я отправил ее назад. Ибо нехрен! Начали тут на нее заглядываться некоторые из молодых офицеров. Улыбаться там… Она ж при госпитале устроилась. Начальник госпиталя после того посещения нас генералом Маргеловым, оказался ко мне настроен весьма благожелательно. Так что разрешил ей пожить вместе с медсестрами. И, даже, выдал халат. А она в халатике смотрел просто ух! Вот и начали вокруг нее увиваться разные… Да и учиться тоже надо. Она ж прям с занятий сорвалась. Ввалилась к декану, шмякнула ему по столу заметкой о нашем бое, опубликованной в «Красной звезде», и с его разрешения полетела в Ташкент… Тему гибели одного из душманских столпов — Исмаил-хана, как начал себя именовать Туран Исмаил, наша пресса обсуждала достаточно широко. А в «Красной звезде», даже, вышел развернутый репортаж с упоминанием моей фамилии, как раз из которого все мои родные обо всем и узнали. Потому как я ни о чем в письмах не писал. Потому как в Кабульском госпитале со мной успели побеседовать товарищи из службы «молчи-молчи» и, после разговора, взяли с меня подписку… Вот очень смешно вышло — я, значит, ни-ни, нигде и никому, а в центральных газетах — пиши, не хочу! Как так-то? В госпитале я провалялся три недели. Пока все не зажило. А потом меня отправили «дослуживать» в Псков. Если честно — просто убрали подальше. Потому что КГБшники, вроде как, выяснили, что какие-то душманы мне чуть ли не кровную месть объявили. Ну за Исмаил-хана. Правда это или нет — я точно не знал, но подобному развитию ситуации только порадовался. Достал меня Афган за прошедший год с лишним хуже некуда… тем более, что и служить мне осталось дай бог пару месяцев. Тот бой случился в конце февраля, а из госпиталя меня выписали в самом конце марта. Как раз в день «дембельского» приказа, который вышел аккурат двадцать девятого. Так что в Псков я прилетел уже в статусе «дембеля». Старшину мне присвоили как раз когда я лежал в госпитале, а это было самое высшее звание, которое мог получить пришедший служить по призыву, так что я, пожалуй, оказался самым высокопоставленным «срочником» во всем ППД нашей дивизии. И как и кому мной командовать тут как-то не очень понимали. Особенно учитывая, что подразделение, в котором я в данный момент числился, осталось в Герате. Так что у меня, вполне обоснованно, закралась мысль, что «на дембель» я уйду со свистом. То есть в первой же команде. Но, увы, действительность преподнесла свои сюрпризы… Во-первых, с парашютом я действительно прыгнул. Пять раз. И уже после третьего получил значок «Спортсмен-парашютист III разряда». Во-вторых, меня ошеломили новостью, что генерал армии Маргелов обо мне позаботился, и меня принимают в Рязанское высшее, воздушно-десантное, командное, дважды Краснознаменное имени Ленинского комсомола училище без экзаменов. От чего я буквально охренел… Какая Рязань? Какое училище?! Вы что обалдели?!! Я уже учусь в Ленинградском университете и никуда переходить не собираюсь! Короче, моя борьба «за правое дело» закончилась тем, что от меня отстали. А вот от приема кандидатом в члены КПСС мне отвертеться не удалось. Хотя приняли меня в эти самые «кандидаты» чуть ли не скрипя зубами. Потому что принимали меня в парторганизации управления дивизии, офицеры которого крайне неодобрительно отнеслись к моему категорическому нежеланию становиться офицером-десантником… Но, как бы там ни было, это произошло. Потому что отбрыкиваться еще и от партии я посчитал опасным. В-четвертых, мне удалось немного поднять, так сказать, свои боевые кондиции. Став командиром отделения, а потом и замкомвзвода я слегка обленился — заметно уменьшил объем ежедневной тренировки, да и бегать стал максимум километров по пять и далеко не каждый день. А уж за месяц валяния по госпиталям и вообще расслабился, сведя ежедневную тренировку к всего лишь разминке, сродни той, которую делал в старости. Так что к моменту прибытия в Псков успел нажрать лишних килограммчиков. И когда я это осознал, то решил остаток времени службы потратить на восстановление былой формы. Ибо, вследствие неопределенного статуса, свободного времени у меня было до фига. Нет, часть его я «утилизировал» начав писать продолжение той повести, которую опубликовал «Советский воин», для чего договорился в машбюро управления дивизии об «аренде» пишущей машинки, но этого было мало. Вот я и стал ходить в спортзал и на спортгородок как на работу. А там пересекся с разведчиками. Основной их состав так же сидел в Афгане, но вот часть инструкторов маялась дурью здесь. А там — слово за слово я уговорил их позаниматься со мной рукопашкой. В прошлой-то жизни я кое-чем из этого владел, но в этой у меня был опыт только спортивной борьбы. Так что я посчитал это весьма нелишним. Хотя и понимал, что за пару месяцев ни на что серьезное рассчитывать не стоит… Впрочем, я оказался не совсем прав. Уже через пару недель меня сдержанно похвалили. Мол, хорошо все усваиваю, и очень быстро. Видимо помогла хорошая спортивная база, ну и воспоминания о том, что когда-то умел. Впрочем, и занимались мы не столько рукопашкой в целом, а, в основном, ножевым боем. Или, вернее, защитой от ножа. Инструктор мне так и сказал: — Умение драться ножом тебе на гражданке будет лишним, а вот уметь от него увернуться — может пригодиться. Так что над этим и поработаем… — ну мы и работали. Ну а расплачивался я за эти уроки по большей части песнями. Разными. И дворовыми — той же «Плачет девочка в автомате» или «В Кейптаунском порту» с «Танцует девушка из Нагасаки», и военными, от «Бьется в тесной печурке огонь» до «Десятый наш десантный батальон». Хотя последняя не совсем военная. Ее Окуджава сочинил для фильма «Белорусский вокзал», который вышел где-то в самом начале семидесятых. Но сама песня была очень сильная… А еще я кое-как вспомнил одну из песен, которые в будущем пел кто-то из бывших «афганцев». Чуть ли не ансамбль «Голубые береты», о которых пока не было ни слуху, ни духу. Видимо они появились позже… Она называлась «Пришел приказ». Если честно, я помнил немного только мелодию, ну и общее настроение. А слова пришлось сочинять самому. Так что у меня, похоже, получилась совершенно другая песня. Хорошая или плохая — не мне судить, но народу понравилась. Во всяком случае, спеть ее меня просили практически каждый вечер из тех, когда я устраивал свои «вечерние концерты». Причем, выражалась эта просьба так: — А теперь давай нашу… — ну а еще им очень зашел «Орел шестого легиона». Между тем закончился не только апрель, но и май и уже вовсю шел июнь, а о моем дембеле по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Причем, на все мои вопросы ближестоящие командиры только пожимали плечами и поднимали очи горе. Мол, сверху что-то мутят, а что и как — мы и сами не знаем. Так что я набрался наглости и приперся на прием к начпо, который как раз в это время объявился в ППД, ненадолго вернувшись из Афгана… Тот сначала выгнал меня, велев, отчего-то, прийти к нему в парадке, а когда я сделал как приказали — окинул меня придирчивым взглядом и сообщил: — В Москву на награждение поедешь. И уволят тебя тоже прямо там же. После награждения. Чтоб не сильно обижался на то, что задержали. Понятно? — Так точно! — Тогда иди и готовься. Очень надеюсь, что справишься с честью, товарищ молодой коммунист. Ну это он загнул, конечно — пока еще только кандидат, но чего уж там… Нет, что меня собираются наградить — я знал. И, втайне, мечтал о медали «За отвагу» — по общему мнению самой ценной и почетной медали среди всех… Но прошел март, потом апрель, затем май — а о награждении даже кукушка не куковала. Ну я и решил, что пролетаю. Слегка расстроился, конечно, но как-то не особенно. Куда больше меня расстраивало то, что рухнули все мои планы и надежды на скорый дембель. А тут вон оно значит, как повернулось… Интересно, а шанс на «Отвагу» еще есть? — Да, и передай командиру роты — чтобы тебе срочно выдали новую парадную форму. А то в этой как клоун выглядишь! Руки из рукавов чуть не по локоть торчат, да и брюки на тебе выглядят будто ты подстреленный… Ну да, старую-то форму мне шили ажно два года назад. Потому как на складах моего размера не нашлось. Уже тогда крупноват оказался. А за это время я еще чутка поменялся фигурой… — Товарищ полковник — на складах моего размера нет. Мне и эту два года назад шить пришлось, — доложился я. — Ну значит пусть пошьет, — нахмурился начальник политотдела. — Неделя вам на все — потом сам проверю! В Москву мы с начпо прибыли в понедельник, двадцать седьмого июня. Оказалось, что он тоже прибыл на награждение. То есть его должны были наградить одновременно со мной. За что — уж не знаю, вроде как по совокупности… Ой не потому ли меня не только до сих пор не отпустили на дембель, но еще и так усиленно тянули в партию? Впрочем, даже если и так — никакой обиды у меня на полковника не было. Так уж все в жизни устроено. Те, кто ниже — ресурс тех, кто выше. А если не ресурс, то никому не интересные пустые отвалы, способные только брюзжать на кухне и «срать» в комментах… А уж если он мне еще и «За отвагу» сподобился сделать — так и вообще спасибо скажу! Само награждение состоялось на следующий день в Георгиевском зале Кремля. Награжденных в нем собралось довольно много. Навскидку человек пятьдесят. Причем, из «срочников» я там был только один. Нас быстро завели внутрь и выстроили вдоль ковровых дорожек. Я оказался в самом конце строя, сразу за двумя прапорщиками с инженерными эмблемами. Вот только на каких-нибудь саперов они ну вот совсем не походили. А вот на элитных «убивцев» — вполне. Прапора окинули меня несколько покровительственными взглядами, после чего один из них лениво поинтересовался: — Из Афгана? — Так точно! — коротко отозвался я. Вот не нужно мне здесь, в Кремле, никаких проблем с докапыванием из-за субординации… Но, слава богу, мужики оказались нормальными. — Да ты не тянись, старшина, — улыбнулся второй. — Мы ж видим, что ты уже дембель. К тому же и сами «из-за речки». За что награждать-то будут? — За то что струсил правильно, — усмехнулся я уже более вольно. — В смысле? — Ну, когда перессал до ужаса, то не побежал, а начал отстреливаться куда-то в сторону противника, — сообщил я наиболее точную, по моему мнению, версию событий. Прапора переглянулись и тихонько рассмеялись. Но продолжить разговор нам не дали. Дальний конец строя суетливо зашевелился, а потом вдоль него разнеслась громкая команда. Пока до меня дошла очередь я успел немного заскучать. Само награждение проводил какой-то довольно рослый генерал армии. А когда я тихонько поинтересовался у соседей кто это такой — они шепотом просветили меня, что это начальник Генерального штаба Огарков. Я задумался, вспоминая что я про него читал. Мужик, вроде как, был правильный и толковый. И фронтовик. Впрочем, среди высшего военного руководства страны таких пока много. Не легендарных маршалов, конечно, скорее бывших взводных и ротных, но эти люди знают войну не понаслышке, а с переднего края… Кстати, он, вроде как, был категорическим противников ввода войск в Афганистан! Очередь до меня дошла где-то через час. Я уже даже стоять измучился. Но, как бы там ни было — она до меня таки дошла. После того как моим соседям-прапорам, вручили по «Красной звезде» остановились уже напротив меня, медалиста… Сколько, кстати, их уже у меня уже имеется? Четыре вроде как — школьная золотая, со Спартакиады две штуки, да плюс олимпийская… С этой будет пять. А что — вполне достойно для двадцати лет. Ну так я ж вселенец/попаданец! Им априори рояли да плюшки положены! Огарков окинул меня придирчивым взглядом и улыбнулся. — Десантник… — Старшина Марков, товарищ генерал армии! — гаркнул я, вытаращи глаза. Все как положено — лихой и придурковатый… — Когда в Афганистан попал? — В ноябре восемьдесят первого, товарищ генерал армии! — Ну и что думаешь? Справится Советская армия с мужиками в широких штанах? — поинтересовался он, с усмешкой. А я слегка разозлился. Юродивого что ли нашли, устами которого боженька вещает. Ну тогда — держите, не унесете. — Никак нет, товарищ генерал армии! В зале мгновенно повисла ошеломленная тишина. Вся свита Огаркова обалдело уставилась на меня. Да и не только она. Весь строй, который генерал армии уже прошел, вытянув шеи пялился на молодого наглеца, ляпнувшего сущую ересь! — Да как ты… — зарычал какой-то полковник, стоявший за левым плечом Огаркова, но тот резко вскинул руку, останавливая его, а затем уточнил: — Уверен? — Так точно, товарищ генерал армии, — если честно, я уже опомнился и сейчас страшно жалел, что не удержал свой поганый язык. Но, с другой стороны, а вдруг, то, что я сейчас наговорю, как-то сможет повлиять на ситуацию в лучшую сторону. Какой она будет, эта лучшая сторона, я пока не представлял. Может пораньше выйдем. Или, наоборот, сильнее поддержим Наджибулу… хотя там пока у власти «товарищ Бабрак Кармаль». Говорят, горькая пьянь. Ладно сказал «а» — нужно говорить и «б»… — Это будет наш Вьетнам. Мы потеряем десятки тысяч людей и миллиарды рублей, а потом все равно нам придется уйти. Только после этого вместо спокойного и сонного Афганистана, каким он был раньше, на нашей границе окажется страна, переполненная оружием и людьми, которые, благодаря нам, очень хорошо научатся с ним обращаться. Причем, руководить этими людьми будут вожди, завоевавшие славу и авторитет в войне с нами. — Старшина! Закрой свой рот, а то… — снова взревел тот же самый полковник, но генерал Огарков резко развернулся и полоснул по нему гневным взглядом. Отчего тот осекся и замер будто скорченный судорогой. Я же продолжал стоять и есть генерала глазами. Все, что мог — я уже сделал. И умного, и глупого. Дальше от меня ничего не зависит… Огарков снова повернулся ко мне, окинул задумчивым взглядом, после чего не глядя протянул руку в сторону. И тот самый полковник вложил ему в руки красную папку. Генерал раскрыл ее, но не стал сразу читать, а сначала произнес: — Спасибо за честность, старшина, — после чего начал:- Указом Президиума Верховного совета от двадцать второго июня тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, старшине Маркову Роману Валерьевичу за образцовое выполнение воинского долга и проявленный героизм… А я стоял и клял себя. Блин, что-то я совсем оборзел… ну вот на хрена было язык распускать? Что, мне больше всех надо… э-э-э… ну да, пожалуй, действительно надо мне больше многих. Но для этого язык распускать совершенно не требуется! Наоборот! Чем больше я его буду держать за зубами — тем мне будет лучше! Ну вот в кого я такой идиот? Вследствие чего основной текст указа как-то пролетел у меня мимо ушей. И опомнился я только на словах: — …с вручением Ордена Ленина и медали Золотая звезда! Глава 7 — Ну что, как тебе? Аленка еще раз прошлась по комнате и повернулась ко мне. Та шикарная квартира на Бабушкина уплыла из наших рук еще два года назад. В августе восемьдесят первого. Я же снял ее на два года — ну вот они к тому моменту и прошли. Так что после того, как я ушел в армию, Аленка пожила в ней до августа, пока сдавала вступительные экзамены, а потом переселилась в общагу. Я предлагал снять для нее еще что-нибудь, но она наотрез отказалась — Одной мне, Ром, слишком жирно будет в квартире жить. Так что я в общежитии поживу — пока ты из армии не вернешься… — и вот я вернулся. — Ну, не та наша квартира, конечно, — вздохнула она. Ну что сказать — так и было. Эта была обставлена намного беднее. Во-первых, она была штатно однокомнатной. Во-вторых, с бытовой техникой тут так же было гораздо хуже. Холодильник здесь стоял обычный — «Зил». Ну, тот самый, легендарный — с округлой формой корпуса и компрессором, работавшим со звуком взлетающего истребителя. Посуда что имелась — также была совершенно разнокалиберная. Телевизор был представлен стареньким «Рекорд-Б». Да и с мебелью тоже было не все хорошо — старенькая, продавленная… Но она была лучшей из того, что мы посмотрели. К тому же до института тут рукой подать. Четыре остановки на трамвае. Или двадцать минут пешком. — Значит берем? Она улыбнулась и кивнула. А потом подошла и повисла у меня на шее. — Неужели мы, наконец-то, будем жить вместе? Даже не верится! Это — да. После моего возвращения из армии и до сего момента мы «квартировали» по разным общагам. Она обитала в женской, а я в мужской… Из Кремля я буквально сбежал. После той эскапады в Георгиевском зале я опасался, что другие награжденные меня просто порвут. Так все вокруг были возмущены. Ну как же — этот сопляк посмел усомниться в силе и мощи «непобедимой и легендарной». Так что я прикинул одно к другому и, как только нас распустили — бегом слинял. Тем более, что все документы на увольнение у меня были с собой. Их мне начпо вручил еще утром, сообщив что я могу сразу после награждения отправляться домой, как только захочу. Ну я и захотел. Так что какие ко мне могут быть претензии? Выбравшись из Кремля, я не рванул сразу на вокзал, а сначала заскочил в «Пельменную» на Моховой, которая сейчас именовалась проспектом Маркса. Прямо напротив одного из входов в метро. На какую именно станцию он вел я не помнил, но я им пользовался для прохода на Калининскую, которая где-то в девяностые была переименована в Александровский сад. Дело в том, что с платформы Филевской линии на станции Киевская, каковая как раз и начиналась с Калининской, прямо пешком, то есть даже без эскалатора, ты сразу попадал в вестибюль метро, в котором располагались касса пригородных поездов, а из него уже напрямую на платформы электричек… Поднялись мы рано, так что с момента завтрака прошло уже часов семь. Плюс я сильно переволновался. Так что жрать мне хотелось как волку. Заказав пару порций пельменей — с уксусом и с майонезом, я начал механически насыщаться, напряженно размышляя при этом о том, что со мной происходит. Вот это вот что такое твориться? Ладно, с олимпийской медалью какое-то объяснение можно найти. Я еще в детстве почувствовал нечто типа какой-то энергии, очень долго развивал и тренировал это ощущение, и оно как-то смогло настолько повысить мою выносливость, что я стал способен достаточно быстро и долго бежать. И это, в конце концов, и привело меня к олимпийской медали. Хотя и здесь чувствуется сраный привкус какой-то РПГхи. Типо качался-качался и раскачался… Но с Героем-то как это? Откуда? Почему? Или кому-то там наверху по каким-то причинам требовалось продвинуть в Герои некоего «молодого коммуниста»? Потому-то меня так сильно и прессовали на вступление в ряды КПСС… Ну-у-у, возможно… Но все равно необъяснимо. Вот не верю я что за то, что я сделал положена «Золотая звезда». Медаль «За отвагу» — возможно. Орден какой-нибудь. «Славу», например. А что — вполне солдатская награда. Или, как максимум — «Боевое красное знамя». Но Героя давать как-то м-м-м… Или, если уж совсем в порядке бреда, существует некая разумная «сила», перебросившая меня сюда, в мое собственное молодое тело. И сделала это не просто так, а имея ввиду какую-то задачу, которую я должен буду решить. Для чего она и заваливает меня «плюшками». А я, идиот малолетний, до сих пор так и не допер что это за задача?.. Да ну — совсем уж бред! Ага, а то, что я вот так — раз и попал сюда, в свое молодое тело конечно полностью соответствует всем канонам реальности… Я нервно хмыкнул. Черт — да тут голову сломаешь! — Э-э-э, парень, а можно спросить? — я выплыл из мыслей и с недоумением уставился на какого-то мужичка, нарисовавшегося у меня через стол.