— Хорошо, дам тебе часа три после последней встречи на решение вопросов. Денег как, хватит? — Да, есть — подкопил с прошлых командировок… Слежку я заметил, когда подходил к одному магазинчику на улице Абрахаменкату, бывшему моей целью. Ну не то, чтобы слежку — скорее пост. Потому что следили не за мной, а за тем самым магазинчиком. А почему заметил, да потому что прямо напротив него в уличной кафешке скромно сидел один из тех КГБшников, которые были «прикреплены» к нашему пароходству. Я сделал морду кирпичом, сделав вид что его не узнал и, даже, не заметил, и двинулся в сторону рынка Хиеталахти. Блин! И что делать? Так, главное — не нервничать… идем спокойно, расслаблено, по делу. Мне нужно на рынок — и я туда и иду. Вот только хрен кого обманешь! Этот магазинчик знают многие. Потому как здесь располагался нелегальный… ну или полулегальный, а может даже и прикрываемый спецслужбами, причем, вполне возможно, совсем не финскими, обменный пункт, в котором можно было обменять советские рубли на финские марки, а так же на американские доллары, английские фунты и немецкие марки. И наоборот. Причем, по очень выгодному курсу. Не как в Центральном банке, конечно — шестьдесят две копейки за бакс, но раза в полтора-два выгоднее чем с рук в Ленинграде или Таллине… Чем я активно и занимался последний год, когда получил возможность регулярно появляться в Хельсинки. Менял я понемногу. Долларов по сто-сто двадцать за раз. Но часто. Иногда несколько раз в месяц. Готовился к инвестициям в квартиру в Москве. И до сего я дня все было нормально… Я прошел дальше по улице, спиной чувствуя взгляд КГБшника, и нырнул в двери Старого рынка, как в Хельсинки именовали рынок Хиеталахти. Войдя внутрь, я остановился, оглядываясь. Ну и за чем я сюда пришел? Блин, что-то здесь купить непременно надо. Ну вот точно «дятлы» из КГБ прибегут брать объяснительную… Эх, черт — еще и Георгия Владиленовича подвел! Ибо он меня отпустил, а шляться в одиночку по «загранице» совгражданам очень не рекомендовалось. Ну это еще ладно. Тут, как-нибудь, отвертимся. Потрясу дедовой упаковкой с таблетками, «побренчу» его и своими наградами (фигурально выражаясь, конечно) — отобьюсь. Но как объяснить мое появление на этой улице-то? О! Киоск с детским питанием! Отлично! На крайняк куплю банку. Хотя доча уже вполне себе лопала все подряд, правда, вследствие недостатка зубов, пока еще в, как это называла незабвенная Наташа Королева «пюрированном виде», иногда ночью мы ее подкармливали молочком. А если тут будут пампер… есть! И я с довольной улыбкой отправился к прилавку. Следующее действие, которое пришлось предпринять, вызвало у меня зубовный скрежет. Прикупив памперсы, я отправился в местный туалет и, заняв кабинку, порвал на клочки сто пятьдесят рублей. После чего старательно смыл их в унитаз. А как вы хотели? Наличие при себе столь крупной суммы в момент поездки заграницу, где советские рубли не нужны от слова совсем, если только ты не собираешься заняться уголовно наказуемыми вплоть до расстрела валютными операциями — верный признак органам насторожиться. Как они об этом узнают? Да обыщут и все дела. Даже без каких-либо постановлений прокурора. Просто «в рабочем порядке». Причем, если начнешь орать по социалистическую законность и требовать постановления, то… нет, никто тебя бить и как-то иным образом рот тебе затыкать не будет. Не сталинские времена нынче. Так что постановление тебе через какое-то время привезут. Ибо все запросы КГБ в прокуратуре «штампуются» как на конвейере, просто по факту запроса. Но при этом ты точно «попадешь на карандаш», и твоя жизнь, моментально, станет куда более сложной и неприятной. Причем, о любых поездках за границу точно придется забыть. Поэтому — только так. Вследствие чего месячная зарплата опытного инженера недрогнувшей рукой была спущена в унитаз. На паром я, слава Богу, сел без проблем. Меня не обыскали. То ли это и не планировалось, то ли просто не оказалось под рукой сотрудников… Сложнее всего было вести себя беззаботно на обратном пути. Впрочем, после парочки «дринков» финской водки в местном баре я не то чтобы успокоился, а просто пришел в похренестическое настроение. Будет — как будет. Я сделал все что мог… Я ж, блин, не профессиональный разведчик, чтобы уметь мастерски скрывать следы, уходить от наблюдения и вести себя на допросе. Даже если прошлый опыт взять — максимум диверсант. А если диверсионную группу обнаруживают, то у нее остается один выход — сдохнуть, выполняя задачу. Никакие иные варианты не предусмотрены и потому им и не учат. В случае же, если ты все-таки попал в руки врага от тебя требовалось только молчать. Орать, визжать под пытками, гадить под себя, захлебываться кровью и молчать. Ничего не говорить. Совсем. Ибо тягаться с профессионалами допросов бесполезно. Начнешь отвечать — сам не заметишь, как раскрутят. Поэтому только молчать… Приняли меня сразу после того, как мы с Георгием Владиленовичем сошли с парома. Недоуменно пожав плечами в ответ на его вопрос, я проследовал в комнатку для обысков, сопровождаемый прапорщиком-пограничником и сотрудником в штатском. Обыск продлился недолго. У меня, естественно, ничего криминального обнаружено не было. Единственное — эти суки распотрошили все купленные мной памперсы. Очень хотелось спросить: «Вам, идиоты, что — делать нечего? Неужто не передали что нужно искать?! На хрена памперсы-то гробить…», но удержался. Потом было написание объяснительных, ругань с предусмотрительно появившимся уже после обыска знакомым КГБшником по поводу памперсов, объяснение про таблетки для деда… так что домой я добрался уже в одиннадцатом часу. Аленка встретила меня горячим ужином. Она знала, что во время командировок я не ел, предпочитая, как и любой советский человек, потратить выданные командировочные на какой-нибудь дефицит. Я сильно боялся, что она заметит мое настроение, но, слава богу, у меня оказался отвлекающий фактор. — Ром, мама мне письмо переслала — никогда не отгадаешь от кого! Я на несколько секунд прекратил есть и уставился на счастливое и предвкушающее лицо жены. После чего предположил: — От Изабель? — Фу-у-у! Так не честно! — обиделась она, картинно отворачиваясь, но долго так не выдержала и почти сразу же повернувшись обратно, радостно заговорив: — Она мне написала на старый адрес, а мама переслала уже сюда… — М-г-гм, — нейтрально кивнул я, продолжая расправляться с жареной треской и картофельным пюре. Изабель исчезла из нашей жизни в тот момент, когда я ушел в армию. Узнав о том, что меня отправили в Афганистан, она практически прекратила переписку. То есть за следующие шесть лет пришло всего лишь еще одно небольшое письмо, в котором она сухо сообщила, что выходит замуж. Причем, просто факт. Без приглашения. То есть мы бы, скорее всего, и так не попали к ней на свадьбу — хрен бы нас выпустили, но даже просто формального приглашения не было сделано. От чего Аленка у меня вся распереживалась, совершенно не поняв причин подобного изменившегося отношения. Она-то считала Изабель подругой, в отличие от меня-старого пня, который понимал, что мы для этой мажористой француженки были просто временным увлечением. Да и то из-за нашей экзотичности. Ну как же — близкие знакомые из-за самого «железного занавеса»! У кого еще среди подружек такое есть? Это ж тебе не кот редкой в настоящий момент породы мейн-кун и не кольцо от «Тиффани» с редким розовым бриллиантом. Такое каждый может купить! Ну, в тех кругах, в которых она вращалась… А вот завести подружку и приятеля из-за «железного занавеса» — это уже круто! Впрочем, и ничего худого о ней и ее родственниках я так же сказать не мог. Приняли нас хорошо. И общались нормально. Ну а некоторый налет снисходительности — так обеспеченные французов таким образом относятся, считай, ко всем. Даже к американцам с англичанами. Немцы же для них вообще, считай, варвары с востока… Но, мало-помалу, все это забылось. И вот на тебе — Изабель проявилась заново. Впрочем, мне на это обижаться не стоило. Не приди это письмо — моя любовь точно бы заметила, что я слегка взвинчен, и мне пришлось бы что-то рассказывать. А она бы распереживалась. Так что спасибо нашей французской знакомой за своевременность, хоть она о ней даже не подозревает… К моему удивлению, особенных проблем из-за всего произошедшего у меня не случилось. На следующий день меня вызвали в кабинет к начальнику пароходства, в котором засел «триумвират» в составе его самого, Георгия Владиленовича и нашего замполита, которым мне пришлось изложить практически все то, что я вчера написал в объяснительных, параллельно бурно повозмущавшись по поводу испорченных подгузников. И моя версия произошедшего была принята вполне благосклонно. Более того, как я понял из коротких ремарок «триумвирата», начальство было в курсе того, кто и чего там пас на этой улочке. Так что к ситуации отнеслось с юмором. Еще и поприкалывались над моей незамутненной наивностью… После чего меня предупредили о том, что пока отстраняют от заграничных командировок. Так что некоторое время «переговоры в Хельсах» будут проходить без меня. Ну, чтобы, так сказать, не дразнить гусей. С чем я, несколько удивленный столь добродушной реакцией, был отправлен в свой кабинет заниматься делом. Как-то это все прошло… легко и, так сказать, беззубо. Впрочем, по зрелому размышлению, я решил, что особенно удивляться тут нечему — вокруг уже вовсю бушевала перестройка с ускорением, а у КГБ в пока еще советской Эстонии вообще и в Таллине, в частности, и без того до фига есть чем заниматься. До окончательного организационного оформления местного Народного фронта — Eestimaa Rahvarinne, еще больше полугода (насколько я помню все эти Фронты в Прибалтике начали расти как грибы весной-летом восемьдесят восьмого), но местные националисты уже вовсю организуются и проводят громкие акции. Пока, в основном, под маркой борьбы с «устаревшим мышлением» и, типа, в поддержку нового, перестроечного, но уж КГБшникам-то должно быть очевидно, откуда реально дует ветер… Однако, как выяснилось чуть позже, не все оказалось так однозначно. Перед самым окончанием рабочего дня ко мне в кабинет заглянул Георгий Владиленович. Я как раз занимался переводом с английского очередной инструкции по эксплуатации. На новенький «shuttle carrier», закупленный в Германии. Базовым портом пароходства, что естественно, был Таллинский морской порт, а в СССР сейчас одним из, так сказать, главных трендов были совместные предприятия. Таллин же с Ригой и Клайпедой являлись базовыми портами в стране на западном направлении, через которые шел основной поток грузов. Так что в их техническое переоснащение в настоящий момент вкладывались немалые средства союзного бюджета. Поэтому новая техника нам шла потоком… Эх, лучше б эти деньги в Россию вкладывались, а то все эти инвалютные миллиарды станут большим «подарком» новым независимым странам. И ладно бы еще они при этом стали бы друзьями для России. Так хрен там! Первое, что сделают независимая Эстония вкупе с независимой Латвией, это превратят всех своих русскоязычных граждан в «неграждан»… — Трудишься? — Так точно, тащ начальник! — я лихо махнул рукой в шутливом салюте. — К пустой голове руку не прикладывают, — стандартно пожурил меня Георгий Владиленович, после чего вошел внутрь и, плотно притворив за собой дверь, присел. — Совет хочу тебе дать, Рома. — Весь внимание… — Завтра напиши в профкоме заявлению на путевку, а потом подай заявление на отпуск. Я удивленно воззрился на него. Он вздохнул. — Нравишься ты мне, молодой. Я было думал, что ты из этих, — он неопределенно махнул рукой, оставив меня в некотором недоумении — из «этих», это из каких? — А, оказалось, что ты нормальный. Поэтому для тебя будет лучше, если ты завтра сделаешь так, как я сказал, и на некоторое время исчезнешь. Понимаешь почему? — Не очень… — Засветился ты по нехорошему, — вздохнул Георгий Владиленович. — Сейчас-то еще ладно — разброд из-за этого «меченного», но на заметку тебя взяли. Можешь быть уверен. — Так я ж ничего не сделал?! — Коль сделал бы — так уже б взяли за жабры, — боднуло меня взглядом начальство. — Но все равно — спокойной жизни у тебя здесь тоже больше не будет. КГБ — организация серьезная. Так что езжай-ка ты в отпуск. Ты ж уже больше года проработал у нас? Ну вот… А как вернешься — начинай искать место, — он замолчал, с минуту подумал, после чего, неожиданно, сообщил:- Я в следующем году, наверное, в Минморфлота уйду. В Москву. Есть такие предположения… Могу тебя за собой подтянуть. Как тебе такая идея? Мне бы такой специалист как ты пригодился. Тем более, что ты у нас пообтесался, вник в систему, так сказать, опять же — терминологию подучил. Так что точно полезным будешь… На квартиру и хорошую зарплату тебе, конечно, рассчитывать не стоит. Во всяком случае быстро. Но ты и здесь этим делом не шибко одарен. Так что подумай. — Хм-м-м… а как же с КГБ быть? — А что с КГБ? — усмехнулся мой начальник. — Ты же ничего не сделал. Так что это местные тебя здесь на заметку взяли. Но ДОР[15] на тебя пока вряд ли завели. Значит в любом другом месте ты будешь чист как ангел, — тут Георгий Владиленович поднялся и хлопнул меня по плечу. — Думай, молодой… Поход в профком оказался успешным. Мне удалось ухватить две путевки в Палангу, в дом отдыха «Морской»… Ну а как еще могло называться учреждение, относящееся к морскому флоту? Если честно, то хотел-то я не Палангу, а что-нибудь поюжнее. Как-никак ноябрь на дворе. Хоть на юге уже тоже прохладно и море остыло, но все-таки не как у нас на Балтике. Но получилась только она… Впрочем, в Паланге я в своей прошлой жизни не был ни разу. Так что так уже сильно я не расстроился. Некоторые проблемы оказались с ребенком, потому что я напрочь забыл о том, что в СССР с детьми можно было жить только в специализированных санаториях и домах отдыха типа «Мать и дитя». И вдвоем. То есть без мужа. Да еще и только если ребенку уже исполнилось четыре года. Так что мы не подходили никаким боком. Но, опять же, недаром говорилось, что в СССР действовало «телефонное право»… Поэтому, когда я пожаловался на подобный полный беспредел все тому же Георгию Владиленовичу, он обратился к начальнику пароходства и тот позвонил директору Дома отдыха и решил вопрос. Нам даже пообещали выделить детскую кроватку. Выходит, мы у них были не первыми такими «нарушителями». До Паланги мы добрались на машине. Выехали рано утром, в шесть часов, но едва успели добраться до Дома отдыха к концу рабочего дня. Увы, несмотря на то, что от Таллина до Паланги было всего шестьсот километров, и дороги в Прибалтике были явно лучше российских — они все равно оставались советскими… Но, все-таки, мы успели. Иначе хрен бы нас заселили. Увы, до круглосуточных ресепшенов в подобных заведениях еще оставались годы. Дом отдыха оказался по нынешним меркам просто шикарным. Здесь даже был свой бассейн с морской водой. Так что морские купания мы-таки получили. И вообще ноябрьская Паланга оказалась очаровательной. Впрочем, я этого и ждал. В прошлой жизни у меня получилось под конец СССР так же урвать путевку в прибалтийский санаторий, но не в Палангу, а в Юрмалу. Тогда это произошло уже намного позже, на самом закате, — в конце девяносто первого года. Уже после поражения ГКЧП. Но официально СССР в тот момент еще не был распущен. И общесоюзную собственность молодые демократические страны пока в свою пользу еще не конфисковали. Хотя всем было понятно, что все к тому идет. Так что, хоть путевки туда в московском санаторно-курортном управлении еще выписывались, желающих из «блатных» ехать туда уже не оказалось. А ну как чего не того случится — потом не только не отмоешься, но еще и хрен выберешься без потерь… Вследствие чего мне так повезло с той путевкой. Иначе шиш бы нам что обломилось. Потому как Прибалтика в СССР считалась этаким местным аналогом Швейцарских Альп пополам с Атлантической Ривьерой Франции и добыть туда путевку, даже в межсезонье, было чрезвычайно сложно. Отдохнули мы хорошо. Дни, по большей части, стояли весьма теплые и, неожиданно, не по-балтийски солнечные, деревья еще не сбросили свое цветное осеннее одеяние, и даже частые, но короткие дождики не то что не сбивали очарование этого маленького курортного городка, а, совсем наоборот, придавали ему его еще больше. Мы гуляли по Паланге, встречали закаты на ее знаменитом пирсе, уходящем в море почти на полкилометра, попробовали знаменитые литовские «цеппелины», полюбовались на янтарь в музее, расположенном в бывшем дворце Тышкевичей и накупили в качестве подарков в местной старинной аптеке знаменитые местный бальзам «Три девятки» и сердечные капли доктора Шредера… А еще, неожиданно для себя, попали на митинг каких-то местных радикалов. Уж чего они там требовали — я не понял, потому что орали они исключительно по-литовски, да и надписи на самодельных флагах и транспарантах так же были выполнены на этом языке, но моя Аленка напряглась. А вот доча, наоборот, высунула нос из коляски и с любопытством смотрела на что-то громко декларирующих демонстрантов. Их было немного — дай бог десятка два, но шуму они создавали… Я скривился и, толкнув коляску с наследницей, потащил жену за собой. Увы подобное в Прибалтике только начиналось. Так что у меня не было никаких сомнений насчет того, стоит ли принимать предложение Георгия Владиленовича. Более того, во время последнего разговора, состоявшегося перед самым отъездом, я даже эдак исподтишка порекомендовал ему ускорить свой перевод в Москву. Не то чтобы прямо, а так… бросил несколько фраз, которые должны были натолкнуть его на подобные мысли. В столовой нас посадили за отдельный столик, так что особенно близко мы за время отдыха ни с кем не сошлись. То есть, вернее, я. А вот у моей любимой появилось несколько знакомств из числа отдыхающих бабушек-пенсионерок, каковых в этот заезд оказалось большинство. Ну да конец ноября и начало декабря — время для отдыха специфическое… Они никак не могли упустить момента потискать нашу дочу и поучить молодую мамочку как правильно обиходить и воспитывать чадо. Впрочем, особенно категоричную парочку подобных дам я мягко отшил, а с одной, которую звали как одну из главных героинь замечательного фильма «Покровские ворота» — Маргарита Львовна, мы, наоборот, сдружились. Причем, настолько, что Аленка ей доверяла посидеть с малышней. Вернее, Маргарита Львовна нас сама отправляла: — Идите, молодежь, погуляйте вдвоем, а я с нашей красавицей побуду. Мы же отпустим маму с папой погулять, солнышко? Она уехала за неделю до нашего отъезда, но оставила Аленке свой московский телефон, категорически заявив непременно звонить если мы окажемся в Москве. До конца нашего пребывания в Паланге осталось всего несколько дней, когда, на прогулке, меня внезапно окликнули: — Роман? Привет! Я обернулся. Ко мне с радостной улыбкой приближался невысокий, смуглый, курчавый мужчина со смутно знакомым лицом. Мы с ним точно где-то встречались, но где… — Я — Вагифов Айхан Алиевич. Мы с вами пересекались в кабинете у Бориса Николаевича. — А-а-а… вспомнил. Рад видеть Айхан Алиевич. Какими судьбами? — Да теми же, как и вы, вероятно. На отдых приехал. Проживаю в доме отдыха станкостроительного завода имени Дзержинского, вон там, — он махнул рукой. — Вы как, давно приехали? — Да мы тут уже третью неделю. Домой скоро… — Вот как? Покажите, что тут где? Я тут первый раз. В Юрмалу уже несколько раз ездили, а вот в Палангу только в этом декабре получилось путевку выбить. — Да с удовольствием! Так что последние несколько дней мы с Аленкой провели в компании четы Вагифовых. Потому что Айхан Алиевич приехал на отдых с женой. Вот так и прошел наш незапланированный и внезапный отпуск. Глава 11 — Шших… шших… Я открыл глаза и уставился на стройную фигуру моей жены, занимающуюся зарядкой на фоне широкого окна. Чуть смуглая, медная кожа, не теряющая цвет даже во время самой долгой зимы, стройная фигура, длинная шейка, размеренные махи изящных рук и ног… В прошлой жизни она, со смехом, называла себя «карманной женщиной», поскольку была всего сто шестьдесят четыре сантиметра ростом, но здесь, как и я, немного прибавила. Сантиметра четыре-пять. И все они, похоже, ушли в ноги и шейку… а еще после родов она чуть-чуть, едва заметно округлилась, и теперь больше напоминала не Жизель Оливейру, а Изабель Гулар. На мой взгляд у первой лицо было чуть поострее, да и фигурка у второй на мой взгляд была этак почувственней… Впрочем, эти две модели, по моему скромному мнению, были довольно похожи. Но, моя Аленка все равно лучше! — Шших… шших… Я некоторое время из-под полуопущенных век любовался женой, продолжавшей зарядку. С этим делом у нас в семье было строго… Вы даже не представляете на что способен престарелый дед с кучей болячек, внезапно вновь попавший в молодое тело, ради того, чтобы эта самая молодость, ну, или, как минимум, здоровье сохранились на как можно более долгое время. Так что в этой области я в семье был жутким деспотом и тираном. Плотная утренняя зарядка, тренировки по полтора часа минимум три раза в неделю, лыжи по выходным зимой, ежедневные утренние купания летом и все такое прочее были возведены в фетиш! Спрашиваете — а чего это в таком случае в тот момент, когда жена занимается зарядкой я валяюсь в постели? Хм… хороший вопрос. И справедливый. Дело в том, что-о-о… ну-у-у… короче, я вчера сильно наклюкался. Вот меня и того… похоже, решили сегодня поберечь и не будить. Тем более, что подобное со мной случалось пока всего раза три за всю нашу уже весьма продолжительную совместную жизнь. Раз в Питере, на днюхе у Сереги Курехина, раз в Таллине, когда провожали на пенсию старого начальника пароходства, и третий — сейчас. — Шших! — моя любимая сделала последний мах ногой и, утерев ладонью вспотевший лоб, двинулась мимо кровати к выходу из спальни. Я коварно дождался пока она приблизиться на минимальное расстояние, после чего рывком набросился на проходящую мимо добычу. — Рома! — Ырг… — взревел неандерталец в моем лице, заваливая добычу на «шкуру мамонта». — Рома, я потная вся! — мне в грудь уперлись кулачки. — Перестань! — Тресь! — трусики полетели в сторону. — Ромка! Сумасшедший… — тонкие, но сильные ручки, еще мгновение назад упорно отстраняющие меня, дрогнули, и мои губы, наконец, встретились со ставшими мягкими и податливыми губами жены. В Москву мы перебрались летом восемьдесят восьмого. Георгий Владиленович выполнил свое обещание и перетянул-таки меня в министерство… Отпустили меня легко. Место начальника пароходства вместо пригласившего меня на работу Арно Каска еще в прошлом году занял Тойво Ниннас, с которым у меня, в принципе, сложились вполне ровные отношения, но той теплоты как с Каском не было. К тому же в Эстонии все больше и больше поднималась волна национализма, как обычно замаскированная стремлением «к свободе», и отношение к русским начало заметно ухудшаться. Ну, или, оно всегда было таковым, а сейчас просто это стало проявляться куда более открыто. Потому что даже среди круга более-менее близких знакомых появились люди, которые стали демонстрировать неприязнь. А однажды Аленку вообще обругали в парке. Какая-то бабушка. Моя жена присела рядом с ней на лавочку, и бабулька, поначалу, принялась сюсюкать с дочей на эстонском, но едва ребенок пролепетала что-то по-русски, бабульку будто подменили. Она вскочила и разоралась, забрызгав Аленку с ребенком слюной… Так что в конце лета я взял отпуск и перевез семью обратно в наш городок. А потом вплотную занялся переводом себя в Москву. Нервы потрепать пришлось, но приказ по министерству о моем переводе вышел двадцать седьмого августа. После чего мы, оставив малышню с бабушками, отправились в Таллин собирать вещи и паковать контейнер… Квартиру в Москве удалось найти только к октябрю. Причем, через новых знакомых — чету Вагифовых. Нет, кое-какие варианты были и до этого, но либо неудобные, когда даже до метро нужно было добираться долго и на перекладных, либо необоснованно дорогие. А у меня с деньгами начались серьезные напряги. Потому что, не смотря на мою активную работу, за последние три года мне удалось пристроить всего одну книжку. При том, что, так сказать, «в столе» у меня лежало еще ажно четыре штуки. Ну привык я писать быстро. Не так как Дарья Донцова, конечно, эта писательница с точки зрения скорости написания — недостижимая вершина, но три книжки в год для меня вовсе не были чем-то из ряда вон выходящим. Хотя последние лет пятнадцать я писал, в среднем, пару книжек год… Здесь же в год у меня получалось сделать дай бог одну. Но это, по сегодняшним меркам, считалось очень быстрым! Мне даже регулярно пеняли на то, что я мало «работаю над текстом». Что слишком поспешен. Что не прорабатываю сюжеты. А мне казалось, что я, наоборот, пишу слишком медленно… Впрочем, ранее мои возможности были серьезно урезаны тем, что творить приходилось на пишущей машинке. Как же это было неудобно! Любые изменения в сюжете, серьезные правки, редактура требовали полного перепечатывания не только той странички, которую ты правил и редактировал, но всех за ней следующих!!! Я, в конце концов, дозрел-таки до найма машинисток, потому что перепечатывать пятисотстраничную рукопись в шестой раз из-за вставки небольшого эпизода на десятой странице меня окончательно достало! Но уже под занавес моей работы в пароходстве, я сумел ухватить в Финляндии подержанный IBM PC/XT в, считай, полной комплектации — матричный принтер, десятидюймовый монитор и системный блок с клавиатурой и двумя дисководами под пятидюймовые дискеты, на который с матами и при помощи лома и той самой матери мне впихнули-таки первый русскоязычный редактор Lexicon и инсталлировали русскоязычную раскладку клавиатуры. Проблему же отсутствия русских букв на клавишах я решил самостоятельно с помощью наклеенных на них кусочков пластыря, на которых потом шариковой ручкой и были написаны буквы. Так что сейчас я, одновременно, наслаждался резко облегчившимся процессом работы и ломал голову куда девать уже пятую свободную книгу, которую писал в настоящий момент… Ну так вот, благодаря жене Айхана Алиевича нам удалось не слишком дорого снять пустую трехкомнатную квартиру в Заяузье. Не слишком дорого по меркам Таганки. Но сниженная цена объяснялась отсутствием мебели и бытовой техники, а также ее весьма убитым состоянием. Паркет требовал циклевки, стены и окна покраски, двери были слегка перекошены и потому закрывались с трудом, а в стареньких деревянных рамах имелись щели в полпальца толщиной… Но, в общем и целом, после небольшого ремонта жить в ней стало вполне возможно. А отсутствие мебели и бытовой техники в нашем случае было, даже, скорее, преимуществом, а не недостатком. Потому как имуществом за время жизни в Талине мы обросли — холодильником, телевизором, двухкассетной декой, видиком, а также кое-какой мебелью, которой до момента снятия квартиры был забит гараж моих родителей. Вот мы им его и освободили… Нет, полностью обставить квартиру мебели у нас, естественно, не хватило, но на кухню и спальню по минимуму набралось. Впрочем, именно по минимуму. Вещи в спальне у нас так пока и лежали в чемоданах или висели на вбитых в стену гвоздиках, а половина посуды была сложена на широченном кухонном подоконнике. Домик был старый, еще глубоко дореволюционной постройки, так что стены здесь были толстенные… А диван, буфет и стол со стульями в гостиную удалось прикупить в комиссионке, в Таллине, в который меня, по старой памяти, отправили в командировку в декабре. Мебель была хоть и изрядно побитая, но вполне антикварная. Не то чтобы элитная, скорее этакий крепкий купеческий стиль, но лет сто ей точно было. Так что в квартиру она вписалась как родная… Поскольку нашей доче уже исполнилось полтора года — Аленке пришлось искать работу, а нам — место в яслях. Увы, частично оплачиваемый отпуск здесь и сейчас предоставлялся только до года. А потом разрешалось взять еще полгода за свой счет. После чего — пожалте на работу, иначе вас привлекут за тунеядство. Впрочем, особенных проблем нам это не принесло. Благодаря еще одной нашей Палангской знакомой — Маргарите Львовне, которой Аленка позвонила буквально через неделю после того, как мы обустроились в нашей съемной квартире, расположенной в Рюмином переулке, эти вопросы так же решились довольно быстро. У нее оказался целый сонм разных знакомых, благодаря которым мы в течение двух недель получили место в детском саду, а в декабре Аленка вышла на работу учительницей английского языка в четыреста девяносто седьмую школу, до которой от квартиры было всего пять минут спокойной ходьбы. Мне же до здания министерства морского флота, располагавшегося на углу проспекта Маркса и улицы Жданова идти было чуть подольше — с полчаса. Ровно столько же, сколько если бы я поехал на метро. Впрочем, на работу я чаще всего бегал…