Звук истребления — Этот шум начался утром. Ник, когда ты ушел. Я вышел — и услышал, как люди убивают друг друга. Пока мы шли по пустой улице, Стив мне рассказал, что с ним было. — Они не дрались. Люди разбились на две группы. Одни убивали. Других убивали. — Почему они на нас напали? Ты видел, кто они? Он кивнул, неотрывно глядя перед собой. — Копы, — сказал я. — Почему когда они нужны, так ни одного нет? — У меня сосед коп. Сержант из городского участка. — И он ничего не мог сделать? — Мог, и много, — кивнул Стив. — Он убивал своих детей. — И никто не пытался это прекратить? Стив пожал плечами. — А ты что сделал? — Я? — Стив глянул на меня в упор. — Я удрал. Именно так. Ник. Я жалкий трус. Я бежал и тут вижу, как ты идешь по улице к моему дому. Старик, ты в этом не участвовал. Я подумал, что ты из них… — Господи! Я должен найти родителей. Им надо сказать. — Не надо, Ник. Вряд ли это удачная мысль. — Почему, ради всего святого? Им надо рассказать о Джоне. Я не знаю, где они. Я не знаю, не напали ли на них. Или… вообще… — Ник, я не думаю, что с ними что-нибудь случилось. И не тревожься насчет их поисков. Если то, что я думаю, правда, они тебя сами будут искать. — Что ты хочешь сказать? — Ник, мир вокруг нас обезумел. Но в этом безумии есть система. — Какая система? — Я все еще был оглушен, не мог взять все это в голову. — Что ты несешь? — Вспомни, что вчера было. Там, на торговой улице. — Пацана убили. — Кто убил? — Его мать… Мой мозг пытался обработать данные, но я не мог. Сплошное безумие. Бессмысленные образы неслись перед глазами. Джон, похороненный в пирамиде. Девочка возле Церкви Христа. Ее собственная мать, глодающая ее лицо. Опустевшие дороги. Центр города. Такой тихий, что слышна перекличка грачей над головой. Теперь мы уже не знали, куда идем. Может, мы просто инстинктивно искали какие-нибудь признаки нормы. Это же был город, который мы оба знали семнадцать лет. Знали кажцую лавку, улицу и переулок. И сегодня у него был очень нормальный вид. Нет отбросов на улицах. Машины аккуратно припаркованы у тротуара. Только людей нет. Мы прошли мимо кафе, где гудел вентилятор. Нормальный, красивый звук. Даже запах теплого масла и лука от предыдущего вечера. — Что случилось, Стив? Отчего это люди такое делают? Он пожал плечами, не глядя на меня. — Ты сказал, что думаешь, будто родители убивают своих детей. — Главным образом. — Когда я сказал, что хочу найти родителей… Ты сказал, не беспокойся. Что они наверняка сами меня найдут. Что ты имел в виду? — Что я имел в виду. Ник? Я имел в виду, что видел матерей и отцов, обычных людей, которых знал всю жизнь, и эти люди убивали своих детей. Рвали их на части. И я это видел. А зачем и почему они так делали — видит Бог, я не знаю. Подозрение взорвалось у меня в голове динамитом. — Ты думаешь, это мои родители убили Джона? — Я думаю… блин, а ну-ка глянь туда! Я посмотрел туда, куда уставился он. На Хай-стрит были люди. В данный момент они ничего не делали. Ничего — только наблюдали за нами. Нас разделяла почти сотня ярдов, и потому я не испугался. Физически в них ничего страшного не было. Группа из тридцати или более прихожан, собравшихся на внеочередное собрание. Детей с ними не было. Старшие вам скажут, что проведенное в ночных клубах время ничему не учит. Это не так. Вот чему оно учит: начинаешь понимать язык тела. А в семнадцать лет умение понимать язык тела может уберечь целостность вашей морды. Когда кто-то к тебе идет, ты уже инстинктивно понимаешь, то ли ты ему до лампочки, то ли он хочет поздороваться, то ли полезть в драку. Когда группа жителей Донкастера повернулась к нам, по ним прошла рябь. И отчетливо, как будто это было написано, я прочел эту враждебность — и намерения. — Сейчас они пойдут на нас, — сказал я. Стив кивнул. — Оттуда им нас не достать. Ладно, пойдем. Мы повернулись. Откуда взялись эти, я не знаю. Наверное, просочились из переулков. В десяти ярдах нам перегородили дорогу с дюжину мужчин и женщин возраста от двадцати до восьмидесяти с хвостиком — какой-то старикан со слуховым аппаратом и тросточкой. В нормальной ситуации эта группа не привлекла бы внимания. Но в их глазах читалось иное. Они горели ненавистью. Лицевые мышцы этих людей напряглись, натянув глаза и губы. То, что изменилось у них в головах, вызвало изменения на лицах. Такого выражения лица никто на этой планете до сих пор не видел. — Беги, Ник! Беги! Люди перед нами не двигались. Но ощущалось нарастающее напряжение их сведенных мышц. Постепенно у них стали приподниматься плечи. Меня толкнули в бок: — Ник, проснись! Беги! Я побежал, протолкнулся между двумя поставленными вплотную автомобилями и бросился через дорогу. Стива за мной не было. На той стороне я остановился и обернулся. Он не успел. Я видел, как он пытается вырваться. Светловолосая голова замоталась из стороны в сторону под ударами кулаков, чьи-то руки обхватили его грудь и плечи. Я рванулся обратно, и теперь только чья-то припаркованная машина отделяла меня от схватившей Стива толпы. — Стив! Он вывернул голову в мою сторону, и кровь текла у него из глаз, как слезы. — Беги, Ник! Беги! В его голосе была смертная мука — они его убивали. Я залез на крышу машины и замолотил кулаками по металлу, будто пытаясь отогнать стаю диких собак. Что же еще я мог сделать? Как Стиву удавалось оставаться на ногах, я не знаю. Женщины обвивали его руками, будто хотели целовать, но они впивались в него зубами. На щеках Стива зазияли дыры. — Ник, Бога ради! Ник, бе… — Оставьте его, оставьте, оставьте… — вопил я. Они не замечали. Мимо меня через машину пронеслось что-то большое — какой-то жирный бросился на груду тел. Стив свалился. Они все навалились на него. Курган из бьющих, кусающих, рвущих людей.