— Секунду, только руки вытру… спасибо. Минутку, кто вам это дал? — Никто. Мы нашли этот листок в щели ворот у выезда с дорожки. И они замаршировали прочь, не переставая петь. Когда я разворачивал записку, руки у меня тряслись. Ник! Вернись домой. Джон тебя ждет. И дядя Джек тоже. Целуем — мама и папа. Кошмары, в которых родители охотились за мной, мелькнули в голове так ярко, что мне пришлось сесть и опереться спиной на микроавтобус. Когда найду этих проклятых шутников, я им головы поотрываю. Слэттер… Да, Слэттер был основным подозреваемым. Он мог заставить кого-то написать записку. Он знал, что у меня был брат по имени Джон. Но я мог бы ручаться, что он не знал про моего дядю Джека. У меня на лице проступила испарина. Я оглядел двор, где народ в возрасте от четырех до восемнадцати лет носил ящики с едой, и подозревал всех и каждого. Зачем этот кто-то шутит со мной эти гадские шутки? — Еще одна? Я посмотрел вверх, прикрыв ладонью глаза от солнца. — Да, Сара. Еще одна. — То же самое? Я чуть ей не сказал, но… — Ага. Точно кто-то сейчас ржет в углу, как лошадь. Когда-нибудь я их поймаю и так зафутболю вверх, что они упадут обледенелые. Она села рядом со мной и стиснула мою ногу. — Мне очень жаль, Ник. Есть, значит, вокруг нас какие-то жестокие люди. — А то мы этого не знаем. Сейчас мир ими просто полон. — Я разорвал записку. — Какие новости, мисс Хейес? Мы еще не едем? — Нет, Ребекка в плохом состоянии. Дэйв хочет подождать, чтобы ей стало лучше. — Что с ней? — Мы не знаем. Мартин и Китти шарят по медицинским книгам, но симптомы подходят под десяток болезней. — Она посмотрела на меня тревожно. — Мне не нравится ее вид, Ник. Я боюсь, что это серьезно. * * * Шесть часов вечера. Весь день я провозился с микроавтобусом. Я добился, чтобы работали все цилиндры, выплевывая облака синего дыма, но далеко не был доволен этой машиной. О Ребекке мы не слыхали ни слова, но после полудня шторы в ее спальне не открывались. То и дело побледневшая Китти пробегала к грузовикам и рылась в наших запасах. В шесть тридцать люди стали оставлять свои дела и собираться возле двери дома. Я пошел отмыться в ручье, протекавшем за домом. Там я увидел, как на той стороне ручья идет враскачку среди деревьев Слэттер. Девчонка с тенями на глазах шла за ним, как только успевала на высоких каблуках. — Таг, извини. Таг, прости, — повторяла она, и они скрылись среди деревьев. Я заметил у нее на щеке красный след. * * * Семь часов вечера. Амбар опустел. Все собрались у двери дома, ожидая известий. Я взглянул на мистера Креозота. Он стоял в той же позе, уставясь на стену. Что-то он там видел замечательное. Что — один Бог знает. Пока я смотрел, у него слегка согнулись колени, потом выпрямились. Он начал медленно раскачиваться, как гитарист рок-группы, ловящий ритм. Горящие глаза все еще таращились в одну точку на стене, губы слегка двигались. С Богом говоришь, мистер Креозот? Я кашлянул. Ноль внимания. — Эй… вы меня слышите? Он не слышал или просто не обращал внимания. И все так же безмолвно шептал, покачиваясь в коленях. Я глядел на него и думал о своих родителях. И с ними тоже такое? Ходят, наложив в штаны? Таращатся на галлюцинации? Нет. Не мог я этому поверить. Где-то они прячутся, такие же нормальные, как я. Вдруг мистер Креозот застыл в середине своих качаний, склонил голову набок и так застыл. Глаза его горели. Он что-то слышал. Что? Призыв от таких же, как он? Я вздрогнул, как от холода, и вышел. * * * Семь двадцать вечера. Дэйв открыл дверь дома и вышел на верхнюю ступень крыльца. Оглядев собравшихся, он сказал: — Ребекка Кин пять минут назад скончалась… Ник, ты не можешь мне помочь на минутку? Черта с два хотелось мне идти в этот дом, но я вошел за ним. Саймон, стоя наверху, нервно крутил руками. — Как мы можем быть уверены? Мы же не знаем… Никто не знает… мы же всего только дети… Без медицинских знаний… Как можно точно знать, что Ребекка умерла? За последние дни я столько видел смерти, что считал себя закаленным от ее вида. И все равно это был шок. По одному взгляду на это лежащее на боку тело с лицом, будто вылепленным из топленого жира, на этот раскрытый багровый рот можно было сказать, что жизнь покинула это восемнадцатилетнее тело. В отряде выживших Дэйва Миддлтона Ребекке Кин первой выпала очередь умереть. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Другая боль — Хочешь первой? — Нет, я боюсь. Там темно? — Я буду с тобой, Сьюзен. — Все равно мне страшно. — Тогда пойдем вместе. Держи меня за руку… правда, так лучше? Теперь держи ее крепче. Голоса девочек. Певучих Сестриц, хотя они еле шептали, долетали до меня отчетливо. Эту ночь я проводил в амбаре. Дэйв решил, что лучше будет спать по очереди возле кладовой, где заперт мистер Креозот. На случай, если он сменит поведение, начнет разговаривать или просто попробует вырваться. Я выглянул в сторону голосов. Певучим Сестрицам полагалось сейчас спать в доме. Я прислушался. — Давай я посчитаю до трех. — А ты точно знаешь, что это будет хорошо?