– Если смешать корень канистина и околоплодную жидкость драконьего яйца, а потом сорок три часа прогревать ее на слабом огне, то получится такое обездвиживающее зелье, против которого не устоять ни одному живому существу, даже тем, кто обладает… ну, скажем так, непомерной силой. – Это ты о чем? Бершад вышел на середину комнаты. – Сейчас я тебе продемонстрирую. – Узловатой рукой Озирис выхватил из-под полы небольшой арбалет и выстрелил Бершаду в грудь. Бершад отшатнулся. Крохотная арбалетная стрела не причинила ему особого вреда. Он потянулся к старику, но внезапно комната поплыла у него перед глазами и закачалась. Бершад повалился на пол. В глазах потемнело. – Вот видишь, – откуда-то издалека прозвучал голос Озириса. – Не волнуйся, барон Бершад, мы продолжим нашу беседу чуть позже, в более комфортных условиях. А теперь, раз ты все равно потеряешь сознание, позволь мне провести первый опыт. Озирис порылся на столе и подошел к Бершаду с мачете в руках. – Скажи-ка мне, барон, тебе никогда не доводилось восстанавливать отрубленную конечность? Бершад попытался ответить, но губы не двигались. Он словно бы выхлебал целый бочонок крепкого вина. – По-моему, нет. – Озирис чуть-чуть отодвинул в сторону левую ступню Бершада – покрытую застарелыми шрамами, ту самую, которую много лет назад погрыз красноголов. – Крепись, барон. Сейчас будет больно. С тошнотворным хрустом мачете вошло в щиколотку Бершада. Сначала изгнанник ничего не почувствовал, только услышал, как на каменные плиты пола хлынула кровь. Затем пришла боль – жаркая, ослепительная, будто к телу приставили раскаленную кочергу. Он лишился чувств. Бершад очнулся, поморгал и увидел над собой своды подземелья. Он, в одной набедренной повязке, лежал на столе, прикованный толстыми стальными кандалами за запястья и щиколотки. В висках стучало, в голове мутилось. Он подергал оковы, но те не поддавались. – Даже не пробуй разорвать цепи, – сказал Озирис Вард откуда-то сзади. – Сталь, сплавленная с камнем, уходит под землю на пятьдесят шагов. Из этих оков не вырваться даже красноголову. Бершад повернул голову. Озирис Вард сидел за письменным столом и что-то писал на коричневом пергаменте. – Пока ты спал, наверху поднялась суматоха, – сказал Озирис, тыча пером в потолок и не отрывая взгляда от пергамента. – Наш несчастный император! Убит за день до свадьбы брата с альмирской принцессой. А убийца ускользнул. – Он довольно усмехнулся. – Впрочем, балары – люди сообразительные и ко всему быстро приспосабливаются. Ты пропустил первую в истории империи коронационную свадьбу. Или свадебную коронацию. Празднование удалось на славу. Жители Бурз-аль-дуна обожают Каиру. Просто удивительно, как красота и ласковые слова действуют на большое стечение народа, несмотря на то что страна должна скорбеть о смерти любимого повелителя. Но Баларией теперь правят император Ганон Домициан и императрица Каира Домициана. Открываются восхитительные возможности… Не совсем понимая, о чем говорит Озирис, Бершад чуть приподнял голову и оглядел себя. Вместо культи на левой ноге красовалась совершенно здоровая ступня. Без единого шрама. – Замечательно, правда? – сказал Озирис. – При правильном обращении скорость роста соответствует характеру раны. Разумеется, в определенных пределах. – Что ты со мной сделал? – спросил Бершад. – То же самое, что ты неоднократно проделывал сам с собой, судя по твоим шрамам. Просто я сделал это лучше. Чище. Рядом с Озирисом на подносе стояли десятки пустых склянок, а у стола виднелась дубовая бочка, до половины заполненная темно-зеленым мхом, усыпанным голубыми цветочками. Пахло перегноем. – Знаешь, что это? – спросил Озирис. – Знаю, что он делает. – Ну да, конечно. Альмирцы называют его божьим мхом, однако издревле он известен под самыми разными именами. Очень редкое растение. – А где же ты набрал целую бочку? – Места знать надо. Этот мох мне доставляют из драконьего логовища на острове посреди Моря Душ. Добираться туда далеко и очень опасно. Но оно того стоит. Видишь ли, до определенной степени любой мох исцеляет. Даже тот, который растет на старых стенах, поможет затянуться царапинам, ссадинам и мелким порезам. Если обернуть рану или сломанную кость повязками из речного ила, все заживет за неделю. Но драконий мох действует иначе. Из трех его разновидностей только божий мох способен отращивать утраченные конечности, да и то если он недавно собран. Это очень важное открытие, барон Бершад. Ты не представляешь, сколько нового я узнал за то короткое время, что мы с тобой знакомы. – Это волшебство? – спросил Бершад. – Волшебства не бывает. Есть только вопросы без ответов. – Озирис встал и подошел к Бершаду. – Если показать дикарю в джунглях стальные доспехи и сказать, что их выковали из руды, он тоже назовет это волшебством. В этом и заключается мое мастерство. В сравнении со мной все остальные – дикари. А то, что происходит с тобой, – дар твоих предков. Он передается из поколения в поколение среди кровных родственников, точно так же, как твои зеленые глаза. Озирис вытащил какой-то инструмент, похожий на заточенную ложку, и невозмутимо выковырял кусок из свежеотросшей ступни. – Да пошел ты! – завопил Бершад, пытаясь ударить Озириса кулаком, но толстые стальные цепи оказались очень прочными. Старик склонился над бедром Бершада и подцепил ложкой еще кусок плоти. Бершад забился в оковах. Когда он успокоился и посмотрел на ногу, то увидел, что рана на ступне уже затянулась и зарубцевалась. А вот рана на бедре сочилась кровью, как и положено ранам. – Поразительно! – пробормотал Озирис. – Знаешь, что это означает? – Я тебе грудную клетку разворочу, старик! – Божий мох закончил свое действие много часов назад, однако же новая конечность сохранила ускоренную способность к восстановлению. Невероятно! Разумеется, неизвестно, сколько это продлится. Необходимы дальнейшие наблюдения. Недели или дни. А может, она теперь сохранится навсегда. Он отошел к очагу и принялся что-то записывать. Бершад глубоко дышал, сдерживая ярость. Похоже, он так и умрет в этом подземелье. Озирис закончил писать. – Ты пришел ко мне за ответами, – сказал он. – И уже ответил на многие из моих вопросов. Справедливость требует, чтобы я ответил на твои. В конце концов, чисто из вежливости. – Из вежливости? Ты только что отрубил мне ногу! – И помог тебе отрастить новую, причем гораздо лучше. Опять-таки из вежливости. Но как тебе будет угодно. Бершад сглотнул, сделал несколько глубоких вдохов. Если уж ему суждено здесь умереть, то он встретит смерть, зная, что с ним происходит. – А ты встречал таких же, как я? – Да, – сказал Озирис. – Другие завязи даровали мне свои знания, но у тебя я научусь большему. – Завязи? – Надо же как-то называть таких, как ты. Всему на свете необходимы имена. – Старик кашлянул. – В детстве ты много времени проводил в драконьих логовищах. – Откуда ты знаешь? – Это общий признак таких, как ты. – И что со мной будет? Я… превращусь в дракона? Озирис улыбнулся: – Возможно. В твоей крови есть некая сила, которая связывает тебя с землей. И с драконами. Из-за этого на тебе все так быстро заживает. Я понимаю, это звучит загадочно, но лишь потому, что я покамест не разобрался в данном феномене. Мне известно одно: ты – очень опасное создание. То, что столько раз спасало тебе жизнь, в конце концов тебя погубит – это необратимый и разрушительный процесс. Впоследствии ты, вероятно, обретешь иной облик, но человеком уже не будешь. – Ты уверен? – Барон, невозможно остановить неизбежное. Бершад снова вздохнул. Во рту у него пересохло. – И сколько мне еще осталось? – Если честно, то просто поразительно, что ты протянул так долго, принимая во внимание твой образ жизни последние четырнадцать лет. Каждый раз, пользуясь мхом для исцеления ран и увечий, ты приближаешь свой расцвет. Полагаю, теперь ты ощущаешь и другие изменения в себе. Ты, очевидно, обнаружил, что божий мох придает тебе невероятную силу – именно с его помощью ты разорвал оковы и в одиночку расправился с восемью стражниками. Но, кроме этого, происходит и еще кое-что. У тебя возникла глубинная связь с природой и дикими животными, верно? Бершад и прежде чувствовал приближение драконов, а потом, оказавшись в драконьем логовище на Вепревом хребте, остро ощутил все звуки и запахи. Позднее, в плавании по реке Лоронг, он слышал, как бьются рыбьи сердца за бортом. – Да. – Значит, расцвет уже близко, барон. Но ты – единственный, кто обладает уникальной способностью сдерживать изменения. Вполне возможно, что в таком виде ты проживешь еще четырнадцать лет. А может, не выдержишь интенсивности моих опытов и расцветешь прямо здесь, в подземелье, чего мне очень хотелось бы избежать, потому что в таком случае ты убьешь и меня, и половину жителей Бурз-аль-дуна. – А при чем здесь расцвет? Что это вообще означает? Озирис улыбнулся: – По-моему, сейчас моя очередь задавать вопросы. – Он подошел к столу и записал что-то еще. Бершад пытался осмыслить услышанное. – Ты еще не просил сохранить тебе жизнь, – сказал Озирис. – Это очень странно. – А если попрошу, ты меня отпустишь? – Интересный вопрос. – Озирис отложил перо. – Скажи-ка мне, барон, что ты сделаешь, если я прямо сейчас сниму с тебя оковы? – Убью тебя нафиг. – А после этого? Бершад задумался. Он так старался выполнить данное ему задание, что даже не представлял, что и как будет делать, если каким-то чудом уцелеет.