Я и сама понимала, что веду себя как маленькое неразумное дитя, но ревность есть ревность. Обидно чувствовать себя ненужной! А я сейчас именно таковой себя и ощущала. С тех пор как в жизни Ларчика появилась Лиза, он стал ко мне не то чтобы холоден, нет! Просто всю самую сложную и самую интересную работу теперь выполняла Лиза, а я… Я, как в случае с Крашинским, занималась рутиной, и мне уже давно пора было обидеться, потому как теперь меня стали почитать за «малое дитя», а Лизу — за умного и решительного работника. Доля истины в этом была. Лиза и правда умела то, что я не умела. Но ведь и она не знает, например, французского языка? Хотя, если разобраться, зачем детективу знание французского? И к тому же они собираются пожениться, а мужья всегда проталкивают жен вверх по служебной лестнице! Хорошо еще, что в случае с Лизой проталкивать будут не тупую бабищу, а вполне талантливую девицу. Посидев еще с полчаса, уныло мешая кофе в чашке, отчего он превратился в ужасную коричневую жижицу, я окончательно приуныла. Единственный шанс у меня вырваться вперед — это совершить какой-нибудь подвиг. Я вздохнула. Если бы сейчас рядом со мной была моя мамочка, она не преминула бы заявить, что в моей голове еще сидит детство. И оказалась бы совершенно права. Я и сама понимала, что все мои обиды и мысли — детские. Но как с ними управиться, скажите на милость? Ты все понимаешь, но эти обиды засели в твоей башке. — Вот если бы мне подвернулось интересное дело, — мечтательно пробормотала я и уставилась в окно, представляя себе прекрасные картины. То есть мирному обывателю картины, нарисованные моим воинственным воображением, вряд ли показались бы прекрасными. Поскольку там были горы изуродованных трупов и океаны крови, через которые мудрая, мужественная и проницательная Саша пробиралась к разгадке. Тем более что в роли предполагаемых жертв или преступников выступали те несчастные, кому так некстати пришло в голову прогуляться перед окном кафе, возле которого я и сидела. Наверное, они и представить себе этого не могли, поскольку прогуливались вполне беззаботно, и моя мрачная физиономия с мечтательной улыбкой их вовсе не интересовала. Впрочем, нет. Один тип почему-то уставился в окно кафе с откровенным испугом. На мой взгляд, этот красавчик как никто другой соответствовал образу жертвы, поэтому я, прочтя испуг на его лице, и сама испугалась, не отразилась ли его ужасная участь на моей физиономии? В данный момент я как раз находила красавчика в его собственной квартире, навеки притихшего, поскольку рука убийцы уже нанесла сокрушительный удар… Я робко улыбнулась ему, но он никак не отреагировал на мою улыбку, продолжая испуганно таращиться мимо меня, внутрь кафе. Повинуясь любопытству, я обернулась. В кафе никого не было. Только я да какой-то дяденька интеллигентного вида, в свитере и джинсовой куртке. Так что скорее всего этого самодовольного красавца напугала все-таки я. Дядька сидел спокойно, в глубине, и пил кофе. В окно он даже не смотрел. Я снова обернулась к красавчику, но тот уже уплывал, быстро, как корвет, в сторону оперного театра. Правда, в его походке больше не было величавой надменности, и вид у него был такой, будто он спасался бегством, — голова втянута в плечи, а спина странно ссутулилась. Посмотрев на часы, я сообразила, что опаздываю. Через час заявится господин Крашинский и начнет требовать с меня отчет, а у меня этот дурацкий отчет еще не в том состоянии, чтобы порадовать его очи. Поэтому я резко вскочила и на реактивной скорости понеслась в офис. И, как ни странно, чувствовала я себя теперь намного лучше, чем до этого момента. Неужели правы те психологи, что рекомендуют смотреть идиотские триллеры и «ужастики», утверждая, что симуляция страха бывает весьма полезна для нервной системы? * * * Каллистратов провел рукой по лбу. Он смог избавиться от наваждения только сейчас, на ступеньках перед служебным входом. Наваждение, подумал он. На минуту ему показалось, что мир собирается перевернуться, взорваться, и снова всплыла перед глазами та страшная бледная рука с длинными ногтями. Это твой страх, сказал себе Каллистратов. Не надо даже ходить к психоаналитику Дины, чтобы понять — вот так выглядит твой страх. — Влад, привет. — Он обернулся на голос и увидел перед собой огромные глаза Нины. — Привет, — выдавил он улыбку. Ему не давал покоя силуэт за окном. Сейчас даже Нина казалась ему размытым силуэтом из той же «оперы», что и тот, за окном кафе. Ты все себе придумываешь, родной, все придумываешь. Ты не мог там никого увидеть, понимаешь? — Как дела? Ты выглядишь расстроенным… Голос Нины существовал в каком-то другом пространстве, долетая издалека. — А? Каллистратов встрепенулся. — Ты плохо выглядишь, — повторила Нина, и на лоб Каллистратова легла ее ручка, такая мягкая, маленькая, нежная… Да и сама Нина была воздушной, как видение. Вот только это видение напоминало ему давно забытую тень. Эти распахнутые глаза, такие невинные, чистые, и — полная беззащитность. И именно от нее, этой беззащитности, Каллистратову становится жутко и хочется убежать в такую даль, где никто никогда тебя не отыщет! Спрятаться в родной грязи? Он усмехнулся. Да, именно так. — Что с тобой? — продолжала Нина. — Все в порядке. Он поймал маленькую ручку и прижался к ней губами. Она не отнимала руку. Она наблюдала за ним с детским простодушием и кокетством маленькой девочки. Господи, да что это со мной? — подумал Каллистратов. — Я скоро буду бояться собственной тени… Но справиться с собой он не мог. Когда они поднимались по ступенькам и старая дверь со скрипом открылась, он не смог удержаться. Обернувшись, он вздрогнул. Ему показалось, он снова видит силуэт того человека из кафе. Каллистратов боялся отнюдь не собственной тени. «Впрочем, — усмехнулся он, — ведь это тень тоже моя. Поскольку наши грехи не уходят в прошлое, как покорные овечки. Нет, иногда они воплощаются в зыбкие силуэты, и как бы мы ни старались себя переубедить, это все-таки наши тени. Эта тень тоже моя…» Тень из его прошлого… Глава 3 От Крашинского у меня ужасно разболелась голова. Бывают же такие люди — даже говорят на одной ноте! Полнейший зануда… Как только за ним закрылась дверь, я с облегчением выдохнула: — Свобода! Дашка посмотрела на меня с сочувствием и достала пакетик с растворимой геркулесовой кашкой. — Есть хочешь? — поинтересовалась она. Есть я хотела, но не ее кашку. Поэтому я честно попыталась изобразить на своем лице глубокую симпатию к полезному продукту и помотала головой в знак отрицания. Кажется, отвращение все-таки мелькнуло на моей физиономии, потому что Дашка немного обиженно пробормотала: — Как знаешь… Она развела эту отвратительную гадость кипятком и стала ждать. Дверь хлопнула. — Явились, — вздохнула Дашка. На пороге действительно стояли Ларчик и Лиза, и выглядели они жутко уставшими. — Как Покровск? — поинтересовалась я. — Ужасно, — призналась Лиза. — Мы ничего там интересного не обнаружили. Наши халявные баксы, кажется, не получились. — А я вообще не понимаю, почему ты решила, что этот тип должен находиться именно в Покровске, — проворчал Лариков. — Я просто видела, как он садился в автобус. И билет он взял, между прочим, до конечной остановки. То есть до центра Покровска. — Значит, надо было ехать туда вместе с ним. — Ночью? — вытаращилась гневно Лиза. — Время, между прочим, было двенадцать ночи! Он ничего ей на это не сказал, только презрительно фыркнул. Ага, наша парочка начинает ругаться, отметила я про себя. Надо же, а я думала, пасторальная идиллия продлится на века! Они теперь зловеще молчали, и находиться с ними в одной комнате было еще хуже, чем с занудливым Крашинским.