— Кто ты? Она обернулась и теперь смотрела на него с таким удивлением, что он понял: все его мысли — лишь последствия страха. — Да что с тобой, Влад? Ты наконец-то решил поинтересоваться, кто я? А раньше ты этого не знал, да? — Ты никогда не рассказывала мне о себе, — выдавил улыбку Каллистратов. — А ты интересовался? — усмехнулась в ответ Дина. — Ты вообще интересуешься кем-то, кроме своей персоны? Она вынимала из сумки свертки, пакетики — яркие и красивые, они занимали свои места в холодильнике, а на плите кипел чайник. — Сейчас поинтересовался, — сказал Каллистратов. — А я хочу кофе, — пожала плечами Дина. — Я и сама уже не помню, кем я была до встречи с тобой, Влад! Но кем-то я была, точно. Это теперь я никто. Твоя тень. И давай больше не затрагивать эту тему, ладно? — Почему ты меня не бросаешь? Он и сам удивился, как эти слова слетели с губ. Тихо, почти неслышно, но Дина услышала. Вскинув на мгновение свои странные глаза, она ответила: — Понятия не имею, Каллистратов. Сначала я тебя любила, а потом… Наверное, привыкла. Привыкаешь ведь к любому плену. Она налила себе кофе и сделала маленький глоток. — Давай не будем копаться в душе, прошу тебя! Сейчас это похоже на нож хирурга, надо было раньше, наверное! А сейчас… Она махнула узкой ладошкой и закончила: — Сейчас и тебя, и меня от полного разрушения спасет только одно… Она грустно усмехнулась. — Что? — спросил хрипло Каллистратов, невольно подавшись вперед. Он жаждал услышать ответ и боялся этого. — Баньши, — прошептала Дина, странно и неприятно усмехаясь. — Нас с тобой теперь может спасти только Баньши, дружок! * * * Открыв дверь, я осторожно вошла. Ванцов сидел за столом, а напротив него располагалась светловолосая девушка, которую можно было бы назвать красавицей, если бы не покрасневшие глаза и не взъерошенный вид. Видимо, Ванцов уже успел довести несчастную своим занудством до белого каления. Ничего в том удивительного нет — не зря же на переговоры с Лешкой всегда посылают меня. Я единственный человек, который относится к нему с пониманием, и вследствие этого — единственный человек, к которому Лешенька относится с нежностью. Впрочем, сейчас в его глазах была не нежность, а удивление. — Сашка? — пробормотал он. — Ты откуда взялась? — Ты мне нужен, а мне сказали, что я смогу найти тебя по этому адресу, — беззастенчиво солгала я. — Ну, заходи. Чего у тебя там случилось? — Потом, — отмахнулась я, с любопытством оглядывая квартиру Прохорова. Ничего себе он нажился на рекламе! Может, мне попытаться заняться рекламой? Квартирка была очень недурственная. Правда, вкус его мне показался странноватым, ну так у снимающего рекламу и самый изысканный вкус превратится в ширпотребный! Несчастный убиенный явно страдал нездоровыми фантазиями, воображая себя королем Людовиком! Во всяком случае, квартирку он обставил, наивно полагая, что теперь она похожа на Версаль. Только толстозадых статуй не хватало. Кресла с виньетками, обивка мебели — вся с пастушками, под старинные гобелены! — Тогда подожди меня, я скоро. — Ванцов расценил мое нежелание объяснить, зачем он мне нужен, как нежелание говорить об этом при постороннем человеке. Я же просто еще не придумала, зачем он мне так срочно понадобился. Это одна из моих слабостей — действия обгоняют мысли. Сначала сделаю, потом думаю. Я села в кресло и взяла в руки какой-то журнал с голыми одалисками, делая вид, что беседа Ванцова с девицей меня нисколько не интересует. Впрочем, они явно тоже не желали разговаривать при посторонних. Поспешно свернули беседу, и Ванцов теперь стоял, уже прощаясь. — Наверное, вас еще придется побеспокоить, Римма Андреевна, — словно оправдываясь, проговорил Ванцов, отчаянно при этом краснея. Ого! Я вытаращилась на него с удивлением. Похоже, весна лишила рассудка не только моего босса. Если они все будут побеждены страстью, останусь я в гордом одиночестве. Преступники разгуляются, почувствовав полную безнаказанность, и мне придется бегать за всеми ними в одиночку! Грустная перспектива, однако! — Пойдем, — сказал он мне. Мы вышли на улицу. — Ну, рассказывай. Что у тебя приключилось? Наконец-то я вспомнила, что я могу у него спросить! — Дында, — сказала я. — Василий Дында. У тебя есть какие-нибудь сведения по его убийству? * * * Он должен был позвонить. И не звонил… Тамара ощущала беспокойство. Она стояла у окна во двор и нервно курила одну сигарету за другой. Во дворе было тихо и так спокойно, что отчего-то на ум пришло сравнение с затишьем перед бурей. Почему Прохоров не звонит? Она затушила бычок в изысканной пепельнице, чтобы закурить новую сигарету. Во дворе какая-то женщина выгуливала мопса да еще юная мамаша качала коляску. — Ма! Она обернулась на голос. — Я пошел. Сколько она вытерпела ради своего красавца сына! Черты его лица были восхитительны, правильны и напоминали черты лица юного Давида. — Будь осторожен, — прошептала она. — Господи, ма! — поморщился он. — Ты и сама не знаешь, чего ты боишься! Скоро начнешь шарахаться от собственной тени. — Может быть, и так, — кивнула Тамара и чуть было не нарушила данный себе много лет назад обет никогда не говорить о ТОМ случае, но вовремя прикусила язык. — Держи нос по ветру, — улыбнулся он. Дверь хлопнула. Тамара осталась одна. Она какое-то время еще стояла у окна, провожая взглядом его сутуловатую фигуру. Он не был похож на мужа. Он был похож на нее. Как две капли воды… Может быть, поэтому она так его любила? Как свое отражение… Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть, вырывая из мира собственных мыслей.