– Или вернуться не в шар, а в замок, и не ответы искать, а убить Райена, пока он лежачий, – в тон ей откликнулся Тедрос и потянулся за очередным блинчиком. – Замок окружен охранниками, а хрустальному шару необходимо время, чтобы перезарядиться, это мне сама Кларисса объяснила, – довольно резко оборвал их спор Потрошитель. – Если вернуться в шар прямо сейчас, связь продержится всего несколько минут. И вообще соваться в него бессмысленно, пока мы не поймем, как могли Райен и его брат видеть вас, если они в Камелоте, а вы здесь? И как вы могли свалить в том кристалле лампу? Это нарушает Правила Времени. Он поднял лапу, и из нее полился желтый свет, складываясь в написанные на синей стене слова: 1. Прошлое – выдумка. Настоящее – факт. 2. Прошлое – память. Настоящее происходит наяву. 3. Прошлое там. Настоящее – здесь. 4. Прошлое хранится. Настоящее – совершается. 5. Прошлое – слабость. Настоящее – сила. – Правило третье, – сказал кот. – Если они вас видели, значит, вы физически присутствовали в королевской спальне. Но нельзя материально присутствовать одновременно в Гномии и Камелоте, – он помолчал немного, пожевал губами и добавил: – Если только… если только… – Что? Что только? – в один голос взвыли Агата, Тедрос и Софи. – Если только хрустальный шар не распознает душу Райена или Яфета, или их обоих, хотя бы даже часть их души, – задумчиво произнес Потрошитель. – Но если шар распознает душу одного из них, или души их обоих, тогда, возможно, кристалл принимает их за полноправных Вторых шара вместо Агаты. И когда вы попытались проникнуть в их сцену, он сделал ваше присутствие видимым, как если бы кристалл включил защитную систему или сигнал тревоги. Это исказило Правила Времени… – голос кота дрогнул, и Потрошитель несколько раз мяукнул, прежде чем сумел вновь заговорить. – Заодно это объясняет тогда, почему в шаре появился кристалл с этой сценой – братья могут находиться далеко, однако их души всегда соединены с шаром. – Чушь собачья, – с чувством выругался Тедрос, заставив кота передернуться. – Не может душа Райена или Яфета быть соединенной с хрустальным шаром профессора Доуви… – Это в том случае, если их души связаны с ее душой, – холодно вставил Потрошитель. – Прошлое – это настоящее, а настоящее – это прошлое. Леди Лессо часто повторяла это матери Агаты, когда Калисса преподавала Уродоведение в Школе Зла. Незадолго до этого Калисса подобрала в Лесах меня, голодного котенка, и выкормила, выходила, полюбила. После этого что-то сильно изменилось в самой Каллисе, и она все чаще начала интересоваться у Лессо, каково это заиметь когда-нибудь своего собственного ребенка. Декан Лессо предупредила ее, что ребенку могут передаться грехи его родителей. Душа человека живет в крови и передается с кровью. Вот почему из никогдашников получаются такие ужасные родители. – Прошлое – это настоящее, а настоящее – это прошлое… – тихо, словно для себя самой, повторила Софи. – Райен мне то же самое говорил… У Агаты похолодело все внутри, словно ее собственная душа вдруг догадалась о чем-то таком, неясном пока что для нее самой. – Ты говоришь, Потрошитель, что Райен и Яфет могли быть родными по крови профессору Доуви? Но у нее никогда не было детей. – Да, но у нее могли быть родные братья и сестры, – голос Потрошителя становился все более невнятным, хриплым. – И двоюродные тоже… мяу! Мяу-мяу! Их шар Доуви тоже, мяу, мог распознать… – Не было у Доуви братьев и сестер, ни родных, ни двоюродных, она мне сама об этом говорила во время нашей последней с ней трапезы, – возразил Тедрос. – Так что просто невозможно, чтобы души Райена и Яфета были как-то связаны с шаром. – Постойте, – сказала вдруг Агата, испуганно глядя на Тедроса и Софи. – В хрустальном шаре Доуви заключена не только частица ее собственной души, но и… – Профессор Садер! – потрясенно выдохнула Софи. – Ну, да, в хрустальном шаре заключены частица души феи-крестной и души пророка, который делал шар. А этот шар для Доуви делал Садер. – Да-да-да, – сказала Агата. – И то призрачное лицо внутри шара. Оно отчасти похоже на лицо Доуви, а отчасти… Я никак не могла понять, а теперь до меня дошло. Отчасти оно похоже на лицо Садера… Точно. – Но нам это все равно ничего не дает, – проворчал Тедрос. – С какой стати душа Садера может иметь что-то общее с душой Райена или Яфета? Не думаю, чтобы профессор Садер мог быть их отцом… Он не договорил и выронил блинчик, который держал в руках. – Но профессор Садер… был знаком… с леди Гримлейн! Доуви сама мне об этом говорила! – воскликнул принц. – Садер был провидцем, который писал мой коронационный портрет, а Доуви тогда приехала в Камелот вместе с ним и все видела своими глазами. И Садер сказал Доуви что-то такое, что заставило ее заподозрить, будто у профессора и леди Гримлейн случился роман. – Погоди, – тряхнула головой Агата. – Ты что, думаешь, что Райен и Яфет могут быть сыновьями леди Гримлейн и Августа Садера? – Мне всегда казалось, что Август Садер избегает женщин, – вставила Софи. – Только таких, как ты, – мрачно заметил Тедрос. – Дайте подумать, – сказала Агата. – У Райена и Яфета светлые глаза, как у Садера. Такие же красивые черты лица и густые волосы. И если Садер их отец, тогда понятно, почему Яфет – маг, это передалось ему по наследству, с кровью, поскольку Садер был волшебником и провидцем, – она помолчала немного, затем продолжила: – А именно это всегда сбивало меня с толку, ведь Артур-то магией не владел! Я все думала: если Яфет сын Артура и Гримлейн, то откуда у него скимы и все такое прочее? Но если его отцом был Садер, тогда, конечно… – Да, но может ли сын Садера и Гримлейн быть настолько злым и жестоким? – задумчиво покачала головой Софи. – А сын Артура и Гримлейн мог? – откликнулась Агата. – Впрочем, леди Гримлейн бывала временами жестокой. По отношению ко мне, по крайней мере… Так, может быть, это ее душа, ее кровь так повлияла на мальчиков? – Прошлое это настоящее, а настоящее – прошлое… – тихо повторила Софи. – Ну, а для меня важно только то, что если Райен и Яфет сыновья Садера и Гримлейн, значит, в Райене нет крови моего отца, – со злостью прошипел Тедрос. – А если так, то Райен не может быть наследником Артура. Тогда он никакой не король, а самозванец, и все Бескрайние леса должны узнать о том, что их одурачил какой-то проходимец. – И сделать нам осталось самую малость, – невесело усмехнулась Софи. – Найти доказательство этого раньше, чем волшебные червяки убьют нас. Потрошитель попытался что-то сказать, но из горла у него вырвалось только придушенное «мяу-мяу». Действие заклинания, которое наложила на кота принцесса Ума, закончилось. Агата подхватила Потрошителя, нежно прижала его к своему боку и спросила: – Но с какой стати мог Экскалибур захотеть, чтобы его вытащил из камня сын Садера и Гримлейн? По-моему, это совершенно лишено смысла… – Если только не предположить, что есть нечто, чего мы не знаем о леди Гримлейн, – ответил ей Тедрос. – И в самом деле, что нам известно о Гризелле Гримлейн? С детских лет она была подружкой моего отца, а позднее, когда он стал королем, начала работать домоправительницей в его замке. А вскоре после того как на свет появился я, моя мать прогнала Гримлейн, и та уехала в свой дом в Ноттингеме и оставалась там до тем пор, пока ее не позвали назад в Камелот сестры Мистраль… «Опять, опять это имя…» – подумала Агата. Гризелла. Она уже слышала это имя раньше, оно ей знакомо. Только вот откуда? Гризелла. Гризелла. Гризелла. – Постойте, – ахнула Агата и, вскочив с одеяла, бросилась вон из комнаты. Слышала, как побежал вслед за ней Тедрос, и Софи тоже поднялась на ноги, загремела тарелками, сердито пробурчала: – А, да ладно, все равно никто уже не будет есть эти круассаны! – и тоже побежала следом за своей подругой, крича на бегу: – Да куда мы несемся, на какой пожар? – В тронный зал! – ответила ей Агата. – Он в другой стороне! – сердито воскликнул Тедрос. Не останавливаясь, Агата круто развернулась на своих каблуках и понеслась за Тедросом, который вел их теперь за собой. Огибая колонны из голубого камня, заставляя загораться под их ногами красные изображения кошачьих лап на плитках пола, они добежали до входа, просвистели мимо оторопевших гномов-охранников, нырнули сквозь водопад и оказались в знакомом, обитом синим бархатом, тронном зале. В углу валялся жалкий холщовый мешок Доуви, в котором некогда хранился хрустальный шар декана. Агата раскрыла его. – Что мы здесь ищем? – задыхаясь, спросил Тедрос, погружая свои руки в мешок. Глядя на него, Агата вновь испытала приступ дежавю. Она уже видела эту сцену в одном из кристаллов – Тедрос, роющийся в мешке Доуви посреди тронного зала. Тогда Агата сочла эту сцену фальшивкой, выдумкой, вызванной неисправностью хрустального шара. А сцена-то оказалась подлинной, просто кристалл показал ей фрагмент будущего события. Интересно, что еще из того, что она приняла за недоразумение и продолжает считать ложью, окажется правдой? – Эй, это же моя одежда, – сказал Тедрос, вытаскивая из мешка свой черный, покрытый пятнами засохшей крови, камзол, который Агата использовала как тряпку, чтобы завернуть в нее хрустальный шар Доуви. Тедрос встряхнул камзол, и из него вылетели письма, рассыпались по бархатному полу. – Гризелла, – сказала Агата, сгребая письма в кучу. – Это имя той, кому были адресованы эти письма! – Письма моего отца к леди Гримлейн? – растерянно спросил Тедрос. – Где ты нашла их, Агата? – Не важно, – отмахнулась она, раскладывая письма на полу. Отложила в сторону затесавшуюся среди них визитную карточку банка из Путси. – Я уже прочитала некоторые из них. Артур признается в своих чувствах к леди Гримлейн. Возможно, мы найдем в них подтверждение тому, что она была матерью Райена и Яфета! – А заодно узнаем и то, кто был их отцом, – добавила Софи, отряхивая прилипшие к ее туфле крошки круассана. Тедрос и Агата дружно повернули головы и уставились на нее. Внезапно в тронном зале прозвучал сигнал тревоги – волна оглушительных пронзительных «мяу-мяу». Если не знать, в чем дело, можно было подумать, что это орут напившиеся валерьянки коты, на которых налетели осы. Все светлячки в тронном зале вспорхнули со своих мест и покрыли все стены ровным сплошным слоем от пола до потолка. Затрепетали крылышками, создавая мерцающую крупнозернистую оранжево-черную картинку. На этих живых экранах появились изображения различных мест в Гномии, из них выделился, появился крупным планом пень, стоявший наверху, в Лесах, и служивший входом в подземный мир Гномии. Сменился ракурс, и теперь рядом с пнем показались Беатриса, Рина и Кико. Они сражались, палили заклинаниями, пытаясь отогнать от себя… скима. Черный летающий червь уколол Рину в плечо, затем полоснул по ноге Беатрису. Подоспела Кико, прижала скима к земле, бросив на него камень. Но ским уцелел, выбрался наружу и, сверкая своими чешуйками, бросился на Кико, целясь ей прямо в глаз. Агата вскрикнула, но что она могла поделать? Беатриса схватила скима двумя руками, потянула его к земле. Червь сопротивлялся, извивался, рвал на Беатрисе платье, оставлял кровавые порезы на ее руках. В какой-то момент Беатриса ослабила свою хватку, ским вырвался и немедленно нацелился ей в горло. Подскочила Рина, проткнула скима острым сучком, из червяка ей на платье полилась густая темная жидкость. Подбежала Кико, яростно принялась топтать скима ногами, а когда он перестал верещать и умолк, сожгла его кончиком своего светящегося пальца. После этого девушки все втроем обессиленно опустились прямо на землю и прижались друг к другу, перепачканные грязью и кровью.