– Ну ты, милок, даёшь! Да ежели наш Петька в «Три ерша» заявится, так в нашем театре тут же на одного гримёра меньше станет. Сейчас-то Петька совсем не пьёт, а как в этом гадюшнике окажется, так тут же сразу и сорвётся. – Спасибо вам, Варвара Семёновна, пойду я, пожалуй. Раз уж вы сказали, что директора на месте нет, то я в другой раз к вам наведаюсь. Вахтёрша деловито распрямила плечи, надула щёки, но тут же, опомнившись, ухватила Зверева за рукав. – Ты, милок, только про полтыщи мои не забудь. Пусть этот гад сперва мне должок отдаст, а уж потом остальным. А то ведь сам понимаешь. Живу я одна-одинёшенька, едва ли не впроголодь… – Всё понимаю, Варвара Семёновна! Обязательно денег у Ковальского для вас потребую. Можете не сомневаться, – высвободив рукав из цепких рук пожилой женщины, Зверев вышел из здания театра. *** Над входом в заведение, про которое рассказала Звереву работница драматического театра, висела надпись – «Пивная». Чуть ниже располагалась ещё одна табличка с нарисованной на ней кружкой пива, размещённой в окружении трёх изогнутых рыбёшек. У самого входа, возле переполненной чугунной урны, валялись окурки, обрывки газеты и пара пустых бутылок из-под «Столичной». Одно из окон заведения было разбито. Войдя в пивную, Зверев тут же ощутил себя «белой вороной». Уж не ошиблась ли многоуважаемая Варвара Семёновна, сообщив ему, что именно в этой дыре коротает дни столь привлекательный мужчина и известный деятель театрального искусства Болеслав Ковальский. Дым стоял коромыслом, запах рыбы и кислого пива сразу же заставил Зверева поморщиться. Здесь было довольно шумно и многолюдно. Заросшие щетиной подбородки, отёкшие глаза и дурковатые беззубые улыбки, от которых хотелось расплакаться – посетители сидели за столами в засаленных рубахахи драных пиджаках, большинство из них даже не потрудились снять с голов кепки. Почти весь прилавок заведения был заставлен алюминиевыми подносами, на которых скопились кружки с недопитым пивом и целые горы немытой посуды. Растрёпанная дама в грязном халате, стоявшая за стойкой, мечтательно смотрела в окно, курила «Казбек» и стряхивала пепел в одну из стоявших перед ней тарелок с остатками еды. Когда Зверев прошёл мимо, женщина одарила его скоротечным взглядом и снова уставилась в окно. Потолкавшись между столиками и поймав на себе несколько недобрых взглядов, Зверев вдруг резко оживился. «А мне сегодня везёт! Вот что значит установить контакт и приятельские отношения с обслуживающим персоналом, – подумал Зверев, помянув добрым словом словоохотливую вахтёршу театра имени Пушкина, – и директора с режиссером тревожить не пришлось. Вот же он – незаслуженно изгнанный со сцены заслуженный деятель искусства!» Сидевший за крайним столиком рослый мужчина отличался от окружавшего его контингента как наружностью, так и одеянием. Стильный пиджак, довольно помятый и сшитый по последней моде, широкие брюки и модные туфли на шнуровке выдавали его явно непролетарское происхождение. Рубашка и немного расслабленный жёлтый галстук в горошек опять же смотрелись неплохо, хотя, как и всё прочее одеяние Болеслава Яновича, тоже выглядели несвежими. На шее мужчины висел белый шёлковый платок, в одной руке Ковальского дымилась истлевшая до самого мундштука папироса, в другой он держал видимо давно уже опустевшую кружку из-под пива. Охватившей накануне Зверева гордости за умение отбивать жён у писаных красавцев у него почему-то тут же поубавилось. Безусловно, когда-то безупречное лицо Ритиного муженька сейчас выглядело одутловатым и опухшим. Капилляры на носу и щеках местами полопались. Немытые по крайней мере пару недель волосы и опустошённый взгляд добавляли в этот печальный образ ещё больше негатива. Перед Ковальским на столе красовались голова и ободранный хребет закопченного леща, несколько измятых бумажных салфеток и забитая окурками пепельница. На скатерти и на брюках мужчины, равно как и повсюду под столом снежинками искрилась серебристо-жёлтая рыбья чешуя. «Да уж… найти тебя оказалось не так уж и сложно, вельможный пан Бореслав Янович», – усмехнулся про себя Зверев и подсел за столик к Ковальскому. Тот встрепенулся, выпрямился и, вскинув голову, довольно пафосно поинтересовался: – Чем обязан? – Разговор имеется! – грубо ответил Зверев. Словно вдруг что-то вспомнив, Ковальский вдруг съёжился. Вся его бравада моментально куда-то улетучилась. Он побледнел, шмыгнул носом и плаксиво промямлил: – Вы насчёт денег? – Ковальского трясло, его язык слегка заплетался. – Не совсем! – уклончиво ответил Зверев. – То есть вы не от Артура? – Нет! Я не от Артура! Ковальский снова выпрямился и придал своему помятому лицу оскорблено-удивлённый вид. – Тогда ещё раз повторюсь! Чем обязан… товарищ? - Товарищ прежде всего я хочу знать где твоя дочь, - Зверев решил играть в открытую. - Что? Где? Кто? Какая ещё дочь? - Болислав Янович начал бледнеть. Ковальский замотал головой, словно желая таким образом поскорее прийти в себя, и хотя бы немного протрезветь. «похоже дело дрянь», - подумал Зверев, - « про девочку он ничего не знает. Это плохо, однако ему, судя по всему на неё не плевать, а значит не будет юлить». - Ты что же, забыл имя дочери? - Ковальский дернулся, едва не опрокинув стоявшую перед ним кружку. - Роза, моя милая розочка, что с ней? - Твоя жена решила, что девочка с тобой. - Рита? Рита решила, что Роза со мной? Что за чушь? « теперь я понимаю что это чушь», - пробубнил Зверев себе под нос. - Твоя дочь исчезла два дня назад. - продолжил он с нажимом. – Ты должен не медленно все рассказать. Куда делись деньги и драгоценности из шкатулки? Куда могла подеваться роза, и самое главное, кто такой этот Артур, которого ты так боишься? - Вас прислала Рита? – с определенной долей сомнения интересовался Ковальский. Зверев огляделся по сторонам: - Я из милиции, - решив не открывать всех деталей ответил Зверев. Левая бровь Ковальского выгнулась дугой. - Вон оно что, а можно мне взглянуть на ваши документы товарищ? - Обойдешься! – возмутился Зверев, - здесь не то место, где стоит махать удостоверением. - Да да, я все понимаю. О боже, Розочка, значит они не врали, они ее похитили? - Твою дочь похитили. - Это все Артур. Я ему денег должен, огромная сумма. Господи, господи, какой же я кретин. - Вы правы, вы совершенно правы, здесь совершенно не подходящее место для серьезного разговора. - Давайте же уйдем, - Ковальский хотел было встать, но вдруг замер, - а вы точно не от Артура? Зверев покачал головой: - Так кто такой Артур? - Артур игрок, не просто игрок, он настоящий мастер своего дела, - Болислав Янович всхлипнул. – Вот только понял я это слишком поздно. Звереву показалось, что этот здоровяк сейчас расплачется как ребенок. «Надо бы с ним по мягче, чтобы не спугнуть этот поток полупьяных откровений». - Зверев придвинулся ближе, сделав сочувствующее лицо: - На Советской есть ресторанчик, - продолжил изливать свои жалобы Ковальский, - там я познакомился с женщиной, - он снова всхлипнул. Зверев подсказал: - Зовут ее Лариса. - Красивая, грудь, фигура, лицо. Да, с такой как у нее внешность только на сцену. - А фамилия, где живет? - Вы что любезный, когда знакомитесь с женщиной тут же фамилию у нее спрашиваете? – возмутился Ковальский. Зверев ни чего не ответил, мысленно отругав себя за несдержанность. - Фамилию и где живет не знаю. Познакомились, выпили, я сказал, что артист. - Обещали устроить в театр? - Еще чего, просто я хотелпригласить ее как-нибудь съездить куда-нибудь на юга. Зверев усмехнулся: - А как же жена? - При чем тут жена? Я же мужчина. Вы же должны меня понимать. «Знал бы ты как я тебя понимаю».- пробормотал себе под нос Зверев: - Постойте, помнится говорили что вас ко мне Рита прислала? – Зверев уклонился от прямого ответа. Я говорил, что я из милиции. - Тогда я надеюсь, что информация об этой женщине не дойдет до ушей моей жены? - Договорились. - Что дальше? – Ковальский вдруг воспрял. – Я угощал Ларису шампанским, сказал кто я, рассказал как выступал в столице. Вы слышали о том, что я являюсь учеником самого Захавы? Вы знаете, что я играл царевича Федора в ленкоме? – Болислав Янович распрямился, расправил плечи, и Звереву вдруг показалось, что сейчас все посетители «трех ершей» услышат что-нибудь из монолога царевича Федора, а то и станут свидетелями чего-нибудь из Гамлета или короля Лира . – Да, сейчас я не у дел, - продолжал упиваться былой славой Ковальский, - зачем женщинам знать про мои временные трудности ? Я же известен многим, да вы только спросите к них у все этих бездарей кто такой Ковальский. Да кто такой Гордеев? Режисер? Да какой он режисер? а Санинский? Бездарность, полная бездарность, а они… Не выдержав Зверев одернул зарвавшегося артиста за рукав: - Я с вами полностью согласен, но лучше расскажите мне про вашу Ларису. Болислав Янович вздрогнул, вытер ладони о распареное лицо и поднес кружку ко рту, словно только сейчас увидел, что кружка пуста, он тут же поник и с видом, получившего пинок под зад щенка, уставился на Зверева: - Простите, я кажется позабыл ваше имя. - Павел, Павел Васильевич. - Дорогой Павел, не окажите мне одну любезность?