– Ты же знаешь, Эль-Би, я не умею. У меня жуткий голос. Тебе ещё кошмары приснятся. – Ну, пожаааааалуйста, ну, Орешек! Пускай даже что-нибудь детское. – Эль-Би, закрывай глаза и… – В небе звёздочка горит… Голос, чистый и мелодичный, запел из другого конца комнаты. …И в окно на нас глядит. Свет жемчужный с высоты, Дай ответ нам: кто же ты? В небе звёздочка горит И в окно на нас глядит… – Роквелл, – зевнула Лялябет, – а ты начинаешь мне нравиться. И минуту спустя все они уже спали. 54. Поля Винсента Лучи восходящего солнца пробрались сквозь зелёные планки ставней, рассыпались осколками, нарисовали на детях густые полосатые тени. Лялябет пробудилась первой. Она соскочила с кровати, погладила потягивающегося Штришка и распахнула ставни. Утро было уже прекрасное. Пшеничные поля, по которым они шли прошлой ночью, до горизонта блистали масляной желтизной и золотом, а красная дорога, что выбегала из городка, разрезала их, будто горячий нож. Над полями горлопанила стая ворон, металась тучей в предвкушении ранней охоты. – Орешек! Роквелл! Вставайте! Утро! Они завтракали яичницей, которую Орешек, взяв акварель, нарисовала особенно тщательно. – Красиво смотрится, – сказал Роквелл. – На вкус это не яичница, а как будто пресный козий сыр, но смотрится красиво. После завтрака они взяли вещи и покинули Жёлтый дом. Они снова шагали по пустынной красной дороге через пшеничные поля, пока не достигли ограды из тополей, которыми были отмечены городские окраины. Оттуда дорога повела их направо. Они шли, а солнце поднималось в небе всё выше, и под соломенными шляпами дети просто изнемогали от зноя. В отличие от них, подсолнухи, заполнявшие поля, упивались жарой, подставляя лица навстречу солнцу, чтобы впитать побольше витамина D. Дети радовались всякой тени, которую время от времени отбрасывали деревья, и старались там задержаться подольше, но Штришок, будто вовсе не замечая жары, непреклонным лаем гнал их вперёд, стоило им остановиться. Когда солнце поднялось совсем высоко, они уселись под цветущим миндальным деревом и за разговором скромно пообедали (нарисованными из баллончика пасхальными булочками, которые по вкусу немного напоминали репу). – Скажи, Орешек, – прочавкала Лялябет, набивая рот не то хлебом, а не то репой, – когда я вырасту, какая школа мне понравится больше? «Мелодия» или «Святой Хьюберт»? – «Мелодия», – решительно сказала Орешек. – Там всем нравится, а «Святой Хьюберт» – это как тюрьма. – Да ладно, Орешек, – воскликнул Роквелл. – Хоть что-то тебе должно нравиться в «Святом Хьюберте»! – Э-э… когда можно пойти домой. – Ну, я же не про это! Наверняка ты узнала там что-нибудь интересное! – Тебя узнала, – прочирикала Лялябет, отчего лица у обоих стали пунцовыми. – И, по-моему, прямо счастлива! – Эль-Би, замолчи и ешь! – выпалила Орешек, хотя и не была совсем уж несогласна с младшей сестрой. – Ну, – немного погодя продолжила Орешек, – например, то, что ты знаешь, как сконструировать дельтаплан. Это круто. Я бы не против научиться чему-то такому. – Да! Я знал! – пришёл в восторг Роквелл. – Когда вернёмся, я дам тебе одну первоклассную книгу. Она называется «Авиационно-космическая техника и принципы полёта». Две тысячи страниц о кинематике, динамике и поступательном движении. Это восторг! Тебе понравится! Орешек и Лялябет переглянулись и расхохотались. – Вот ещё вопрос, – сказал Роквелл и внезапно сделался немного серьёзнее. – Что будет, когда мы спасём мистера М и вашего папу? – Ну, мы, наверное, отведём мистера М к миссис М и пойдём домой. Мама увидит папу и очень обрадуется, когда поймёт, что он нас вовсе не бросил. И снова всё будет хорошо. Я снова вернусь в «Мело… Она прервалась на полуслове. – А! Да, конечно. Ты снова вернёшься в «Мелодию»… – вздохнул Роквелл, – а я буду за тебя радоваться. – Он улыбнулся: – Серьёзно! Хоть и буду скучать. Круто, когда можно погулять с кем-то, даже если это обычно на расстоянии пяти метров. Орешек так решительно настроилась не заводить никаких друзей в «Святом Хьюберте», что никогда даже не задумывалась, почему вообще Роквеллу так хотелось быть её товарищем по школе. И вдруг она поняла: ему было одиноко. Роквелл был более чем умён для «Святого Хьюберта», но с другими детьми не сходился точно так же, как не сходилась Орешек. Она улыбнулась: – Роквелл! Мы же друзья. Какая разница, в какую школу мы ходим, что от этого поменяется? И вообще, никогда не знаешь. Может, ты когда-нибудь сам перейдёшь в «Мелодию». Тебе понравится, я уверена. 55. В плену Остаток дня обошёлся без происшествий, за что все они были очень благодарны. Пару часов спустя они подошли к длинному, выкрашенному в белый деревянному забору, который убегал идеально ровной линией к центру города. Волнистые холмы в обрамлении цветов, деревьев и пшеничных колосьев внезапно и с геометрической точностью обрывались на границе. По другую сторону забора была вода. Много воды. Огромное пространство, совершеннейше неподвижное, точно горизонтальное зеркало. В нескольких метрах от них стоял высокий указатель, похожий на тот, что Орешек видела в Северном Контуре. – Ди Брюки? – воскликнула Лялябет, глядя на макушку указателя. – Что значит «Ди Брюки»? – Надо произносить «Ди Брюке», – пояснил Роквелл. – Это по-немецки «мост». – Супер! – ликующе крикнула Лялябет. – Поплыли к мосту! – Ненавижу плавать! – застонал Роквелл. – Да и не надо, – ответила Орешек. – Смотри! Слева от них, привязанные к пристани, застыли несколько деревянных лодок, похожих на гравюры. Дети перепрыгнули через забор и залезли в первую лодку. – Предоставь это мне. Я когда-то в лагере занимался греблей, – гордо сообщил Роевелл. – Орешек, будь добра, отвяжи верёвку. После нескольких безуспешных попыток отплыть (Роквелл не сразу вспомнил, что тот, кто берётся за вёсла, должен садиться спиной вперёд) лодка наконец принялась рассекать воду. Озеро оказалось огромным – оно тянулось от границ города, лежавших с левого борта, почти до самой Спирали с правого. Орешек приложила руку ко лбу, прикрывая глаза от ярко-красного сияния сердитого небесного водоворота. Она вдруг поняла, что дрожит. Она чего-то боялась, и сама не знала чего. Мост виднелся теперь отчётливей: простая конструкция, которую каждые сотню метров прерывала башня без окон высотой в два человеческих роста. Левый край моста оканчивался широкой лестницей, которая спускалась на маленький травянистый островок, где была устроена ещё одна пристань. – В начале, – сказала Орешек, внимательно оглядывая местность в поисках связного из Сопротивления. – В начале моста, который ведёт прямиком к Спирали. Через пару минут они подплыли к островку и привязали лодку. И только когда они поднялись по лестнице и встали в начале моста, они заметили, что башни на самом деле не были вовсе без окон. У каждой под самым верхом имелось маленькое отверстие, а внизу дверь, устроенные так, чтобы из башни просматривалась вся длина моста. И у каждого окна стояло по ГАРПУНу. ГАРПУН из ближайшей башни в упор разглядывал четвёрку вновь прибывших. Внезапно его глаза из зелёных сделались красными. В мгновение ока он исчез из окна, возник в дверях и беззвучно направился к детям. Орешек не раздумывая сгребла в охапку Лялябет, Роквелл схватил Штришка, но прежде, чем они успели сообразить, как действовать дальше, робот приблизился вплотную. – ТРЕВОГА! ТРЕВОГА! – завопил робот. – ОБНАРУЖЕНЫ ЗАГОВОРЩИКИ!