— А для этого есть корона? — спросил я, повернувшись к Злате. — Да, как раз заканчиваю… — девушка возилась, скручивая ветки в замысловатую конструкцию. — Бабушка у меня такие штуки делала, вроде как мор они зимой от скотины отгоняют… — Надеюсь, от этих гадов мор они уже не отгонят, — хохотнул я. Пока мы возились, создавая мистический антураж, новообретенное сокровище Яшка без умолку трещал. — Я когда в Плескау вернусь, такую им историю задвину, они враз обос*утся! — вещал он, размахивая руками. — Скажу, что на дорогу выплыл призрак мертвой женщины, глаза красным горят, а во рту — зубищи, во! А потом налетело чудище с волчьей головой и железными когтями! И как начало кромсать! А меня только в сторону отшвырнул, видать, только на истинных арийцев охотится! — А вдоль дороги — мертвые с косами стоят… — пробормотал я. — И тишина… — Чего? — удивленно выпучил глаза Яшка. — Да так, вспомнилось кое-что, — отмахнулся я. — Ты мне лучше вот, что скажи. Ты когда к графу явишься, думаешь тот тебя сразу же не пристрелит? Вы все-таки большую ценность везли, а в живых только ты остался. На тебя ведь первого подумают. — Да отболтаюсь я, дядь Саша, — круглая ряшка Яшки расплылась в довольной улыбке. — У меня язык — что помело, уже столько раз доводил и до Киева, и до Ленинграда. А захотел бы — и до Парижа бы довел. Так что ты не переживай, дядь Саш, я выкручусь, я привычный. Ты мне лучше вот, что скажи. Подходит эта вот моя сказулька про оборотня или ты другое чего измыслил? — В самый раз, — хохотнул я. — О, кстати о ценном грузе… Михалыч, тащи свой фонарь, давай хоть посмотрим, что они такое везли. Кузьма поставил квадратную бандуру фонаря на землю и убрал заслонку. Я взял в руки кожаный чехол-ларец с замысловатым тиснением и принялся возиться с пряжками. А родная упаковка-то у драгоценностей! С выдавленным клеймом «К.Фаберже». Надо же, а я считал, что он только яйца делает, а он оказывается еще и на украшения мастер… Когда витые латунные замочки поддались, чехол распахнулся, как книжка. Я сунул его в луч фонаря, и мы все пятеро присели вокруг, стукнувшись лбами. Глава 17 — Етишкин кот… — прошептал Михалыч. Выражая, пожалуй что, общее мнение. Цацки из золотого кружева были закреплены на коже чехла так, что когда он раскрылся, они предстали перед нами во всем своем великолепии. Нда, умел этот Фаберже свою работу подать, ничего не скажешь. Дорожный чехол выглядит покруче иной музейной витрины. Широкое ожерелье, сплетенное из золотых зверей и завитков. Громоздкие серьги в форме полумесяцев. Два браслета из ажурных квадратов. Если присмотреться повнимательнее, то видно, что на каждом квадрате изображена сценка. Охотник и хищный зверь. Девушка, танцующая с двумя змеями. Трое воинов, которые не то бьются, не то танцуют… Девять предметов, если считать серьги за один, а браслеты по отдельности. На вид эти украшения и впрямь выглядели так, будто их извлекли из какой-то царской гробницы. Нарочитая грубоватость сочеталась с невероятным мастерством исполнения. Крут мастер по изготовлению яиц, ничего не скажешь… Настоящее сокровище, даже боюсь предположить, сколько такое может стоить. Какие-нибудь коллекционеры за такое удавятся. Злата протянула руку, замерла на несколько секунд, потом осторожно коснулась золотого кружева кончиками пальцев. — Богачество-то какое… — прошептал Рубин. — И что мы теперь делать с этим будем? Партизанам передадим? Вообще-то сначала у меня самого была в голове такая же идея. Но сейчас, когда цыган ее озвучил, она показалась мне не очень дальновидной. Потому что партизаны, как и мы же, находятся у немцев в тылу. А золото, особенно такое, им там как не пришей кобыле хвост. Что они с ним делать будут? Зашлют в город своего парня, чтобы тот цацки на хлеб и мясо выменял? Ну да. И попадет это сокровище в руки какого-нибудь барыги, который потом этот комплект или по частям распродаст, или вообще переплавит от греха. Чтобы не спалиться на такой заметной вещи. И пропадет произведение искусства. — Нет, не партизанам, — я покачал головой и закрыл футляр. Чтобы эти гипнотические кружева перестали взгляд притягивать. — Война только через несколько лет закончится, нужно такой тайник устроить, чтобы когда Красная Армия эти места освободит, можно было найти. — А ты почем знаешь, когда война закончится? — встрепенулся Кузьма. — А я и не знаю, — спохватился я. — Просто… Ляпнул первое, что в голову взбрело. — В голову взбрело ему… — проворчал Кузьма и закряхтел, поглаживая отбитые ребра. Бл*ха, вот я лопухнулся только что! Орлы-то мои не в курсе, что я прямиком из будущего прибыл. А рассказывать им такое — так они же сами меня под белы рученьки подхватят и проводят до ближайшего психиатра. Нет-нет, дядь Саша, ты лучше базар-то фильтруй! — Я знаю, где мы это спрячем, — сказал я. — Тут недалеко есть домик заброшенный… — Барская дача! — воскликнул Рубин. — Вот там и спрячем в фундаменте, — сказал я. Улыбнулся. Короткой волной нахлынули воспоминания о том, как мы с пацанами в этом фундаменте копались, пытаясь клад найти. Не помню уж, почему нам это в голову взбрело. То ли «Острова сокровищ» насмотрелись, то ли кто байку какую сочинил. — А ежели убьют нас всех, тогда что? — Рубин похлопал ресницами. — Тогда пацаны какие-нибудь деревенские откопают, — усмехнулся я. А вдруг… А вдруг я и правда сейчас поменяю историю, что сам же потом это сокровище и найду, а? И тут же меня нахлобучило другой мыслью, которая мне уже приходила. А если я убью случайно своего деда, то просто исчезну? Или что? Как звали деда, я отлично помню. А что за имена были у тех двоих, которых мы положили сегодня? Мысль была настолько болезненной, что я даже незаметно ущипнул себя за руку. Не растворяюсь пока что в воздухе, нет? Встряхнулся. — Так, орлы, хватит нам тут прохлаждаться, пора за дело, — я резко поднялся и сунул чехол с цацками себе за пазуху. — Михалыч, найдешь куда в лесу лоханку и прочие трофеи спрятать? — Да это я завсегда, — подбоченился Кузьма. И тут же лицо его сморщилось, зубы скрипнули. Сломал все-таки ему фриц пару ребер. У меня спина тоже слегка заныла. Громила меня нормально так приложил, саднит в районе лопаток. — Тогда делаем так, — я оглядел лица своих соратников. Молодцы у меня орлы, глаза азартно блестят, щеки раскраснелись. Остановил взгляд на Злате, которая почти уже стерла со своего лица белый грим. — Злата, я же совсем забыл! Ты как додумалась этот спектакль устроить? Ты же должна была дерево уронить… — Вообще-то я еще раньше подумала, что… — Злата смутилась и опустила глаза. — Ну, когда мы тогда… В том доме… В общем, я же много разговоров фрицев слышу. Они страшные истории всякие обожают. Вот я и подумала, что если они увидят привидение, то их кондратий может хватить. А с деревом… Саш, я пыталась. Услышала мотор, дерг-дерг… А оно никак. Ну я тогда одежду скинула, и на лицо муки сыпанула. Прихватила с собой чуть-чуть… С тобой не обсуждала, извини. Подумала, что посчитаешь глупостью… — А если бы они стрелять начали? — спросил я. — Ну не начали же… — усмехнулась Злата и лукаво посмотрела на меня. А хороша все-таки чертовка, а! Не удивлен, что фрицы на нее все, как один западают! — Так! — я встряхнулся. — Вернемся к нашим баранам, в смысле делам. Михалыч… — Да я понял, беру ихний кубель и в лесу прячу. И ружьишки ихние тоже прихвачу, не в в город же вам их тащить… — Рубин, — я повернулся к цыгану. — А твоя задача будет провести нас обратно домой твоими тайными цыганскими тропами. Сможешь? Или они только на выход работают? — Обижаешь, дядь Саша! — Рубин расплылся в улыбке и стукнул себя в грудь кулаком. — Только, чур, меня слушаться по дороге! — Есть, сэр! — засмеялся я. — Тогда что, разбежались? Михалыч, ты ребра только побереги, не перенапрягайся, лады? — А я? — подал голос неожиданно долго молчавший Яшка. — А! Я знаю! Я приползу на КПП в ужасе и расскажу им, как на нас в лесу напал оборотень и мертвая женщина. И что я еле выжил, едва убег… А еще! — Соображаешь, — я хлопнул его по плечу. — Не спеши только, лады? Поныкайся в лесу подольше, в город иди ближе к рассвету. Чтобы раньше времени не переполошились. Точно уверен, что отболтаешься? А то ведь подвесят тебя за ноги, начнут кожу на ремни резать… — Отболтаюсь! — решительно заявил Яшка. — Не впервой! — Как знаешь, Яков Моисеевич… — я покачал головой. Недоверия к этому парню у меня почему-то не осталось. Отчаянный тип, мне такие нравятся. Понятно, что предателем может кто угодно оказаться, но если в каждом видеть предателя, то кукушкой поехать можно. Если уж поверил в парня, значит поверил. Я переоделся обратно в шмотки, которые мне еще в тот раз Кузьма выдал. С самым большим сожалением расставался с берцами. Очень пригодились сегодня мои удобные ботинки… Но в город в них нельзя. Мы с Рубином и Златой направились через лес к заброшенной барской даче. Яшка залег в кустах рядом с дорогой. А Кузьма завел лоханку и укатил. Операция закончена. «Один — ноль в мою пользу, фашисты!» — подумал я, и тут же отвесил себе мысленного подзатыльника. Будешь так говорить, дядь Саша, когда на своем чердаке окажешься и одеялом накроешься до носа. А в город еще пробраться нужно. — Здесь подождите, — прошептал я, когда мы подошли к постройке из красного кирпича. Почему-то дернуло, что внутрь дома я должен идти один. Наитие как будто. Наваждение. Злата и Рубин не стали спорить и остановились возле раскидистого дерева. Я поднялся на невысокое каменное крыльцо и вошел в зияющий дверной проем. Так… До моего времени доживет только эта самая лестница, фундамент и половина печки. Пола нет уже сейчас, доски давно утащили. На дрова или, там, сарай подправить. Справа — заваленная обломками кирпичей яма подпола. По центру печь. Еще целая, с трубой. Видел я сейчас только очертания. А вполне отчетливо — только каменную облицовку печи, освещенную падающим с пролома в том месте, где было окно, светом луны. Вычурная такая печь, скорее даже камин… Кресло-качалку поставил напротив, и будет картина идеальной пенсии. Помнится, я что-то такое себе и представлял. Что вот состарюсь, будет у меня такой домик с креслом-качалкой. А на стене — дробовик. Потому что… Так, дядь Саша, не отвлекайся. Я присел на корточки рядом с печкой. Помнится, я пацаном долго возился, отколупывая эти каменные плитки… Но за ними такой чехол не спрячешь. Разве что… Наклонился ниже, сунул руку в зольник по локоть. А ведь если чуть-чуть присыпать всяким мусором, то никому и в голову не придет искать там что-то. Что можно — уже давно разграбили, кому охота руками в мусор лезть? Я вытащил ларец-чехол и запихал его поглубже. Нагреб кирпичной крошки пополам с мусором, присыпал сверху. Добавил пару обломков кирпичей. Колосник уже давно уволокли, так что искать здесь, вроде как и нечего. Посмотрел с одной стороны, с другой. Присыпал еще немного. Вроде незаметно. Встал, отряхнул руки. Оглядел темный заброшенный домик еще раз. Погладил рукой шершавый камень. — Удачи тебе, Санек, — прошептал я. Развернулся и вышел. * * * Время было уже далеко за полночь, когда мы добрались до окраин Пскова. Широкомордая луна с удивлением таращилась сверху на странного вида компашку: мужика, чернявого парня и изящную девушку, которые пробирались среди развалин и колючей проволоки, пригнувшись и пытаясь слиться с землей.