— Ребята! Вояки задействовали электроовчарок. Торопитесь! — по рации предупредил милиционер, оставшийся у точки «Эдуард». У закрытых железных ворот со слезшей зелёной краской и разорённой металлической будкой сторожа Рено дожидался свой отряд. В тупичке среди ольх и клёнов неприметно припарковался ГАЗ-24–03Л, легковая «скорая помощь». Однако, как ГАЗ-24–02Л с длинным кузовом переделали в «трёшку» для медработников, так и этот ГАЗ-24–03Л оказался переработан в специальную ограниченную версию. Отсек для перевозки пациента превратили в полноценный изолированный бокс на случай ранения оружием массового поражения — ядерным, химическим или биологическим. Санитарный дрон, чей базой данный отсек и являлся, встраивался в него и мог оперировать пострадавшего прямо по ходу движения аэромобиля. Поместив Ярослава вовнутрь, оперативники сами запрыгнули в машину и моментально ударили по газам. Медицинская белая «Волга» с красными полосами по бокам, не включая громкой сирены, стала удаляться прочь от злополучного «Мёртвого кольца», зоны отчуждения в самом сердце Подмосковья. Коломин был спасён, а это на текущий миг являлось самым важным. Глава XXVIII ФИЗИКА И ТЕХНИКА Я научился смотреть на смерть как на старый долг, который рано или поздно надо заплатить. Альберт Эйнштейн. Полуденный свет заливал одноместную палату сквозь окно, словно на дворе стояли лучшие летние деньки. Время от времени солнце перегораживал тяжёлый снеговой купол, и постепенно завершающаяся осень вновь брала своё. На фоне необычно ярких лучей снег, смешанный с дождём, выглядел весьма фантасмагорично. Создавалось ощущение, что в этот день природа решила заболеть биполярным расстройством, при котором воздушная эйфория внезапно сменялась мрачной депрессией и наоборот. — «Пантера-3» поглотила большую часть ионизирующего излучения. Кроме того, ты не растерялся и ввёл в себя все необходимые вещества согласно протоколу. И ещё тебе просто повезло оказаться в десяти лишних метрах дальше от эпицентра взрыва, — на стуле рядом, по-доброму улыбаясь, сидел Градов. Профессор по привычке закинул ногу на ногу. — Аркадий… Константинович. Сколько я провалялся? — опутанный проводами, бинтами, пластырями, датчиками и медицинскими трубками, задал вопрос Ярослав, попытавшись приподняться на локте. — Лежи, лежи, тебе ещё пока рано много двигаться. — Градов придвинулся к Коломину и остановил его лёгким прикосновением ладони. — Ты спал ровно неделю. За это время мы активно ликвидировали последствия твоего попадания в зону поражения атомного оружия. Это была… непростая задачка, но мы справились, в том числе при помощи новейших разработок Института. Справился и ты. Благодаря тесту химией организм анализатора становится намного живучее и выносливее, нежели у обычного человека. Один из немногих плюсов этих мерзких пыток вас в юности. — Помню ваши слова из лекции. «Псио» почти как живая субстанция. «Псио» теперь навсегда в нас и является нашей неотъемлемой частью. «Псио» крайне ревниво, особенно к агрессивным инородным элементам, — слабо улыбнулся Ярослав. — «Псио» обучаемо и знает всех потенциальных агрессоров тела анализатора — биологическую опасность, включая вирусы, грибы, паразитов, простейших и бактерии, химическую опасность и, конечно же, опасность радиационную. Являясь само по себе в некоторой степени ядом, «Псио» крайне проактивно реагирует на все остальные яды и яростно защищает своего носителя в случае их проникновения в его организм. С полминуты они помолчали, каждый думая о чём-то своём. — Профессор, я провалился. Дважды, — с негодованием на лице поморщился Коломин. Хотелось стукнуть кулаком по ближайшей мебели, только вот сил совсем не было. — Я не смог спасти информатора. А перед этим… Перед этим я едва справился с неопределённостью. — Ярослав, не кори себя. Ты же прекрасно знаешь, что «Зевс» — это не телескоп в будущее. А насчёт неопределённости. «Едва справился», но справился ж? — рационалистически заметил Градов, приободряя своего бывшего ученика. Спросил не без явного научного интереса: — Но что случилось, если координаты не врут, в том здании, похожем на больницу? На спутниковом снимке всё было ужасно видно, как будто кто-то размыл изображение в графическом редакторе. Если не секрет? Коломин мрачновато уставился в дальний угол палаты, не смотря на собеседника. — Это был госпиталь, куда свезли жертв какого-то непонятного инцидента. То, из-за чего пришлось возводить барьер. Профессор, я встретил женщину, которой не должно было являться на вид столько лет. У меня создалось ощущение, что она словно то вываливалась наполовину из нашего измерения, то опять возвращалась в него, сама того не понимая. Никогда не думал, что такое возможно. — Ярослав вновь глянул на бывшего наставника. — Аркадий Константинович, когда Антон Владимирович спросил вас про «Мёртвое кольцо», вы на миг замолкли. Вам что-то известно об истории этого места? Градов встал со стула и прогулялся до окна. Сквозь него посмотрел куда-то вдаль. — Только версии и предположения. Ещё в университете я решил отдать себя нейропсихомеханике, а, например, мой старинный друг Витя Доброградский полностью ушёл в криоинженерию. Однако несколько моих одногруппников и однокашников посвятили себя изучению пространства-времени… в более глобальном аспекте. Области их научного интереса были намного более тонки, в отличие от меня с «Зевсом» и «Псио», которые, как сам понимаешь, узконаправлены и имеют более прикладной характер. Мы продолжали общаться — и как друзья, и как коллеги-учёные — но я стал понимать, что работают они над чем-то в высшей степени секретным. Конкретики практически не было. И вдруг в 1971 году связь с ними пропала, и я никогда их больше не видел. Тогда же в 1971 году вокруг большой территории под Москвой появился длиннющий барьер. — Профессор вернулся обратно к Ярославу. — Это такие дебри мироздания, мальчик мой, в которые даже я со своими пытливостью и любопытством не отважился бы лезть. Но, судя по отчёту, который сформировал твой прибор, мои товарищи всё-таки туда залезли. И по диким аномальным цифрам как значительных, так и побочных показателей мы можем сделать вывод, что добром это точно не кончилось. — Феноменология, наука о необъяснимом… Но, проф, будет ли «Мёртвое кольцо» расширяться, как-то влиять на нас? — вопросил Коломин. — Ну, видя, что многие из нас, включая тебя и меня, живы и здоровы, я могу взять на себя смелость предположить, что последствия того инцидента всё-таки удалось купировать. Другое дело — долгосрочная перспектива. Ведь корни всех проблем благополучно раскрываются именно в ней. Что случится через пятьдесят лет после инцидента 1971 года, мы предвидеть не в состоянии. Даже, возможно, имея на руках, а точнее, на головах «Зевс». — Градов поднялся, собираясь уходить. — Что ж, работа ждёт, а я побежал. Не буду более досаждать тебе своей нудятиной. Если что, ты знаешь, как со мной связаться. Через денька три — четыре ты окрепнешь ещё больше и вскоре сможешь возвращаться к своим привычным обязанностям. Даже не придётся заниматься никакой лечебной физкультурой, хе-хе. Будь здоров, поправляйся! — Спасибо, Аркадий Константинович. Увидимся! Попрощавшись с профессором, Ярослав не без удовольствия откинулся на подушку, закрыл глаза и продолжил отдыхать, восстанавливаясь после нелёгких ран. Много необъяснимого добавилось в его жизни, но в то же время большое число объяснений уже маячило на горизонте судьбы. * * * С событий в зоне отчуждения прошло полторы недели. Дела шли своим чередом, и ничто пока не сигнализировало о новых деталях в деле «Красного тряпочника». Зелёная электричка постепенно уползала на север. Ярослав, задолго успев поднять крышу на «Метеоре», припарковал машину на стоянке знаменитого Московского физико-технического института, в просторечии и сокращённо — Физтеха. Меж корпусами большого кампуса сновали студенты и преподаватели — осеннее-зимний семестр был в самом разгаре. Улыбающийся молодой человек, похожий на начинающего инженера, с экрана на корпусе прикладной математики призывал поступать в лучший технический вуз страны. Далее изображение менялось, и вниманию наблюдателя представлялся список с многочисленными учебными программами и направлениями. Физтех располагался в Долгопрудном — городе-спутнике Москвы рядом с её северными окраинами. Небольшой населённый пункт фактически соответствовал критериям наукограда. Так помимо МФТИ, важнейшего технического учебного заведения СССР, в городе располагались предприятия со сложнейшими наукоёмкими производствами, требующих высококвалифицированных, отлично обученных кадров. К ним относились предприятия химической, машиностроительной и оборонной отраслей, как, например, Долгопрудненское НПП, изготавливающее средства ПВО и занимающее достаточно большую часть городской территории. Из-значительного количества учёных, преподавателей и просто остальных «технарей», тесно и прочно связанных с наукой и техникой, Долгопрудный выглядел интеллигентнее и интеллектуальнее, нежели иной среднестатистический город страны. Ярослав вышел из «Метеора» и захлопнул за собой дверцу. — Ого, крутая у вас тачка! — воскликнул глава небольшой группы студентов, собравшихся неподалёку и не без интереса начавших глазеть на уникальную разработку ЗИЛа. — Вот окончишь институт, получишь красный диплом и купишь себе такую же! — пошутил Коломин и направился к проходной. — Лучше окончить институт с синим дипломом и красным лицом, чем наоборот… — не согласился с предложением Ярослава студент, вспомнив старую институтскую «мудрость». Девушки, окружающие парня, легонько рассмеялись. В просторном холле главной проходной Физтеха встретил проректор по безопасности. Это был типичный чиновник от образования, или просто типичный чиновник, — вроде чистый, опрятно одетый, с выдержанными манерами, с умением находить подход и к начальству, и к подчинённым, и к посетителям, но всё равно какой-то серый, неинтересный и не особо привлекательный, словно продукт широкого потребления и массового производства из гастронома рядом с домом в спальной районе. Проректор глядел на Коломина с таким видом, будто он возглавлял внеплановую проверку из Министерства высшего и среднего специального образования СССР. Персонажи гоголевского «Ревизора» позавидовали бы пиетету, с которым служащий встретил гостя института. — Здравствуйте, товарищ капитан! Хоть ваши коллеги всё тщательно осмотрели в прошлый раз, в институте всегда рады видеть наших доблестных милиционеров. — Проректор растянул улыбку до ушей. — Ну, пропуск я вам оформил поэтому прошу за мной! В небольшой кофейной «НеоФизика» перекусывали студенты и преподаватели, параллельно работая за белыми квадратными лэптопами. На первом этаже оказалось достаточно оживлённо: люди направлялись из одной точки к разным корпусам. Принимал и выдавал одежду робот-гардеробщик. Щёлкали турникеты, очень сильно похожие на метрополитеновские. На специальную площадку приезжали и уезжали широкие лифты, полные народа. Ярослав и проректор прошли в светлый переход. Внезапно через пару мгновений на идущих вылетела немецкая овчарка из-за полуоткрытой боковой двери. Собака являлась не совсем обычной: всё тело её, включая лапы и спину, усиливалось мощным экзоскелетом, а вместо части черепа устанавливалась прозрачная полусфера, в которой яркими электрическим импульсами пульсировал частично органический, частично механический головной мозг. Пёс, радостно высунув язык, задорно гавкнул, помахал прохожим хвостом со стеклянно-металлическим наконечником и устремился куда-то к проходной. Следом за овчаркой выбежал до костяшек перепуганный аспирант. — Рекс, куда ты сбежать-то собрался? Стой, дурак, потеряешься ещё! — с этими словами молодой учёный рванул то ли за своим питомцем, то ли за своим изобретением. — Одна из наших разработок и большой повод для гордости, — искренне улыбнулся проректор, проводив аспиранта и его собаку. — Наши изобретатели смогли дать второй шанс старым или безнадёжно больным животным. Овчарки — очень умные собаки и очень хорошо поддаются аугментации. Они словно не замечают всех этих чипов, проводов и имплантов, навешанных на них и внутри них. При этом каждое животное становится ещё более лояльным к человеку и более контролируемым… в определённых, правда, пределах, как видите. — А, так электроовчарки — это инновация от Физтеха? Наслышан, наслышан… — Коломин не стал уточнять, что во время неудачной вылазки в пределы «Мёртвого кольца» след его и группы эвакуации чуть не взяли модифицированные собаки. «Биомеханика + Биоинженерия + Биоинформатика = Путь в Будущее!» — гласила надпись на электронном плакате-экране, закреплённом на стене перехода. — Хм, МФТИ уже давно занимается не только классическим дуэтом — физикой и математикой, — заметил Ярослав. — Да, биология и биотехнологии уже долгое время являются областью научных интересов нашего большого коллектива, — ответил проректор. — Сейчас в новый переход направо и направимся на лифты. На тридцать седьмой этаж нас поднимет очень быстро, вы и глазом моргнуть не успеете. Кстати, технология быстрого подъёма скоростных лифтов в современных небоскрёбах — тоже наша разработка. В коридорах лабораторного корпуса стало намного тише и менее многолюдно. Там, где можно было разглядеть, оказывалось видно, что студенты и сотрудники института сосредоточенно занимались своими делами, ни на что не отвлекаясь. Ярославу попадались то знакомые со школьной парты приспособления и устройства, то совершенно необычные и фантастические изобретения. Нередко на пути попадались летающие роботы, которые, подобно некогда пневмопочте, использовались для перемещения важных физических объектов между отделами, кабинетами и лабораториями. Ярослав и проректор подошли к двери под номером «3737». Работник вуза открыл её при помощи ключа и электронной карты и пригласил Коломина вовнутрь. — Нам всем так жаль и до сих пор крайне прискорбно, что Максим Фёдорович так ужасно закончил свой земной путь. — Проректор словно зачитал некролог. Он предварительно закрыл за собой дверь, чтобы никто не смог услышать его со стороны. — Это его кабинет-лаборатория. Собственно, меньшее помещение по правую руку от вас — кабинет, а лаборатория располагается прямо перед нашими глазами. Студенты тут так всё ещё не занимаются, а научные сотрудники — не работают. Место это до сих пор окутано трагедией. Все мы пытаемся сделать вид, что ничего не произошло, и пытаемся продолжать жить, как раньше. Но всё это неправильно, неправильно, хотя чисто объективно и рационально ничего сделать нельзя… Ярослав прошёлся меж лабораторных стволов и сквозь широкое окно глянул на лесные массивы, широко простиравшиеся на восток от Долгопрудного. Рядом с подоконником стояла точная пластиковая имитация человеческого скелета, припугивающая возможных случайных наблюдателей с улицы. — Белозерцев в Физтехе работал и преподавал только на полставки, верно? — Коломин уточнил детали биографии погибшего учёного, вспоминая его дело. Не без интереса нагнулся и осмотрел прозрачные колбы, являющиеся составной части сложного аппарата для перегонки, осторожно дотронулся до пары белоснежных микроскопов. — Да-да, на полставки он работал у нас, на кафедре физико-химической биологии и биотехнологии. Но научной базой этой кафедры является Институт биоорганической химии АН СССР на Миклухо-Маклая, он же ИБХ. Здание в виде молекулы, может быть, знаете? Это было вторым местом работы Максима Фёдоровича. Но фактически он работал в одном месте сразу, без отрыва от кафедры или научной базы, — пояснил проректор. — Достойный педагог, интеллигентный академик, светлая голова, прекрасный сотрудник и коллега. Жаль, что вся институтская жизнь теперь омрачена его гибелью. * * * Вспышка. Поздний вечер, кабинет Белозерцева. Учёный давным-давно привык работать сверхурочно и засиживаться в институте. На столе лежит стопка научной литературы, одна из книг открыта посередине. Белозерцев быстро печатает что-то на компьютере, сверяясь с информацией из бумажного носителя. Учёный встаёт и бодренько направляется в лабораторию. Здесь, под тихий безвредный пар, исходящий из одного из отверстий перегонного аппарата, академик продолжает печатать часть своего исследования уже на отдельной лабораторной ЭВМ. На зелёном пузатом мониторе выводятся два сложных графика, один из которых время от времени обновляется в режиме реального времени. Прозрачные, а также красные, синие, зелёные, жёлтые и оранжевые вещества эстетично переливались в стеклянных колбах. В определённых компонентах перегонного аппарата они смешивались, образуя интересные на вид растворы. Часть жидкости едва слышно, но уютно кипит, создавая приятную камерную атмосферу научных открытий и познаний. В этот раз скелет стоит не у подоконника, а в отдельном углублении рядом с лабораторным шкафом. К сожалению, Белозерцев не замечает, что, помимо скелета, там застыл кое-кто ещё. Динамик ЭВМ слегка истерично верещит, и учёный спешит приглушить его при помощи компьютерной мышки. В этот раз Белозерцев чётко ощущает, что не только опыты у него пошли не по плану. Он боязливо разворачивается на стуле и тут же видит перед собой чьи-то ноги, обёрнутые плащом. Профессор поднимает голову, и моментально получает мощный удар в челюсть. Кто этот человек, как сюда проник, чего он хочет? Страх мигом овладевает каждой жилой испуганного учёного. Он, оглушённый, было несколько глуповато пополз под лабораторный стол, как будто это ему как-то смогло бы помочь, но оказывается сразу же вытащенным наружу грозным недоброжелателем. Получив удар по спине и согнувшись в три погибели (учитывая-то немолодой возраст), профессор грубо отбрасывается на другой стул. Перед ним в полном превосходстве стоит Красный тряпочник. — К-кто вы?.. Ч-чего в-вам от меня н-нужно⁈ — быстро дыша, пролепетал Белозерцев. — Поверьте, я н-никому ничего не с-сделал! П-произошла… п-произошла какая-то ч-чудовищная ошибка!.. Красный тряпочник берёт с ближайшего стола колбы с двумя реагентами. В первой посуде бултыхается не вызывающая доверия густая ядовито-зелёная жидкость. Во второй же — застыла желтоватая полупрозрачная водичка, напоминающая по цвету и консистенции простой лимонад. Преступник откупоривает первую колбу и непринуждённо выливает её содержимое на голову Белозерцева. К удивлению, с учёным ничего не происходит — вещество не причиняет мужчине ни малейшего урона. Испачканный, словно проливший на себя колбочку с зелёнкой, академик продолжает лишь шокированно дрожать. — Я думаю, профессор, вам известно, какими физическими и химическими свойствами обладают вещества в данных сосудах… — угрожающе прочеканил Красный тряпочник. — Я прошу вас! Не надо, н-не надо!.. — Белозерцев вот-вот был готов зарыдать. С этими словами преступник откупоривает вторую колбу и выливает немного жидкости, содержащейся в ней, следом на макушку учёного. В следующую секунду Тряпочник отскакивает в сторону, поближе к выходу. Когда вещества на голове несчастного Белозерцева смешались, они стали очень интенсивно дымить. Истошно вскрикнув, академик вскакивает и даёт дёру в свой кабинет. Кожа на его макушке стала отвердевать, одновременно становясь хрупкой и тяжёлой, будто стекло. Отчаянно вереща, Белозерцев размахивает руками, разбрасывая вокруг себя мелкие предметы обихода, врезаясь мебель и сваливая со стены часть памятных фотографий в рамках, одна из которых падает за комод. Шипение и исходящий от него дым усиливаются в прогрессии, твёрдый поражённый участок, одновременно выжигая последние волосы и пошваркивая, словно раскалённая сковорода, продолжает ползти вниз по голове. В конечном итоге он захватывает глаза, нос, рот, уши, затылок, оставляя непоражёнными только часть шеи и подбородок. Белозерцев сопротивляется ещё некоторое время и, уже будучи невидящим и неслышащим, всё пытается отыскать что-то спасительное. Его теперь больше не узнать: поражённая голова выглядит так, точно профессор сейчас находится в шлеме с вертикальным обзорным стеклом. В конце концов гремучая смесь, видимо, достаёт до мозга, и академик, в предсмертии последний раз взмахнув руками, неестественно отяжелевшей головой резко грохается оземь. Окаменевшая-остекленевшая часть, соприкоснувшись с полом, разбивается с пронзительным звоном, словно хрустальная ваза, и затвердевшие осколки плоти, костей и крови, будто кровавые рубины, разлетаются по всему помещению. В голове несчастного зияет гигантский углублённый провал, в который взрослый мужчина с лёгкостью может засунуть кулак, и остаются от неё лишь нижние челюсти и небольшая часть затылка.