- Да, всё хорошо. - Бинты почти спали, надо перевязать. - Завтра. Они мне не мешают, и к тому же, всё не так уж и плохо. - Генрих продемонстрировал доктору свою руку, где на месте недавних ссадин оставался свежий обескровленный след и местами проглядывались свисающие частицы кожи. Эльвира увидела обнажённое мясо, но не заметила старых или свежих кровоподтёков. Не было заметно и образование струпа, рана юноша выглядела одновременно старой и новой. Закончив свой ужин, девушка встала из-за стола и, пожелав Генриху спокойной ночи, удалилась. Офицер остался в зале совершенно один, он ещё долго размешивал свой суп, собираясь с мыслями и странным потоком ощущений. Когда он приступил к употреблению пищи, еда успел остыть, и, закончив ужин, Генрих отправился в свою комнату. Проходя по пустым и тёмным коридорам, офицер наслаждался тишиной и одиночеством. На протяжении последних дней он часто ловил на себе сочувствующие взгляды, при виде его ран. В начале он относился к этому спокойно, потом это начало быстро раздражать. Вернув себе мундир, он направился на этаж со своей спальней, по пути он заметил треснувшее стекло. Присмотревшись к нему, он видел в центре трещин горящий дом, и, на его лице образовалась довольная улыбка от проделанной работы. Находясь по другую сторону окна, и на большой дистанции от очага возгорания, Генрих по-прежнему ощущал на себе его жар и невыносимую боль в груди при каждом вдохе и выдохе. Тот маленький огонёк, что возвышался на несколько метров над землёй был гипнотически прекрасен, манящий обратно в свои адские чертоги. Ещё дальше он увидел дверь в комнату Анны, которая теперь была увешана цветами, точно так же, как дома. Юноша не смог долго смотреть на эту картину и отвернулся. Через минуту он уже оказался в своих покоях. Свободно разлёгшись на своей кровати, Генрих облегчённо выдохнул, смотря на тёмные узоры в потолке. После всего, что с ним случилось в деревне, он не чувствовал себя сильно уставшим, наоборот, он не чувствовал никакого прилива или убытка сил. Подняв руку, Генрих начал тереть свои пальцы друг об друга, постепенно ускоряя их движения, при этом вырабатывая заметное тепло. Сейчас все ощущения твердили, что он не спит. Закрыв глаза, юноша начал воссоздавать картину случившегося, чтобы разобраться во всем. Он хотел разложить всё по своим местам и, сориентироваться в том, что было и чего не было. Глава 7.2 Последствия (Месть) 7.2 Месть I Слабый запах сырой земли и крови, они были хорошо знакомы. Генрих открыл глаз и увидел перед собой голую стену такого же погреба, в котором был ранее. Теперь он не ощущал ужасную боль в голове, которая отняла все чувства и повалила на землю. Медленными движениями Генрих поднялся. Теперь он находился в другом помещение, где-то вдали был шум струящейся воды. Поднявшись, он ощутил, как мутнеет его зрение, а голова кружится. Пытаясь устоять на ногах, он опёрся на земляную стену. Внизу показалась небольшая лужа крови. Офицер вспомнил, что его ударили по голове, и он ощущал, как тёплые струи стекали по его лицу. Пощупав рукой макушку, он не нашёл ни шишки, ни раны. Разрубленная фуражка лежала в углу погреба. Подвал, в котором он находился, кардинально отличался от того куда он спускался первоначально. Теперь это было помещение для хранения продуктов: в углу стояли мешки с картофелем, к стенам были прибиты полки с банками солений. Теперь это был самый обычный погреб. Не сразу Генриху удалось сделать первые шаги, ноги шатались, загибались под странными углами, но со временем всё вернулось в привычное состояние. Он чувствовал, или, думал, что что-то в нём сломалось, и было уже не таким, как раньше. Бывший чуткий нюх притупился, словно всё ещё не очнулся после… обморока. Сейчас улавливалось что-то неузнаваемое в воздухе. Чтобы осознать и классифицировать парящие элементы, ему пришлось напрячь свой ум. Даже наблюдая за картошкой в мешках, он не сразу начал ощущать её запах. Над юношей висел большой земляной потолок с торчащими корнями, из дальнего угла даже выглядывало тёмное щупальце старого дерева. Изучая окружение, Генрих не нашёл выхода наверх, – единственный люк в деревянной части потолка не имел у себя лестницы. Поэтому Генрих принялся дальше осматривать помещение в котором находился, обдумывая возможность создать подъём самостоятельно. Лёгкое дуновение ветра стремительно трепало волосы юноши, в помещении находился сильный сквозняк. Ориентируясь по этому воздушному потоку, Генрих быстро нашел его источник: вплотную к одной из стен погреба стоял старый, гнилой и дряхлый комод, – он и скрывал причину сильного сквозняка. Генрих убрал мебель и открыл за ней небольшую нору, которая уходила вглубь на много метров и была очень низкой. Офицер полез в эту дыру пытаясь найти выход и, заметил, что начал приближаться к звуку воды. Закончив свой путь по длинному и тёмному тоннелю, Генрих вышел в знакомое место. Он очутился в подвале, где его ударили по голове. Это место немного изменилось с того момента, когда он там был раньше. Местами на полу лежали горстки пепла, где-то больше, где-то меньше. Генрих попробовал ощутить витающий в воздухе запах, пытаясь понять, что горело здесь, или горит до сих пор. Не сразу в нос пришли новые ароматы, даже запах земли исчез из воздуха, покуда Генрих перестал думать о нём. Несколько новых ароматов сразу же достигли носа юноши, и чувствительные рецепторы подали особый сигнал. Земля, кровь, пыль, воск, гарь, бензин. Последний из запахов сильно удивил юношу, он не предполагал, что сможет почуять что-то подобное в этом помещении, и определил источник запаха прямо над собой. «Вольфганг» - подумал Генрих. Он не знал, как долго он был без сознания, и, побоялся того, что Вольф потерял его и начал вести себя безрассудно и жестоко. Действия отряда могли привести к открытым боевым стычкам, что будут нести за собой огромное количество жертв, а также создадут причину для ненависти к армии, если об этом узнают за пределами Фюссена и Норденхайна. Пытаясь остановить своих солдат пока те не совершили крупную ошибку, Генрих побежал к лестнице. От старой конструкции осталась только половина ступеней, остальные валялись на земле в виде маленьких досок и щепок. С большим трудом, держась за тетиву лестницы, Генрих вылез наверх. Оказавшись снова на первом этаже старого дома, он обратил внимание, как лучи света больше не попадали внутрь. В хижине была почти непроглядная тьма. «Сколько я был без сознания?» Осмотрев комнату и часть коридора, Генрих видел множество свежих следов на пыльном полу. Один, два, три, четыре, пять. Некоторые следы сливались воедино и повторяли прежний контур, было сложно определить, какие появились раньше, какие позже. Вся эта кутерьма перемешивалась, и, сложно было понять, ходил ли здесь только один человек или все пять. Также на полу были видны следы разлитой жидкости, которые сплошными тропинками охватывали весь периметр комнаты и уходили в коридор. Это был тот самый бензин, с помощью которого задумали сжечь дом. Юноша ощутил нестыковки и нелогичности в таких действиях Вольфганга; если он хотел отомстить за похищение друга, то он бы не стал сжигать старый и никому не нужный дом, если только не в целях предупреждения и запугивания местных жителей. Только количество горючего, полученного из штаба, было ограничено, а пролитое на полу, уже было большой тратой всех важных запасов. Все эти мысли вылились в сомнение, что здесь постарался Вольфганг. Выйдя в коридор, Генрих хотел достигнуть улицы и оценить обстановку вокруг, чтобы раз и навсегда разобраться в случившемся. Генрих был рад, что выжил, ведь это сыграет против нападавшего злую шутку. Он подошёл к валяющейся на полу двери и посмотрел на улицу. У дома не стояла солдатская машина, только куча следов от ботинок и шин. Сделав пару шагов наружу, Генрих хотел осмотреть остальную часть деревни, в надежде что машина стоит в другом месте. Деревня была полностью опустошенной, на улице стояло только одинокое большое дерево, не было видно людей или кого-нибудь ещё. Теперь Генрих был один в том месте, где его пытались убить, и где уже убили одного его солдата. Из дома раздался предательский скрип половицы. Офицер обернулся к источнику звука и увидел, как на пороге дома стоял незнакомый ему мужчина с большими от удивления глазами. - Ты?! - прохрипел он, не надеясь очередной раз увидеть человека перед собой живым. - Я! – озлобленно ответил Генрих, игнорируя удивление человека и фактическое признание в покушении. После этого немногословного ответа мужчина попытался сбежать. Одним шагом он оказался на улице и развернулся в сторону соседних зданий, надеясь найти там убежище. Генрих был готов к такому исходу, он побежал наперёд, пытаясь помешать неприятелю. Они столкнулись почти на углу здания, где Генрих схватил мужчину и перекрутив через себя, откинул его обратно внутрь заброшенного дома. Его живой снаряд влетел на большой скорости в дверной проём и, сильно ударившись спиной об него, отскочил обратно внутрь. Офицер не хотел, чтобы беглеца обнаружили и спасли. Генрих был вынужден действовать быстро и решительно, чтобы не дать местному предупредить всех, и этим разрушить всё. Офицер быстрым шагом направился в дом, войдя внутрь он обнаружил, что мужчина, поднимаясь с пола, достал коробок со спичками и зажёг одну из них. Не долго выжидая, он сразу же бросил её на пол. Почти моментально весь пролитый бензин начал возгораться, окутав всё пространство в доме огнём. Пламя пока не торопилось поглощать старое дерево, начиная со сладкого горючего. Поджигатель начал пятиться назад в сторону лестницы на второй этаж. Не зная дальнейшего строения дома, Генрих быстро направился к своему врагу, пытаясь предотвратить любые попытки на бегство. Они оба перешли на бег, один пытался убежать, второй хотел ему помешать. Генрих схватил мужчину за рукав и, пытаясь скинуть его с лестницы, тянул на себя. Они сражались в настоящем аду, где вокруг них царил огонь, надеясь поглотить всё в своих чертогах. Пламя одинаково сжигало обувь обоим людям, медленно цепляясь и за другие предметы одежды. Фермер начал давать отпор: он кулаком ударил Генриха прямо в шею, надеясь повредить трахею. Удар пришелся точно в горло; раздался громкий хруст и слабое ощущение боли прошлось по всей шее, захватив даже грудь. Теперь каждый вздох Генриха приносил ему боль. В воздухе постепенно начал витать запах палёной кожи. Противник юноши не церемонился, и сам офицер перестал играть в игры. Генрих схватился за рукоять ножа – который элегантно висел на его ремне – и резким движением постарался ударить убегающего. Лезвие достигло своей жертвы, слабо пройдя по ноге, но достаточно, чтобы ослабить её. Мужчина захрипел от сильной боли и, хромая, попытался продолжить своё бегство. Дистанция между обоими росла и, офицер начал терять последние капли терпения. Пусть хоть вся деревня узнает о его присутствии и встанет против него, пусть только попробуют. Генрих решил использовать свой пистолет. Генрих начал подниматься по лестнице, надеясь настичь свою жертву. Пытаясь помочь в подъёме руками, офицер хватался за горящий поручень и тянул себя вверх, рывками минуя маленькие ступени. Он стал ощущать, как после удара по горлу кровь начала стекать вниз, теплой струёй проносясь вниз по трахее. Генрих инстинктивно сглатывал стекающую жидкость, что приносило дополнительные болезненные ощущения. Хуже было и то, что руки начали гореть, хватка слабла, но юноша не унимался. Достигнув второго этажа, офицер услышал хлопок закрывшейся двери в конце коридора. «Попался» - подумал Генрих, ожидая, что загнал свою жертву в ловушку. Сокращая дистанцию до двери, он поднял пистолет и, не целясь, стреляя от плеча, открыл огонь. Двумя выстрелами он попадал в центр двери, надеясь ранить убегающего; за дверью послышался звук бьющегося стекла. Было ли окно задето при выстреле или беглец таким экстремальным способом решил покинуть дом? Генрих этого не знал. Сама эта мысль, сам звук уже приносил чувство проигрыша и нарастающей злобы. Воспользовавшись плечом как тараном, юноша вынес закрытую дверь. Хрупкая конструкция разлетелась на доски, что свалились на горящий пол. Окно было разбито, но не пулями. Выстрелы Генриха остались в миллиметрах от стекла. Юноша сократил дистанцию до окна надеясь посмотреть вниз на улицу. Прыжок со второго этажа на раненую ногу должен был сильно замедлить убегавшего. Никого. Внизу не было живого человека, ни следов крови, ни звука убегающей добычи. Только осколки, что лёжа на земле насмехались над офицером. Толчок. Резкий удар в спину отправил наклонившегося Генриха в полёт. Это было настолько неожиданно, что он не успел ничего предпринять. Вместе с ним вылетело несколько осколков стекла, доказывающих что прежняя дыра была непригодна для взрослого человека. Юноша упал на сырую землю, вместе с этим раздался громкий треск костей. Он сломал себе шею, упав прямо на голову. Это падение оказалось смертельным. Беглец выглянул в окно, наслаждаясь победой. Он смог изменить ход сражения, адаптироваться, выиграть. Только ему этого было мало, его заинтересовали личные вещи его врага: острый нож и красивый пистолет. Через пару минут он уже спустился вниз. Подходя к телу своей жертвы, он приметил плохую погоду, и, подумал о хорошем кожаном мундире. - Кожа не мокнет, - сказал он сам себе. Схватившись за край своей новой одежды, он начал переворачивать тело убитого офицера, чтобы поглумиться над проигравшим и забрать свою награду. К его невезению, совсем другая награда вонзилась ему прямо в щеку, заодно повредив язык. Выждав удачный момент, Генрих схватил один из выпавших осколков от стекла и воспользовался им как оружием. Если бы его удар оказался на пару сантиметров ниже, то бой закончился бы моментально. Отскочив назад, больше от удивления, нежели от боли, беглец никак не мог ожидать такого поворота событий. На его глазах человек, что выпал из окна второго этажа, попутно приземлившись на голову и сломав несколько шейных позвонков, поднялся во весь рост и самостоятельно размял собственную шею. Мужчина опешил, осознание происходящего и нарастающий животный страх поглотил его, боль, что только что обожгла его лицо, отступила. Остался только страх. В голове начали всплывать старые прабабушкины рассказы о страшном человеке… нет, гораздо хуже, чем человек. Ноги испуганного мужчины перестали слушаться, он хотел убежать, но уже не мог. Генрих воспользовался замешательством своего врага и, схватив его за плечи, ударил головой об окно горящего дома. Времени прошло достаточно, чтобы огонь начал выходить за пределы комнат и коридоров, и, это привело к тому, что разбившееся окно выпустило огненный язык в лицо своей жертвы. Раздался громкий хрип, жертва ударов и поджогов пыталась кричать от боли, но не смогла. Беглец не хотел сдаваться, его попытки и стремление к жизни поистине были впечатляющими. Резким движение он смог откинуть назад Генриха и второпях начал покидать место драки. Пошатнувшись от толчка, офицер ударился спиной о соседний дом, от чего ещё сильнее напугал перепуганных внутри жильцов. Генрих видел, как его жертва убегает, – несколько метров отделяли его от желанного спасения. И тут же на земле, рядом с осколками стекла лежал драгоценный Luger P.08. Достигнув оружия, Генрих нацелился в спину убегающей жертвы. Моментально перед ним показались все люди, в которых он ранее стрелял. С каждым прошлым выстрелом, частичка Генриха умирала, менялась. Сколько бы сейчас мыслей и образов не всплыло в голове Генриха, он выстрелил. Почти сразу беглец упал на землю, издавая по-прежнему продолжительный хрип. Юноша подошёл к своей жертве, которая уже пыталась уползти, руками цепляясь за намокшую землю. Наступила кульминация их долгого танца, грандиозных образов ударов и маневров. Генрих перевернул деревенского, и тот теперь смотрел на своего врага как на нечто хуже, чем «не человек». Будто перед ним стоял не злой лесной дух из старых сказок, а сам дьявол. Глаза бедолаги источали не пересыхающий поток слёз, хрипя, он пытался просить прощения и пощады. Лицо и горло его было обожжено и изрезано кусками стекла. Сочетание всех деталей создавало просто омерзительную и жалкую картину. Генрих демонстративно поднял свою правую ногу и занёс её над головой своей добычи. Момент взгляда друг другу в глаза передал нужный посыл этих действий. На лице беглеца теперь читался не страх, а смирение, – он принял свою судьбу. Когда всё это закончилось, Генрих покинул Фюссен и направился назад в Норденхайн. Вся дорога переливалась свежими ручьями от дождевой воды, клубы пара покидали рот, растворяясь в воздухе. Сзади себя он только слышал, как выходили на улицу другие жители, и через какое-то время его настиг чей-то крик. Этот вопль напомнил о многих событиях ранних месяцев, когда Генрих только начинал свой нелёгкий путь. Раньше он и представить бы себе не смог подобную картину. Сейчас он ничего не ощущал... Или нет? Что-то было внутри его тела, незнакомое чувство, или, скорее, старое чувство, которое он забыл. Сожаление? Страх? Почему сейчас он не боялся убить? Почему не боялся за судьбу других людей? Не думал о последствиях? Внутри него что-то сломалось. II Вспоминая все эти моменты, Генрих по-прежнему не понимал, как именно ему к ним относиться. Углубление в чертоги памяти и пережиток прошлого подарили ему прилив адреналина, того самого, которого не было в нужный момент. В той драки Генрих был слишком спокоен. Теперь он не сможет уснуть, и будет ворочаться часами, пока слабость не осилит его. Встав с кровати, юноша решил прогуляться по замку и насладиться тишиной. Выйдя в коридор, Генрих увидел, как дом в Фюссене продолжал гореть; несмотря на его продвижение по делу с неожиданными врагами, он всё ещё не знал настоящих мотивов людей из Фюссена и сомневался в том, что отомстил за Фенрига. Генрих начал гулять по Норденхайну, посещая все комнаты и наблюдая за тем, как они выглядят в ночное время. Некоторые картины и тёмные углы выглядели иначе, даря замку более жуткую и незнакомую атмосферу. В какой-то момент Генрих подошёл к портрету барона, за которым ранее он нашёл пещеру. Теперь он точно знал, что это был не сон. Полчаса он разглядывал лицо барона, представляя его в лёгкой одежде, что наперевес бежал против целой толпы людей. «Это твоё проклятье и тех, кто был здесь раньше» - про себя произнес Генрих. Юноша прикоснулся к своим раненым пальцам, что больше никогда не заживут, проверил целостность горла, провёл руками по голове, легонько и безболезненно коснулся повреждённого глаза. Ничего. - Ради неё я готов пожертвовать собою… - сказал шепотом Генрих, обращаясь к портрету. Когда наступило утро, офицер сидел в своей комнате, перечитывая дневник брата барона, пытаясь найти новые зацепки. Несколько раз он прошёлся по разным строкам, пытаясь найти в скрытый смысл. Увы, из-за неполноценности дневника, некоторая информация была для него недоступна, поэтому он не мог сверить историю с более ранними владельцами. Оставалось только гадать и самостоятельно додумывать некоторые моменты. В какое-то мгновение его начало посещать иное чувство - страх. Не перед кем-то обычным, а перед его собственной сестрой, маленькой девочкой, что никогда бы не смогла навредить собственному брату. Генрих пытался откинуть это чувство, но оно возвращалось. Сбоку начали открываться двери в соседние комнаты – утро наступило и для других людей. Во время завтрака Генрих по привычке долго не принимался за еду, дожидаясь пока та остынет. Всё время он думал о различных ситуациях, что могут произойти с ним и Анной. Каждый раз, натыкаясь на что-то новое, реалистичное и опасное для маленькой девочки, он думал о её защите. Генрих хотел бы построить идеальное оборонительное сооружение, где Анна не будет в опасности. Все опять сидели молча. Анна периодически читала книгу по ботанике, подготавливаясь к работе в дендрарии. Эльвира с опаской и беспокойством наблюдала за странным поведением офицера, и Генрих это замечал. Раньше он ощущал в себе голод, – чувство, когда тело было истощено морально и физически, и нуждалось в чём-то особом. Сейчас ничего такого его не посещало, но он понимал, что отказ от еды, только заставит других волноваться о ещё больше. Закончив с едой, Анна умчалась по своим делам. Учитывая, что никто не проводил дезинфекцию раны почти целые сутки, Эльвира попросила Генриха последовать за ней. Они отправились в медицинский кабинет, где всё происходило по заранее выработанному сценарию, кроме маленькой детали: Генрих теперь никак не реагировал на обработку глаза. Это сильно смутило доктора, ранее её пациент всем телом показывал неприязнь и боль, сейчас он сидел с полностью безжизненным и пустым лицом, будто он и не ощущал ничего. Эльвира не стала задерживать офицера, она ещё больше смутилась, когда тот сам спокойным, почти холодно-мёртвым тоном попрощался. В центральном коридоре Генрих встретил Вольфганга. - Что будем делать теперь? - спросил солдат своего офицера. - Планирую вернуться в деревню: надо осмотреть тело и убедиться, не был ли это водитель тягача… - Генрих думал вслух, бубня себе под нос все предположительные действия. - Старуха? - удивился Вольфганг. - Какая старуха? – более удивлённо переспросил Генрих. - Которую я застрелил вчера. Ты не о ней? - Не понимаю о ком ты; я смог избавиться от человека, что напал на меня, но мне не удалось его рассмотреть. Вольфганг сильно удивился, – после позднего возвращения, его друг тот был максимально немногословен и холоден. Их разделяли события, о которых они ничего не знали. - Я, наверное, наломал дров, да? - неуклюже спросил Вольфганг, практически извиняясь за вчерашнее. - Всё в порядке, - холодно ответил Генрих, даже не интересуясь всем, что произошло вчера после его исчезновения. Вольфганг испугался такому резкому хладнокровию, которое ранее не появлялось в голосе и поведении его друга. Он с нервно осознавал, как сильно изменялся его давний товарищ. - У нас будут проблемы если мы вернёмся! - Нет, пусть только попробуют что-либо сделать. Они на взводе, и, конечно же не хотят начинать войну. И нам, и им будет проще, если всё уладится здесь и сейчас; мы вернёмся назад, и постараемся вести себя мирно. - Но… никто не вернётся назад, особенно после того, что случилось с Годриком. - Это не просьба, Вольфганг, а приказ! - …А если не получится?! – Вольф начал заметно нервничать – никогда Генрих не повышал на него голос. – Мы убили их человека, и они убили нашего! Они явно не будут рады возвращению, и могут просто открыть по нам огонь! - Тогда все они умрут. Готовь отряд. Всех. Эти слова смутили Вольфа ещё сильнее, теперь он сам начал бояться своего офицера. Случайно встретив Руди в одном из многочисленных коридоров замка, Генрих приказал ему одеться врачом. Под предлогом оказания помощи и осмотра тела, он планировал вернуться в деревню с доброжелательными намерениями. После непродолжительного сбора оставшихся членов отряда Генриха, все собрались у машины. Фальшивый врач смог прихватить с собой старый медицинский саквояж, в котором были незнакомые всем препараты и инструменты, узнаваемым оказался только спирт. Офицер предупредил об отъезде Эльвиру и сказал, что скоро они вернуться. Девушке сразу не понравилась эта идея, но она не смогла отговорить юношу. Весь отряд достиг деревни за десять минут. На улице никого не было, даже в окнах не было видно живых людей. По приезду все смогли лицезреть последствия вчерашнего дня: один из домов был усеян дырами от стрельбы Вольфганга, а старый заброшенный дом превратился в гору обгоревшей древесины, от которого почти ничего не осталось. Вся эта конструкция выглядела так, словно её и не пытались тушить. Генрих вылез из машины и направился к месту, где вчера он убил деревенского мужика. В том маленьком переулке между домами общая картина почти не изменилась, только рядом со стеной лежали наполовину сгоревшие балки. На месте тела остался только багрово-коричневое пятно и маленькие осколки стекла, гильза от последнего выстрела лежала в тени дома, и заметив её, Генрих положил эту улику в карман. По приказу офицера, только два человека покинули машину, остальные ожидали их возвращения и охраняли транспорт. Оставшиеся на открытом места солдаты, выглядели очень нервными. Покинув предел машины, офицер задержал своего доктора в переулке между домов, – Генрих предупредил его, что они ищут человека, в ноге которого должна быть пулевая рана; сам же человек может выдумать любую легенду, но только Руди, как солдат, узнает её. Теперь в сопровождении свободного солдата и медика, Генрих начал искать местных. Через некоторое время, петляя по огородам деревни, он услышал громкий галдёж, доносившийся от одного из домов. Подойдя к источнику звука поближе, шум стал более понятен для восприятия. В старой хижине проходил один из похоронных обрядов, где люди прощались с покойным. Кто-то кричал и громко спорил, кто-то плакал. Сам дом и источающие его звуки были угнетающими; Генрих видел, как его солдаты начали чувствовать себя некомфортно, но не он. Он, просто, слышал звуки, обычные звуки, что способны издавать любые живые существа. Хотя что-то всё-таки было на его душе, возможно, сожаление и тоска. Выпрямив спину, офицер осторожно постучал в дверь. Генрих постучался достаточно тихо, и, этого не хватило бы, чтобы его услышали через громкий гам. Однако, по окончанию стука, все голоса внутри затихли, и наступила гробовая тишина.