Приказ главнокомандующего остался прежним: Генрих возвращался назад в Керхёф. Ему в сопровождение было выделено трое солдат, и, все они вместе направились к границе города. Раннее утро прохладой окутало всё вокруг, каждый выдох паром покидал рты солдат. Отряд шел теми же тропами, которыми Генрих впервые пробирался к зданию администрации. Некоторые строения изменились: где-то сильнее осыпалась стена и появились новые дыры. «Здесь дали бой» - подумал Генрих, и он был прав, под своими ногами он видел гильзы, которых раньше здесь не было. Весь путь был тихим и спокойным. Прибыв на место отправления, Генрих увидел знакомый грузовик, что увозил его в город. Попрощавшись со своей группой сопровождения, Генрих залез в кузов машины. Помимо него, в ней находились и другие солдаты. Все они были с ног до головы перевязанные бинтами, с наложенными шинами на конечностях и костылями в руках. Генрих ехал среди тех, кто пострадал в бою. На протяжении всей поездки, он иногда замечал на себе косые взгляды. Глаза, смотрящие на него, источали отчаяние и зависть. Бедолаги, которые тряслись внутри кузова, как какие-то грубые мешки, понимали то, что им навсегда придётся остаться беспомощными. Сильнее всего они ощущали не физические раны, а оскорбление от того, что оказались не такими сильными. Когда транспорт приехал в Керхёф, раненых выносили на носилках, кто-то передвигался самостоятельно. Толпа хромых и раненных направлялось в здание, которое являлось медпунктом. Смотря на эту картину, Генрих был счастлив, что на протяжении всех миссий удача не покидала его. - Прошу вас сдать патроны! - сказал стоящий рядом солдат. Судя по виду, это был матёрый боец, который бывал далеко не в одном бою, но почему-то не покидал лагерь. Забрав патроны Генриха, он отправился по своим делам. Никто другой не встречал вернувшегося солдата, а ведь у него при себе были важные сведения. «Значит, я могу пока не спешить» - подумал Генрих. Он решил направиться к своему бараку, где была его – уже родная – койка. По пути он рассматривал обветшалую церковь-столовую. Поняв, что он мог подождать и поесть уже здесь, Генрих только неряшливо улыбался своей собственной спешке. Знакомая дверь барака тихо скрипела своими ржавыми петлями. Помещение было полностью пустым, никого из отряда Генриха здесь не было. Вспоминая о том, что из всех новобранцев выжила только треть, он уже прикинул то, кто и где будет находиться, но даже и не представлял, что только он один из всего седьмого отряда мог остаться в живых. Направившись к своей койке, юноша спрятал желтый дневник под подушку. Книга всё также источал омерзительный запах гнили, который теперь впитается в постельное бельё. Оставив при себе письмо офицера из Администрации, дневник разведчика и верный карабин, Генрих отправился к кабинету старшего сержанта. По пути к хижине главнокомандующего, он был остановлен тяжелой рукой, упавшей на его плечи. Обернувшись, Генрих увидел знакомое лицо. Вольфганг смотрел на своего друга уставшими глазами и нелепой улыбкой на половину лица. - Рад тебя видеть, Генрих! - сонливый голос Вольфганга нагонял сон и на его собеседника. Разговорившись, они бродили между зданиями лагеря. Генрих рассказал, что произошло с ним, а взамен получил в ответ историю от своего друга. Вольфганг, получив приказ, патрулировал и «зачищал» улицы города. Бродя между постройками лагеря, он хвастался тем, что участвовал в активной боевой стычке, хотя его голос на этом моменте не звучал радостно. По его словам, они отбивали захваченные здания и освобождали помещения от врагов. Он не спал последние два дня, и в награду за труды, был отправлен обратно в лагерь, где мог передохнуть. - Усталость и страх - вот что я испытывал бродя по улицам и пережидая бессонные ночи. Каждый раз, когда ходишь между высокими строениями, не спавший ночь, то боишься, что сейчас делаешь последние шаги. Было до одури страшно, но потом стало как-то безразлично. По ночам не знаешь, кого может занести к тебе. Всё было так мучительно, и, я не хочу больше участвовать в этом. Но знаешь… есть люди, кому повезло меньше, чем мне, - закончив эти слова, Вольфганг остановился. Генрих прекратил движение вместе с другом и понял, что они оказались за пределами лагеря. Это было то самое огородное поле, на котором его отряд бегал каждое утро. Теперь всё это место было усеяно странными рисунками. - Это, наши друзья и товарищи, те, кто тренировался рядом с нами. Мы прибыли сюда вместе и прошли сквозь многие трудности. - Вольфганг медленно повернул голову в сторону Генриха и смотрел на него глазами, полными печали. - У них были мечты, амбиции, семьи. Кто-то довольствуется своей жизнью, когда другие незаслуженно теряют их. Я смотрю на этот пустырь, слышу названные имена, замечаю стеклянные взгляды, натыкаюсь на некрологи, и раз на этом поле становиться всё больше и больше могил. Они прибавляются. Множатся. Это ужасное напоминание о финале жизни. Вольфганг сделал небольшую паузу. Стоя на месте, он продолжал рассматривать начерченные на земле прямоугольники, на его глазах начали набираться слёзы. - Я стал бояться смерти. Раньше я думал, что умру дряхлым стариком в кровати. Сейчас я боюсь, что это произойдёт раньше. Еще столько дел, что я могу и хочу сделать. Жить на грани - полный кошмар. Что сон, а что реальность? Два дня без сна и усталость рождают паранойю, которая говорит, что твои напарники могут быть твоими врагами, что надо опасаться каждого знакомого и встречного. Так росло недоверие в миссии, когда я начал бояться повернуться спиной к друзьям. А тут, тут только хуже. Наступила бессонница из-за того, что здесь слишком тихо. Я засыпал только на пару минут, и каждый такой момент, как ад. - Вольфганг продолжал свой рассказ о событиях ранних дней. Местами он всхлипывал, смотря на пустые могилы. Выслушивая историю своего друга и изучая могилы, Генрих смотрел на пустые участки. На земле были нанесены свежие полосы, а под ними никто. Забыты и брошены, гниют непонятно где. Мрачную паузу нарушили шаги. Вольфганг начал гулять между вымышленными могилами, бросая свой взгляд на каждую из них. - Здесь я положил Блиндара, – никто этого не знает, кроме меня. Он пошел на войну, чтобы защитить свою семью от бед. Знакомо, Генрих? А тут Вернер, – парень которому не повезло в первый день с оружием. Он увлекался музыкой, хотел стать великим пианистом, но его забрали в армию. Их обоих отправили в туда, в качестве сапёров. Отправившись туда, они расплачивались за свои «ошибки». Когда-нибудь, Генрих, мы присоединимся к ним. - Вольфганг присел рядом с одной из могил и начал выводить пальцем имена прямо на земле. – Вот так и бывает, ты живёшь-живёшь и всё, в какой-то момент тебя просто нет. Как ветер сносит мои рисунки на поле, так и кончается жизнь. Пуф, и тебя нет. Я не хочу умирать, Генрих. Никто не хочет умирать. Генрих молча смотрел, как Вольфганг записывал имена других погибших. Сначала только на одной могиле, потом он переходил к другим, обновляя уже снесённые ветром линии и бугры. Ощущая неприятное жжение в груди и нахлынувшую волну страха, Генрих оставил своего друга и был вынужден молча покинуть его компанию. У него была задача - отдать важные документы старшему сержанту и забыть про весь ад последних дней. Проходя через свой лагерь, Генрих наблюдал как его население резко уменьшилось. Большинство оставшихся здесь, выглядели так же печально, как и он сам. Никто не радовался, как в последний день тренировки, ни у кого не было для этого повода и сил. Подходя к хижине старшего сержанта, Генрих начал подниматься по ступеням. Параллельно он расстёгивал свою сумку, чтобы достать нужные документы. - Зачем тебе туда? - раздался знакомый голос позади. Стоя спиной к источнику звука, Генрих никак не мог вспомнить его обладателя. Он мог бы сразу ответить на поставленный ему вопрос и продолжить диалог, поворачиваясь к своему собеседнику, но пришлось повременить с ответом. Обернувшись, Генрих увидел офицера «зло», который стоял в паре метров от лестницы и смотрел своим обычным суровым взглядом. Встреча этого человека удивила Генриха. «Какое ему дело до меня? Я даже не из его отряда!» - думал он. - Повторяю последний раз: “зачем тебе туда”? - Офицер повторил свой вопрос более угрожающим тоном. В дополнение к своей раздражительности, он поднял руку и демонстративно положил её на поясную кобуру, где красовался офицерский пистолет. - У меня есть важные донесения из города. Из Администрации попросили отнести старшему сержанту важные разведывательные данные, - нервно пробубнил Генрих, не отрывая взгляд от кобуры. - Занят он. Если это столь важно, следуй за мной. Офицер направился за угол здания. Генрих, послушав его приказ, отправился следом. Они направились к строению, которое Генрих раньше не замечал, потому что оно терялось в большом скоплении бараков. Офицер поднялся по ступеням первым и открыл дверь ключом, что висел у него на поясе. Пройдя во внутрь, Генрих заметил знакомый интерьер, почти как у старшего сержанта. По всему зданию, которое представляло из себя однокомнатное помещение, стояла различного рода мебель: стол и стулья, одинокая кровать, шкафы и тумба. Большие деревянные дряхлые шкафы хранили в себе огромную кучу папок и бумаг. Вошедшие подошли к единственному столу, у которого и остановились. За него сразу же сел офицер и, выпрямившись занял удобное положение. Подготовившись к беседе, он наклонился поближе к Генриху. - Что у тебя? - спросил он, не скрывая свой личный интерес. Генрих достал из своей сумки письмо и дневник. Оба документа он положил на стол перед офицером. Продолжительное время он молча ожидал, пока все документы будут проверены. Каждая страница дневника была перечитана по несколько раз. Некоторые записи были даже вручную переписаны в другой дневник. Когда офицер взялся за письмо из Администрации, его брови поднялись от удивления. - Что ж, могу тебя поздравить, Генрих. Действительно, информация, которую ты привез, является важной. Разведданные я обязательно передам старшему сержанту. Что на счёт письма, то ты показал себя в военных действиях доверенным лицом, готовым выполнить поставленные задачи и также умело можешь нести командование, - сказал офицер, любопытно рассматривая Генриха. - И что это значит? - удивился юноша, не понимая, что имеет в виду сидящий напротив человек. - Другими словами, Генрих, это рекомендация, которая хорошо повлияет на твою карьеру. Очень сильно повлияет. Убрав свой дневник обратно в стол, офицер «зло» поднялся из-за стола и направился к двери на улицу. Потянувшись к дверной ручке, он остановился. Простояв в таком неуклюжем положении около полуминуты, он развернулся к Генриху. - Знаешь… - сделав шаг вперед, сказал он, - я тоже могу тебе помочь с продвижением. Есть у нас в лагере одна личность, которая сильно мешает мне. И… если её не станет, ты мог бы занять его место. - С каждым новым словом офицер всё ближе и ближе подбирался к Генриху, пока не подошел вплотную. - На что вы намекаете? - Я хочу, чтобы ты избавился от кое-кого. Благодаря мне, займешь его место и будешь покорно слушать меня. Сама идея показалась юноше отвратительной. Что это могло быть, предательство? Переворот? Но всё же для Генриха все офицеры, а юноша не сомневался, что речь могла идти о них, были на одно лицо – жестоки и незаслуживающие всего, что они имеют. Вспомнились слова Вольфганга о том, что кто-то сохранил свою жизнь незаслуженно. К тому же, у плохого человека в Керхёфе не могли быть враги, особенно такой человек, как офицер «зло», а этот маленький шаг, мог кардинально изменить положение Генриха. Он ощущал, что наконец пришел момент, когда он получил шанс, к которому так долго стремился. Каким бы сложным не было это задание, он не имеет права от него отказаться или провалить. Здесь был только один исход - победа. - Кого? - Манфрэда. Эта мысль находилась в голове Генриха крайне долго, и он никак не мог отвлечь себя от этой «задачи», хоть на минуту. Когда же вечер подходил к своему завершению. Генрих, покинув дом офицера, гулял по лагерю. Проходя через палатки и дома, он ощущал неуместное спокойствие. Хоть здесь и не стоило бояться того, что где-то рядом бродит враг, который способен лишить юношу жизни, из-за поставленной задачи, Генрих сам себя ощущал врагом. Несколько минут спустя он оказался у границы лагеря. Деревянный забор отделял Керхёф от пустых и покинутых людьми полей. Тут проходило обучение второго дня - стрельба по мишеням. Рядом с забором стоял черный ящик. В нем, – по воспоминаниям Генриха, – было огромное количество боевых патронов. Он был заперт и открывался только во время обучения, дабы дать возможность рекрутам «набить руку». Вытащив из кармана ключ, – который он получил от своего нового союзника, – Генрих открыл амбарный замок, крепко держащий крышку закрытой. Внутри его ждала драгоценная «пища» для карабина. Личные покои Манфрэда не отличались от других офицерских домов. Генрих обходил его пару раз по кругу, подробно осматривая строение и собираясь с мыслями. Стоя у двери, он никак не мог решиться постучаться. Даже прикосновение к этой двери казалось чем-то диким. Эта дверь вела в теплое и светлое помещение, но для Генриха эта дверь вела словно в другой мир, который стоит избегать, при любой возможности. Минутами ожидая несуществующего знака, Генрих всё же вошел внутрь. Он оказался в аналогичном помещении, что было у офицера «зло». Такая же мебель и сидящий у стола, властный и строгий, хозяин. Манфрэд уютно устроился на стуле сбоку от стола. Сидя вполоборота, он перебирал огромную стопку бумаг, расположенную у него на столе. Он был удивлён приходу гостей в столь позднее время. - Генрих?! Я тебя не вызывал! - опешив, Манфрэд начал говорить на повышенных тонах, сходу расставляя себя и своего подчинённого на соответствующие места. - Я пришел отчитаться о выполненных заданиях! - Отдав честь своему офицеру, Генрих пытался держать себя в собранном состоянии, не показывая страх. Манфрэд всё никак не мог понять, что происходило на его глазах. Никогда прежде перед ним не отчитывались солдаты после боя, даже самые верные и наивные. Те, кто уходил, или погибали, или пытались забыть о существовании начальника. Выслушивая различные события из города, Манфрэд считал, что сейчас к нему просто подлизываются, пытаются стать другом, показывая свою заинтересованность в общении. Размышления и догадки Манфрэда прекратились, когда он услышал знакомый металлический звук. Подняв глаза он увидел Генриха, что стоял у двери и держал в руках собственный карабин. - Я его пересобрал после операций... не могли бы вы проверить? - Генрих нервно сглатывал накопившиеся после долгого разговора слюни. - Зачем?.. - Я видел, что вы самый опытный в этом деле, и, надеюсь на вашу помощь и совет, - скороговоркой проговорил солдат. Поняв, что его ждёт любимое занятие, Манфрэд оставил свои документы и взял карабин. Оружие было таким же легким, как и всегда, местами появились новые царапины и следы грязи. Заметив это, офицер начал более осторожно осматривать оружие, выискивая все его секреты. Следом, после детального внешнего осмотра, он потянулся к магазину. - Не заряжено! - резко сказал Генрих, испугав этим выкриком офицера. - Я отдал патроны сразу, когда вернулся. Манфрэд долго смотрел на своего солдата, пытаясь будто посмотреть в самое нутро. Вернувшись к магазину, офицер молча согласился, что обычный новобранец не сможет здесь добыть патроны. Пропустив проверку магазина, карабин был уложен на колено. Медленно правая рука скользила по оружию, от самого приклада до затвора. Быстрым движением затвор был передёрнут, дав хозяину сигнал, что механизм подачи патронов исправен. Офицер хорошо знал все звуки ружья. После этого действия, Манфрэд сделал паузу и медленно направил дуло в сторону Генриха. Волна ужаса окутала юношу. Сейчас он стоял напротив офицера, у которого был карабин с одним единственным заряженным боевым патроном. «На войне всякое бывает: кто-то не выдерживает всего происходящего, кто-то становится жертвой случайной пули. Именно сегодня, “всякое” должно произойти с Манфрэдом» - слова, сказанные офицером «зло», мгновенно пронеслись в голове Генриха. - Может, ты и дурак, - сказал Манфрэд, - но других выставлять дураками – себе дороже. Даже не знаю, глупость это или подвиг, но ты первый, кто решился на подобное. Будешь и последним. По всей комнате слышалось тяжелое дыхание. На одной стороне был человек, который висел на волоске от смерти, на другой - офицер, что чуть ли не повелся на банальный обман. Манфрэд сейчас больше всего желал поиздеваться напоследок над тем, кто начал его раздражать с самого начала - наивным юнцом, слепо верящим в сказки. - Мне не важно, кто тебя послал. Я даже буду радоваться тому, что меня будут и дальше развлекать. Знаешь, всё на самом деле происходит куда интереснее, чем ты думаешь. Я ожидал твоей смерти в первый день тренировки. Думал, что ты будешь настолько большой помехой, что мне дадут добро на отправку тебя в подразделение сапёров. Некоторых из которых уже пускали по улицам города, и, никто из них не вернулся. Удивительно… Как говорится: «человек оступившись научится, сапёр оступившись ничему не научится». - Манфрэд начал свой рассказ издалека, но когда он подбирался всё ближе и ближе к «ключу всей темы», он выглядел как жадный коршун, что летает над умирающим животным, предвкушая будущий пир. - Помнишь последний день тренировки, когда заключенный набросился на тебя с ножом в руке? Какой безумно-неожиданный случай! Только перед этим я шепнул ему на ухо, что если он убьёт тебя, я вознагражу его свободой. Эта была мотивация и для тебя, и для него. Это был идеальный план, где победителем остался бы я. Манфрэд иногда останавливался на небольшие паузы, оценивая эмоциональное состояние Генриха. Напряжение было заметно не только по звуку тяжелого дыхания, но и по другим признакам: на лице Генриха начали выступать потоки холодного пота, зрачки расширились, а лицо побледнело, руки и ноги его бешено тряслись от страха и ненависти. Манфрэд медленно наслаждался этим моментом и решил не останавливаться. - Ты меня раздражал с первого дня, когда забрали твоего отца, ты мне сразу показался слабаком. И это подтвердилось тогда, когда мы пришли за тобой! Надо было тебя застрелить на месте! вот была бы потеха! Да, это изначально было в моих планах. Я сказал, что твой отец в плену? Ложь! Твоего отца никто не брал в плен, он помер где-то далеко отсюда. - Что?! - резко произнёс Генрих. Последние слова врезались в голову и заставили кровь бурлить. - Он умер через две недели после того, как закончилось его обучение. Его повадки очень сильно раздражали меня: всё время влезал туда, где не было его место, учил меня, давал советы. В итоге, я просто дал ему приказ, который и стал его последней песней. - Ты убил моего отца! - крик Генриха отразился от стен, гнев и горе поглотило его. Единственное, о чем он сейчас думал - месть. - Да, убил! и тебя убью. Ты сам пришел ко мне, даже с заряженным оружием, которое вложил мне в руки. Не знаю, что станется с твоей семьёй, но я безумно рад такому финалу. - Улыбка Манфрэда, показывающая все его зубы, напоминала звериный оскал. Он дошел до пика удовольствия, психологически уничтожая своего противника. Неожиданно для всех, – не только Манфрэда и Генриха. С улицы раздались крики: «Враг в лагере! Тревога!» Почти сразу крик был заглушен громким топотом, который проносился снаружи здания. Событие было настолько неожиданным, что Манфрэд обернулся в сторону закрытого окна, выходящего на улицу. Генриха же не волновало ничего, кроме тех слов, что он сейчас услышал. «Убить! Отомстить!» - священный догмат, написанный собственным внутренним голосом. Генрих рывком дернулся навстречу офицеру. Дистанция между ними стремительно уменьшалась. Заметив это, Манфрэд потянулся свободной рукой к цевью для более прочной хватки. Он готовился открыть огонь. Действие Генриха было резким и таким же неожиданным, как крики на улице. Непредусмотрительность сыграла злую шутку. Не успев схватиться за карабин, Манфрэд начал терять контроль над ситуацией. Схватившись за ствол, Генрих резким движение поднял его вверх. Второй рукой он тянулся к спусковому крючку. Выстрел. Доли секунды решили исход конфликта. Воспользовавшись неразберихой и моментом неожиданности, Генрих вышел победителем. Теперь перед ним сидел офицер в менее доминирующей позе. Мертвец тряпичной куклой повис на стуле. Опрокинув голову назад, он устремил пустой взгляд в потолок, где красовалась дыра от выстрела и свежие кровавые пятна. Генрих никак не мог поверить в произошедшее. Мир перевернулся с ног на голову. Еще неделю назад он бы никогда не поверил в то, что он будет гореть желанием убийства и откроет ужасную правду о судьбе отца. Попятившись назад, Генрих медленно терял самообладание, прилив адреналина в крови ослепил его. Тёмная пелена закрывала глаза, а гипервентиляция легких мешала спокойно дышать. Не успев даже осознать всего произошедшего и не начав скорбеть о смерти отца, Генрих услышал, как дверь позади него распахнулась. В помещение вошел офицер «зло» в сопровождение пары солдат. Увидев ужасную картину расправы, солдаты не скрывали напряжения. Но рядом стоящий офицер оставался холоден, он будто каждый день видел похожие картины. Задыхаясь, произнеся только неловкое и оборванное: «Я...». Генрих ощутил жгучую боль в районе живота и то, как все его внутренности сжимаются в несколько раз. Вошедший в помещение офицер ударил подозреваемого в убийстве. Его колено вдавилось в живот юноши. Скрючившись от ужасной боли, Генрих упал на пол. Офицер наклонился к нему и тихо произнёс: «Потерпи, я во всём разберусь». Весь путь до кабинета офицера «зло», Генриха тащили по земле. Он пытался встать и идти самостоятельно, но постоянно бессильно падал вниз. Уже второй раз за последний час он смотрел прямо на дуло ружья. Генрих был усажен на стул; каждое его движение могло стать последним, так как за ним следили два солдата. В глазах охраны читались неприязнь и злость, они переживали, что на них могут так же напасть, как и на Манфрэда. Боль от транспортировки медленно ослабевала, а сознание становилось чище. Генрих сделал то, что ему предложили: он избавился от Манфрэда. А офицер «зло», – как и обещал, – ходил рядом под окнами, ожидая сигнала. Не смотря на то, что всё могло пойти под откос, план был выполнен. Чем дольше Генрих сидел на стуле, тем сильнее его начала грызть мысль, что его обманули. Опять. Дверь распахнулась, через неё, занося прохладный полуночный воздухом, вошел офицер «зло». - Что произошло там? То, что ты сейчас скажешь, повлияет на твою дальнейшую судьбу. - Офицер догадывался, что произошло, и был рад успешному выполнению миссии. Он просто отыгрывал роль непричастного, на глазах у посторонних. - Офицер Манфрэд часто жаловался на ужасное состояния оружий в отряде и всегда их перепроверял. Он зарядил мой карабин, и, когда я хотел его отнять, застрелился. - Генрих заранее, – еще до прихода офицера, – подготовил необходимые фразы, чтобы они казались убедительными и логичными, но один с этим он справиться не мог. - Действительно. Звучит, как правда, - почёсывая свой подбородок, ответил офицер.