Но вот интриги! Психология! Умение видеть гадюк на цветущем лугу… вот этого не отнять у любого, кто хотя бы год прожил при дворе. Тадеуса Чеславовича Ида видела насквозь. Но… стоит ли ругаться? Станиславом он дорожил, к Станиславу записывались за год вперед, и когда Стас сообщил, что желает вот эту девушку – в качестве сестры милосердия, да еще и зарплату ей платить не надо… Жом Рукоцкий едва от радости не заплясал. А когда увидел Иду – вдвойне. Волосы она красила, платья носила мешковатые, но разве обманешь опытного бабника? Никогда! Они добычу за версту чуют! Но в присутствии, опять же, Станислава жом Рукоцкий не наглел. А вот сейчас… – Рядом, – приказала Ида Полкану. Умный пес прижался к ее ноге и изобразил готовность не отставать. Хоть бы и в пещеру с драконом, но с тобой, хозяйка! Так они в кабинет и вошли. Жом Рукоцкий разулыбался во все оставшиеся зубы, числом примерно двадцать – что выбили, что от старости выпало, – и поднялся из кресла, распространяя волну удушливых миазмов. – Жама Ида, вы сегодня само очарование. Ида едва не фыркнула. Она вставала к Станиславу семь раз за ночь. И спала очень плохо. Устала, осунулась, появились круги под глазами… но кризис, кажется, миновал! А это дорогого стоило! – Жом Рукоцкий, я должна вам сообщить, что жом Рагальский не сможет в ближайшее время выйти на работу. – Вот как? И что случилось? Устал? – Свалился с двусторонним воспалением легких, – ледяным тоном проинформировала Ида. – Ну… дело молодое, – жом разулыбался так похабно, что Ида поморщилась. – А когда у него, хе-хе… пройдет это… воспаление? – Жом, – когда Ида хотела, она могла смотреть не хуже своей матери. И взглядом замораживала точно так же. – Вы, видимо, не поняли? Доктор Рагальский болен. Опасно. Мог умереть. Когда выздоровеет – не знаю. То, что ему оказали необходимую помощь, вообще можно приравнять к чуду. Жом Рукоцкий сообразил, что речь не о влюбленности и не о том, что двое молодых людей докувыркались в кровати. Но… характер такой – собачий! – Завидую Станиславу. Везунчик! – Не умер? Безусловно, уже везение, – вежливо согласилась Ида. – Со столь прекрасной сиделкой – любая болезнь нипочем! Особенно в молодости. Ида даже отвечать не стала. Вместо нее ответил Полкан. Вскочил на лапы, посмотрел на жома Рукоцкого, особенно в одну, конкретную часть, и вежливо так высказался: – ГАВ! Жом покривился, но ругаться не стал. Были уже разговоры, и Ида сообщила, что если выгонят собаку, то она тоже уйдет. И ее деньги, что более важно. Поэтому гнать пса к растакой-то матери команды не последовало. Вместо этого жом непроизвольно прикрылся ручками и вздохнул. Этак… похабно-мечтательно. – Ах, Идочка, как бы мне хотелось, чтобы вы и обо мне так же позаботились. Ида прищурилась. – Не думаю, что вы выживете… – Она выдержала точную паузу и продолжила: – С такой горячкой и лихорадкой. Но если свалитесь – пусть ваша супруга посылает ко мне слугу. Я приду за вами ухаживать… покажу ей, как лучше вас переворачивать, судно подкладывать. Тадеус сморщился, словно от кислого. Супруга у него была… И как подлецам так удается устроиться? Впрочем, таких уж жен они выбирают и таких детей воспитывают, что в своих семьях мелких домашних тиранов едва ли не на руках носят и безгрешными считают. Или просто не хотят трогать, пока не сильно воняет? Ида и второму варианту не удивилась бы. – Идочка, вы мне сердце разбиваете. – Тогда вы слишком низко его ищете, – парировала девушка. И потрепала Полкана по загривку. – Я еще раз повторюсь, Станислав болен. На работу вернется не раньше чем через десять дней. Всего хорошего, жом Тадеус. Жом квакнул в ответ нечто приветливо-прощальное и опустился в кресло, провожая взглядом выходящую Иду. М-да… какая корма! Какие обводы! Просто восхитительная девушка, но такая неприступная… как это грустно! А Стасику повезло, м-да, повезло… И жом заулыбался от вставших перед его воображением похабных картинок. Борхум, Дальбек Вообще, этот поступок был против Митиных принципов. Но… Иногда ими тоже можно поступиться. Потому как очень нужны деньги. Очень-очень. Валежный ему, конечно, дал доступ к своим банковским счетам. И Дмитрий пользовался и старался не наглеть. Но… И разорять хорошего человека не хотелось, и динамит нынче дорог, и вообще… Очень уж Мите хотелось сделать одну маленькую такую диверсию… Ну и отомстить немножко Валежному. За что? Наверное, просто обидно было. Вот как хотите, господа, но… Митя Валежному был благодарен – до крайности. Ценил его, уважал, даже восхищался. И именно поэтому жутко хотел подпустить маленькую такую шпильку. Потому как нельзя быть таким идеальным. Вот хотелось, ну хотелось… А если хочется – надо делать! Чего ж страдать-то от нереализованного желания? Делать надо! Митя ласково, даже нежно смотрел на здание банка. Белоснежное, красивое… Пора? Да, пора! Здесь одному сработать не получится, но ничего! Люди свои, надежные, проверенные… и у каждого просто чудесная мотивация – всем нужны деньги. А коли так… О, шум начался! На соседней улице несколько заранее нанятых нищих устроили потасовку. Громкую, грязную, с воплями и швырянием камнями. Чтобы полиция на них отвлеклась во всем районе. Митя им неплохо заплатил, и нищие старались на совесть. Орали, кидались грязью, потом пошли в драку… а поди разними! Они же чумазые, завшивленные, злые… нет, полиция с такими разбираться не любит. Вот пожарный расчет вызвать да водой разлить, как кошаков? Но ты еще поди вызови! Время нужно, а Мите того и требуется. Время и только время! Митя подхватил саквояж и направился к банку. Рядом с ним шел Коля-Ник, нес второй саквояж. Оба прилично одеты, у обоих изменена внешность, наложен грим, покрашены волосы, прилеплены усы и борода – отлично меняет внешность. У Коли еще и очки на носу, тоже полезно… Двери банка приветливо открылись перед новыми посетителями. Охранник смотрел внимательно. Ну смотри-смотри, Митя таких тоже видал. Во всех видах. Небольшая очередь, окошко кассира, и в очереди еще один знакомый человек. Митя честь честью встал, дождался своего момента и, открыв саквояж, предъявил кассиру револьвер. – Видишь? Вот и умничка. Это ограбление. Ник тем временем взял на прицел охранника, Люк, ламермурец, сгонял людей к центру зала, заставлял ложиться. Митя его взял еще и за этим. Ламермурский акцент – такая штука… наверняка его кто-то да опознает. И след уйдет в сторону соседа. Не Русину ж подставлять! – Раздевайся! – это Ник охраннику. Тот поспешно принялся скидывать форму: револьвер всегда был отличным аргументом. Ник подождал конца процесса, связал охранника, а форму натянул на себя. Мало ли что? Захочет кто в банк прийти, а тут охранник стоит на пороге. Простите, торы, извините, жамы, никак в банк нельзя. У нас тут фановую трубу прорвало… к деньгам, наверное. Вот починим – тогда милости просим… Не пахнет? Сейчас завоняет! – Торы и жамы, – мягко обратился ко всем Митя. – Это ограбление. Просьба соблюдать тишину и спокойствие, тогда никто не пострадает. Нам нужны только деньги банка, но не ваши средства. За это время он запер наружную дверь и повернул табличку на «закрыто». Вот так… авось, никто и не полезет. Им уже пообещали, что у них ничего не возьмут, а банк… Там чужое, там не жалко.