– Птицы, – сказал он. – Птицы, птички. Птичечки. Потом резко развернулся, показал большие зубы. – Вот это семья птиц. – Семья птиц? – Да, на рисунке. – А кто есть кто? – Никто, никто. Ну просто семья птиц. Он облизнул губы и вздохнул. – Хочешь, чтобы я был счастливым. Но ты и сам не будешь счастливым. Я сказал: – Все-то ты знаешь. – Я видел такой сон. – Да, конечно, ты видел. – Давай вместе посмотрим мой сон, – сказал он. – Так не бывает, – сказал я. – Сон нельзя разделить, можно только рассказать. – Ну, – сказал Ванечка, – не хочешь – как хочешь. – А куда повесим кормушку? – Никуда, – сказал он, взял кормушку и обнял, как игрушку. – Я буду с ней ходить. Разумеется, я пытался его отговорить, да только ничего у меня не вышло. Так и ходит Ванечка теперь со своей кормушкой. Завтра все выйдет, завтра уговорю. Запись 94: Пионербол Коротко расскажу про пионербол, чтобы отвлечься. Вообще-то соревнование вышло замечательным, и мы, конечно, победили. Но наши противники держались храбро. Кроме того, они тоже очень умелые и спортивные. Уважение к сопернику есть основа социалистического соревнования. Однако, несмотря на то, что я вполне горжусь нашей командой, скажу также, что нашу победу можно в определенном смысле считать не совсем честной. Хотя мне не хотелось бы так думать, но да – мы использовали нашу связь. Это вышло совершенно незапланированно, но очень здорово. В пионерболе часто бывает так, что несколько соратников реагируют на мяч одновременно, из-за чего его и упускают. Мы же действовали как очень слаженная команда. Неестественно слаженная команда. Я всегда знал, когда подача отправляется мне и кто еще хотел бы ее перехватить. Мы даже спорили каким-то странным образом, не словами, не мыслями, а как бы невидимыми волнами. Это тоже очень сложно объяснить. Но благодаря этой связи я вдруг почувствовал себя почти сверхчеловеком. Кроме спортивного азарта, вполне ожидаемого в такой ситуации, я чувствовал нечто еще, какое-то странное превосходство, усиливаемое ощущением общности. Я знал что-то такое, чего еще не знали мои соперники. Чувствовал что-то такое, чего они еще не чувствовали. Мы стали чем-то цельным, неразделимым, связанным, а вот на противоположной стороне играли люди, которые умели договариваться между собой только словами. Им нужно было много слов, много криков и команд. Все это вызывало у меня своего рода эйфорию, странную, не совсем человеческую. Во всяком случае прежде я такого не испытывал. Мы все были взвинчены и били по мячу ужасно сильно, за что мне теперь стыдно. Попытавшийся поймать мяч, брошенный Валей, Алеша упал на спину и больно ударился. Счет: 7:3. А когда мы сделали перерыв, я вдруг увидел, как все предметы засветились, словно бы у них появились видимые разноцветные контуры. Это было очень красиво, но потом я потерял сознание. Пришел в себя уже в процедурной. Оказалось, у меня случился припадок, с судорогами и всем таким, однако я совсем ничего не помню. Эдуард Андреевич сказал, что это не страшно, однако вид у него был обеспокоенный, и я понял, что это страшно. Надеюсь, такого больше не повторится. Запись 95: Станислав Константинович и смерть К сожалению, у меня случилось еще два припадка. Ночью и утром. Эдуард Андреевич сказал, что это не очень хорошо, и мое тело выдает слишком сильные реакции. Хотя теперь я стал выносливее обычного человека, все-таки я могу таким образом погибнуть, если мне очень не повезет. Я спросил: – Могу ли я стать бесполезным из-за припадков? – Скорее всего, твой мозг будет восстанавливаться довольно быстро. Вряд ли эти припадки приведут к значительной деградации. – Нет, – сказал я. – Прошу прощения, я спросил не так. Я имел в виду именно бесполезным. Когда у товарища Шиманова, папы Бори и Володи, начались такие припадки, его отправили обратно на Аврору. Это ведь неудобно в бою. Эдуард Андреевич помолчал с полминуты, а потом сказал: – Уверен, для тебя смогут найти дело. Я сказал: – Но я собираюсь быть героем. – Лучше бы ты беспокоился о своем здоровье. – Здоровье меня совсем не беспокоит! Я чуть не плакал, мне стало так невероятно обидно. Эдуард Андреевич прописал мне противосудорожные препараты и сказал, что припадки вполне могут быть временным явлением, а редкие припадки, не чаще одного раза в полугодие, встречаются у десяти процентов солдат. Я сказал: – Но у меня уже было три припадка. – Все происходящее для твоего организма – шок, Жданов. Твой мозг изначально был склонен выдавать судорожную активность. Масла в огонь подлил Боря, он все смеялся и говорил: – Вот! Вот! А какой ты психопат, а? Эпилептоидный! Это все изначально было понятно! Доктор Шиманов никогда не ошибается. И я вдруг сильно схватил его за запястье, так, что от неожиданности Боря даже вскрикнул. Нас разнял Володя. – Оставь человека в покое, Борька, – сказал Володя. – Не видишь, болеет человек.