Об этом я думаю сейчас, и в метро я подумал об этом. – Галечка же меня не забудет? – спросил я. – Что ты! Когда будешь писать мне письма, пиши и для нее: я ей почитаю. – Она может и сама, ей надо практиковаться, – сказал я. – И привезу что-нибудь на память. Такое… Я дотронулся пальцем до маминой броши. – Чтобы она могла это хранить. Отчего-то маму очень расстроили мои слова. Дальше мы ехали молча. Туман не рассеялся, когда мы вышли из метро. Белое, важное здание вокзала будто плыло в мягком, молочном облаке и оттого казалось немного сказочным, как замок на горе. Высокий шпиль поддерживал грузное, низкое небо, и от этого тоже становилось тревожно. Как воздушный шарик, балансирующий на игле. Но если такое небо лопнет, нас всех зальет водой. Вокзалы мне нравятся, там всегда людно, а людные места я люблю. На вокзалах теряется ощущение дня и ночи, время там всегда особое, свое, вокзальное. Мы с мамой достали мой билет, сверились с ним, нырнули в толпу, чтобы найти нужный нам путь. На вокзале много встреч и расставаний, радости и грусти. Часто на вокзале можно увидеть людей из КБП, однажды, когда мы провожали дедушку в командировку, я видел, как люди из КБП забирали вредителя. Он пытался уехать из города без справки о здоровье, ясное дело – зачем. Хотя такие выходки – относительная редкость, все-таки они опасны! Температурные сканеры на вокзале работают непрерывно, однако в большом потоке людей бдительность всех граждан остается необходимостью. Вот и я, конечно, тут же удвоил свою бдительность. Очень сложно выделить кого-то из толпы, заметить его странность, нервозность, но я старался. Классические признаки ксеноэнцефалита известны мне с самого детства. 1. Температура выше 42 градусов, однако человек сохраняет продуктивность, несмотря на такую страшную лихорадку. 2. Неврологические нарушения разнообразного характера. 3. Ощущение «шевеления в голове», на которые больной часто жалуется. 4. Нарастание агрессивности. Я думал: если буду достаточно бдительным, могу спасти множество жизней. Впрочем, мы с мамой быстро нашли нужный нам путь, и я об этом немного пожалел. Я бы лучше еще поискал тех, у кого зашевелился червь в голове. Хотя, внутри всего, что плохо, есть хоть капелька того, что хорошо. Разумеется, Боря – это очень плохо, но Володя – это терпимо, а их папа, товарищ Шиманов, – это даже очень хорошо. Мне сложно назвать Борю своим товарищем, честно говоря, я не знаю человека, который мне нравится меньше, но их с Володей отец достоин всяческого восхищения. Во-первых, он летает в Космос. Во-вторых, он победил ксеноэнцефалит. Нет, не так. Во-первых, он настоящий герой и много раз спасал своих товарищей на войне, которая ведется так далеко отсюда и такими методами, о которых мы даже не подозреваем. Жаль, товарищ Шиманов почти ничего не может нам рассказать из-за подписки о неразглашении. Пожалуй, я даже его опишу. Товарищ Шиманов – сухощавый, невысокий человек с красивыми глазами, высоким лбом и белыми острыми зубами. От него всегда пахнет «Шипром», и в последние годы он всегда ходит в перчатках. Паразит страшно изуродовал его руки. Однажды, на десятом дне рождения Володи, товарищ Шиманов снял перчатки и бросил их на стол. Я опишу увиденное, хотя это слегка неприятно: на руках у него нет кожи, совсем, только красная плоть, и видно кости, и в этой красной плоти что-то непрестанно шевелится, будто змея ползает под простыней. – Во! Во как, гляньте! – сказал он тогда. – Девчонки и мальчишки, нравятся вам такие медальки? Я все смотрел на его руки. Казалось, ему совсем не больно, но плоть была влажной, живой, незажившей. Товарищ Шиманов любит истории о том, как он остается единственным из своего взвода, как все умирают, а он – нет. Я понимаю, почему так все время случается, а вот он, по-видимому, этого понимать не хочет. – Война, – говорит он, – делает из мальчиков мужиков. Война вращает мир, а не какая-нибудь там любовь! Еще товарищ Шиманов часто рассказывает, как (иногда кто-нибудь в его историях выживает) спасал жизни своим товарищам. Будет уместно процитировать его, опуская, по возможности, все нецензурные слова: – И тут я ей говорю: предлагаю тебе руку и сердце. Руку она не взяла – на хрена ей моя рука, такой мадаме. Но сердце, сердце она взяла. Мне пришлось вскрыть себе грудную клетку консервным ножом. Вы бы знали ка-ак это сложно. Приведу еще одну цитату товарища Шиманова: – Как только им был нужен какой-нибудь орган, они запускали в меня нож. Потом уже никто ничего не спрашивал. А я говорю: я что, проститутка, что ли? Употребленное мной слово «проститутка» является заменой своему куда более жесткому эквиваленту. И всегда товарищ Шиманов после этих слов начинает смеяться, он вообще часто смеется. В последнее время товарищ Шиманов немного сдал, у него все сильнее проявляются последствия использования паразита, и ходить ему теперь приходится с тростью. Володя говорил, что это вовсе не те самые признаки, а просто его папа – алкоголик. Это тоже правда, товарищ Шиманов употребляет одеколон «Шипр» не только по прямому назначению, но и в качестве, как он выражается, духовного анестетика. У товарища Шиманова много недостатков: он агрессивный, язвительный, часто и не по делу смеется, вероятно, он домашний тиран. Я не поощряю его поведение, однако ему не откажешь в своеобразном лихорадочном обаянии, и он весь увешан медалями, красноречиво говорящими о том, на что он готов ради своей Родины. Кроме того, он – единственный человек из тех, кого я знаю лично, которому червь в голове не помешал отправиться в Космос. Иногда, когда на родительском собрании мне удается постоять рядом с ним, я представляю, что он – мой папа. Это очень стыдно, даже мысленно пытаться присвоить себе чужое: чужого папу, чужую историю. Но я с этим борюсь. – Александр Васильевич! – сказал я. – Доброе утро! Очень здорово вас увидеть! Слова тут же, едва только они покинули меня, показались мне фальшивыми. Боря и Володя засмеялись. – Ваши подвиги, военные и трудовые, отношение к товарищам, а также стойкость в непростых жизненных ситуациях вдохновляют меня на поступки, – провозгласил я. Товарищ Шиманов наклонился ко мне и сказал: – Я все время думаю, как так в детстве за тобой мамаша не доглядела, что ты радио проглотил? Он положил руку мне на голову, на ощупь его рука чувствовалась куда мягче, чем должна, потому что она была лишена кожи, кожу ему заменяли черные перчатки, но под ними – сразу плоть, мясо. – Еще что-нибудь скажи, давай! – Я готов доложить вам обстановку. Подозрительных элементов за время исследования вокзала мною обнаружено не было. – Ну вот и славно, – сказал товарищ Шиманов. Из-под его перчатки подтекала желтоватая жидкость, одна капля приземлилась прямо рядом с моим ботинком. Но мне не стало противно, ведь я разговаривал с героем. Товарищ Шиманов закурил одну из своих по обыкновению невероятно вонючих папирос (они отбивали железный, кровяной, мясной запах, исходивший от него, как и щедро набрызнутый «Шипр»). – Катерина, – сказал он моей маме. – Небось все глаза выплакала, а? – Нет, – сказала мама. – А где Лена? – У нее голова болит, – ответил товарищ Шиманов. – Я так и сказал ей: ну и хрен с ними, не езжай. – Я хотела с ней поговорить, – чуть подумав, добавила мама. – О мальчиках. – Ну, о мальчиках и со мной можно пошептаться, – сказал товарищ Шиманов, показав острые зубы. Мама взяла его за рукав, оттянула в сторону, и я увидел, что ноги у товарища Шиманова заплетаются, впрочем, не упасть он умудрялся с невероятным изяществом. – Твой Борис донимает моего Арлена, – сказала мама тихо, но недостаточно тихо, чтобы я не услышал. Во всяком случае, достаточно тихо, чтобы не услышали Володя с Борей. Товарищ Шиманов засмеялся, а потом громко, как пьяный (или он и был пьяным), развязно приобняв мою маму за плечи, сказал: – А ты объясни-ка своей дочке, что стучать – это плохо, а то тяжело ей в жизни придется. Пока твоя лапочка-дочка этого не поймет, ее будут учить. Надо ли описывать здесь степень моего унижения? Боря заливисто захохотал, запрокинув голову, Володя сказал: – Батя есть батя. – И развел руками. Я почувствовал, как сильно у меня горят щеки. Теперь казалось, что так будет всегда. Мама сказала: – Вот почему я с Леной хотела поговорить. Ты-то на людей кидаешься. Я не подходил к Боре и Володе, но Володе помахал, чтобы показать, что мы товарищи, несмотря на всю эту ситуацию. Пришло время рассказать о Володе и Боре. Так как они будут появляться в записях довольно часто, следует их тоже описать. Возможно, когда я захочу перечитать эти записи в будущем, из-за червя моя память пострадает, и я не смогу вспомнить чего-то важного. Требуется быть очень обстоятельным, но не слишком обстоятельным. Володя и Боря: Общее: 1. Они оба зализывают волосы так же (пишется раздельно, в значении «тем же образом»), как их отец. 2. Отец отдал их в программу, потому что посчитал, что война – лучшее занятие для мужчины. 3. Они любят висеть на турнике вниз головой, несмотря на то, что Фира говорит, будто от этого глупеют. 4. Они активные, любопытные дети, для своего возраста уже слишком непоседливые.