– Пронто, – сказала трубка. – Я могу говорить по-русски? – спросил Саша. – Да. – Я привез… Фриш… – Я знаю. Сегодня вам удобно? Мой адрес… – Нет-нет, – перебил Саша. – Я никуда не поеду, мало времени. Давайте здесь (он назвал мост). Вечером. Договорились? В руках у меня будет… – Я знаю, – повторил голос. Они попрощались, и теперь Саша стоял, в оцепенении переводя взгляд с предмета на предмет. Пора было обедать. Он оделся и медленно, словно пересчитывая ступени, спустился на улицу. Значит, сегодня? Солнце стояло в зените, мрамор от жары лоснился. В небе над набережной, куда он вышел, колыхалась стая птиц. Она была похожа на сетку, и, когда эта “сетка” опустилась на ближайший тополь, дерево наполнилось оглушительным треском. Саша потушил сигарету и спустился с моста. Он решил сделать крюк и свернул на Джулию. Солнце почти не проникало на эту прямую и узкую, как тоннель, улицу. Первый день в Риме они с женой всегда начинали отсюда. У фонтана фотографировалась группа туристов, и Саша встал поодаль. Когда они ушли, он снял очки и подставил голову под воду. Ледяная, она обожгла кожу. Уф, хорошо. “В тени карниза Микеланджело… где воздух похоронен заживо…” Саша двинулся дальше, упирая ступни в блестящие и круглые, словно черепа, камни. Он вышел на площадь. За темным стеклом знакомой витрины Саша различил пирамиды стульев. Значит, кафе закрылось. С Катей, хозяйкой этого кафе, он был знаком, она немного говорила по-русски и всегда расспрашивала о Москве. Катя была там в 70-х и вспоминала Москву с восторгом, а Саше было неловко: он давно разлюбил родной город. Ее Франко работал художником в римской опере и однажды устроил места на “Джоконду”. Но всё не может быть вечным даже в вечном городе, да. И Саша сел в кафе напротив. Пока он ждал обед, на улицу вкатился трехколесный грузовой мотоциклет. Водитель – старик в красной выцветшей бейсболке – отпер узкую дверь в стене, и они с женой принялись заталкивать машину. Но покрышки скользили по булыжнику, машина скатывалась в переулок, и вскоре старик сдался и сел за столик. Равнодушно глядя перед собой, он ждал, пока его старуха кричала по телефону, вызывая какого-то Массимо. Когда в переулке образовалась пробка, официант снял фартук и втроем они, наконец, затолкали машину в стойло. Старик вернулся за столик и подмигнул Саше. Тот кивнул в ответ: “Привет, Соломон”. VI Саша хотел закрыть компьютер, но передумал и набрал: “Огонь любви”. Он хотел написать рассказ с таким названием. Об этой истории Саша узнал в Костроме и решил подарить ее своему прадеду. Но его отвлек тубус. Саша лег на кровать и уставился на освещенную стену. “А что бы ты хотел там увидеть, – спросил он эту стену. – “Возвращение блудного сына”, что ли? Пачки с героином?” Он рывком встал, подошел к столу и быстрыми, чтобы не передумать, движениями отвинтил крышку. Из тубуса с тихим свистом выпал тяжелый сверток. Папиросная бумага, еще бумага. Один край он прижал компьютером, другой – лампой. Темный фон, спина в халате. Зеленое сукно. Возится с чем-то, а голову повернул: окликнули (Саша приблизил лицо). Не может быть, чтобы пахло краской. Это же середина XIX века. Колорит вообще рембрандтовский. Соломон? Жаль, не разобрать подпись. А второй холст был разрисован акриловыми красками, это была современная живопись. Когда Саша проснулся, стена за окном погасла. Он услышал музыку, подошел к окну, закурил и выглянул. Арфистка сидела у стены, некрасиво расставив ноги. Ее инструмент напоминал оконную раму. Девушка играла битловский шлягер, и несколько человек стояли вокруг, а один даже подпевал. Саша перевел взгляд на мост – там уже расположились собачники и торговцы, и марроканец, который толкал наркотики. Он вспомнил голос в трубке. “Отдам картины, дальше у меня свои планы”, – решил он и посмотрел на тубус. До встречи оставалось четверть часа. От удара дверью арфистка сбилась, но быстро подхватила. Он кинул монету, зашел в кафе и купил рожок мороженого, но в духоте не почувствовал вкуса и выбросил. Поискал салфетку. Не нашел. Пересек улицу, встал у парапета и посмотрел на мост. “Этот? Или?” Саша неспешно поднялся и прошел в толпе на ту сторону, где распаковывались музыканты. Вернулся. “Здесь или дальше?” – соображал он. “А, вот хорошее место”. “Если что, брошу в воду”. Но что “если что”? Он поставил тубус на землю, а сам отвернулся к воде. Маслянисто блестевший Тибр был неподвижен, зато по-вечернему истошно кричали птицы. Потом взвыла сирена и стая птиц взмыла в воздух. С наступлением темноты Рим утопал в огнях и звуках. Английская, итальянская, немецкая, русская, китайская… В коконе из этих звуков Саша казался себе персонажем какого-то старого, черно-белого еще, фильма. На несколько секунд мысль эта отвлекла его, а когда Саша опустил глаза, тубуса на асфальте не было. Он поднял голову и встретился взглядом с человеком, который держал тубус. Перед ним стоял Вадим Вадимыч. VII – Во времена Муссолини тут был госпиталь, – Вадим Вадимыч открыл дверь и пригласил Сашу в квартиру. – А в этом крыле находилось отделение военной психиатрии. ВВ провел рукой по стене с кафелем: – Правда, осталась от госпиталя одна только стенка. Но дух живет где хочет, правда? Саша услышал как ВВ рассмеялся: тихо и отрывисто, словно нос продувал. – Садитесь, сейчас кофе, – предложил он. – Или вино? Тогда нужен штопор. ВВ положил тубус, который тут же откатился к стопке деревянных реек. Он открыл ящик и быстро закрыл его. Поднял глаза. Несколько свисающих ламп освещали столешницу, а над кафелем из стены торчали железные кольца. ВВ сдвинул рулоны, чтобы расчистить место для стаканов. В банке, которую он убрал под стол, качнулась и чуть не перелилась густая жидкость. Саша помог ему перетащить резак. – Сейчас, – приговаривал ВВ. – Расчистим. Хотите лед? – Что? – А его и нет. ВВ гремел пустотой в холодильнике. Свет падал на его лицо снизу. – У меня в детстве была такая марка, – заметил Саша. – Лицо освещено у кочегара как у вас. – Что? – А вождь смотрит в окно паровоза, – добавил он. ВВ выложил персики на тарелку: – Куда смотрит? – Уж точно не в вашу сторону. – Уверены? Он вывалил персики с тарелки на стол, те бесшумно покатились. ВВ поймал их и сложил как бильярдные шары в кучу. – Думаете, я мечтал вот об этом? Он обвел комнату невидимой палочкой и добавил: – Лопухов. – Что Лопухов? – А картина. О который вы говорите. У меня с этой маркой связана одна аберрация детская. Я видел не лицо в кепке, а страшную морду. – Не припоминаю. – Я покажу. – Может, лучше эти? – Саша кивнул на тубус. – А что бы вы хотели увидеть? – “Возвращение блудного сына”, – со злостью ответил Саша. – Кстати, я познакомился с вашей сестрой. – Надеюсь, она не слишком вас фрустрировала. – Она хорошая. – М, м! – Вадимыч уже расправился с персиком и теперь слизывал сок с пальцев. – Выдающийся характер. Сам пропадай, а товарища выручай. – Где она сейчас? – спросил Саша. – Улетела! Горы! Покорение! – Он начал выкрикивать слова. – Поклонение, – поправил Сухой. – Поклонение! – охотно прокричал Вадимыч. – Что вы орете? – А вы не слышите? – Что? – А! – ВВ снова вскрикнул. – “А, а, а…” – ответило эхо. – Попробуйте, – предложил он. Саша хлопнул в ладони. – Громче! Топните! Ну? Слышите, какое эхо? ВВ обвел руками потолок: – Калигула пользовался этим изобретением. Свод незаметный, но слышно все, о чем говорят на другом конце стола. Некоторые прямо с пиршества отправлялись к животным. Из-за стола на стол, можно сказать. Вы не были? – Где? – Вот где подлинная история человечества. Музей пыток! Это вам не деревяшки Леонардо, тут настоящий простор для творческой фантазии. ВВ вытащил лист: – Я даже зарисовал одну штуковину. Вот, смотрите. Здесь зажимают, а сюда клинья. Вы не поверите, что происходит. Никогда не догадаетесь. Ноги распухают, а кровь идет из пальцев. Дальше, если устройство с шипами, сходят ногти. Да, да, именно в такой последовательности. Когда вытекает жир, человек обычно теряет сознание. Ну, ему дают понюхать какой-то соли, иначе какой смысл? А суставы и кости дробятся только под занавес… – Слушайте, зачем такие подробности? – не выдержал Саша. – Мы за столом. – А город, – ВВ пожал плечами. – Такой. – Какой? – И ублажать, и истязать. В этом они достигли высот потрясающих, просто выдающихся. Сепсис или болевой шок? Остановка сердца? Когда сдирают кожу, например? А когда сжигают? Лопаются или вытекают? Медицина не успевала за палачами. Вы кошек в детстве мучили? Он покатил в сторону Саши персик. – Но зачем? – Саша поднес его к губам. – Что это дает? Мякоть была приторной и сочной. – Дух, – ответил ВВ.