– Нет. – Доггер покачал головой. – Письма почти наверняка существуют, иначе все это упражнение не имело бы смысла. Но они не пропали. Миссис Прилл, а может быть, кто-то другой почти наверняка хорошенько их припрятал. Но поскольку она наняла нас, чтобы их найти, мы их отыщем. – Значит, спешки нет, – подытожила я. – Нет, – подтвердил Доггер. – А вот, если я не ошибаюсь, справа от нас больница «Нэпхилл». Давайте готовиться к выходу. Вскоре мы стояли на платформе, наблюдая, как наш поезд уезжает на юго-запад в сторону Фарнборо. За время нашего путешествия небо расчистилось, и теперь мы наслаждались прекрасным неожиданным осенним солнцем. На юге, за железнодорожными путями, находилось кладбище Бруквуд, и, должна признаться, меня постигло разочарование. Кладбище Бруквуд вовсе не было похоже на Хайгейт с его заросшими мхом, разрушающимися ангелами и покосившимися надгробиями, где смерть превратилась в произведение искусства. Нет, напротив, Бруквуд оказался совершенно плоским, и этот унылый пейзаж нарушали только странная роща хвойных деревьев и изгороди. Стоящие там и сям ротонды, построенные под классику, пытались сделать это место сколько-нибудь интересным. На тридцать с чем-то акров тянулись витрины магазинов – тридцать с чем-то акров дурного вкуса, насколько я могу видеть. Мы пошли по боковой ветке мимо комнаты отдыха и покойницкой, расположенных на удивление близко друг от друга, как на мой вкус. – В былые времена, – начал рассказывать Доггер, – локомотив отвозил похоронные поезда на частную железную дорогу, где вагоны отсоединялись и дальше их транспортировали на кладбище лошади. – А локомотив? – спросила я. – Возвращался в Лондон возить живых, пока не приходило время обратного путешествия из Бруквуда. – А живые знали, что этот самый поезд только что перевез кучу трупов на кладбище? – Общественные дискуссии не поощрялись, – ответил Доггер. – Вопросы санитарии и тому подобное… – Звучит так сухо и по-медицински, – заметила я. – Расписание и билеты. – Смерть, она такая. Если задуматься… – а потом, словно его настигла запоздалая мысль, он добавил: – Лондонская компания «Некрополис» когда-то в качестве телеграфного использовала адрес: Тенебрио, Лондон. – Что это значит? – Тип существительных, который так любил Цицерон и почти никто после него. Не совсем инфинитив и не совсем… – Герундий! – воскликнула я. Даффи, жившая и дышавшая подобной чепухой, безжалостно читала мне лекции о герундиях. Герундий, насколько я помню, это что-то среднее между глаголом и существительным, обозначающее действие. Например, «отравление». – Именно, – сказал Доггер. – Происходит от tenebrae – латинского слова «темнота» и означает затмение, помрачение. Я предположила, что это название имеет отношение к родному человеку. Может даже, игра слов, имеющая отношение к цвету лица, который был так увлекательно описан мистером Во в «Возвращении в Брайдсхед», одной из моих самых любимых книг. – С тем же успехом они могли назваться «Превращаясь в тени», – заметила я. – Согласен, – ответил Доггер. – Tenebrio несколько отдает литературщиной. Думаю, это название придумал какой-нибудь выпускник частной школы, занявшийся похоронным бизнесом. Мы шли в молчании. Через некоторое время мы добрались до широкой улицы, пересекающей железнодорожные пути. Улица называлась Кладбищенская граница. – В том направлении расположен Южный вокзал, а в этом – Северный, – указал Доггер. – В чем разница? – Южный вокзал для англикан, а Северный – для диссентеров[7]. Когда мы остановились рядом с указателем на военное кладбище, Доггер внезапно погрузился в глубокую задумчивость. Словно по мановению палочки злого колдуна, на его лице появились резкие морщины. Я знала, о чем он думает. Многие его боевые товарищи похоронены здесь. Эта война обошлась особенно жестоко с Доггером, как и с моим отцом. Оба пережили ее, но были отмечены ею навеки. Это не тема для обсуждения. Должно быть, прогулка по железнодорожным путям вернула его в прошлое, во времена его плена, когда он и отец вынуждены были работать на бирманской Дороге Смерти. Как отважно с его стороны было отправиться со мной на другую дорогу смерти, пусть даже она находится в Англии и сейчас совсем другое время. Должно быть, это настоящая пытка. Надо отвлечь его. – Взгляни, Доггер, – сказала я. – Вот администрация кладбища. Они смогут направить нас к могиле мадам Кастельнуово. Доггер медленно повернулся, как будто видел меня в первый раз, как будто я незнакомка, обратившаяся к нему с вопросом, как найти дорогу. – Отличная идея, – с заметным усилием сказал он, заставляя себя вернуться из путешествия в прошлое на чужие опасные берега. – Своевременная помощь всегда приветствуется. Администрация представляла собой белое кирпичное здание, явно знававшее лучшие времена. Сто лет дождей оставили свои отпечатки, и местами стены поросли мхом. Доггер открыл дверь, и мы вошли в темное помещение. Внутри царила атмосфера… Я не сразу смогла уловить ее, но здесь пахло не столько смертью, сколько унылой коммерцией. На стенах висели плакаты в рамках, словно рекламирующие путешествие в места, откуда нет возврата. За столом возникло какое-то шевеление, и через минуту или около того перед нами появился невысокий мужчина. Он был одет в тесный черный костюм с желтоватым целлулоидным воротничком. Заморгал на нас сквозь серебряное пенсне, как будто мы – привидения. Под одним глазом чернел синяк. Интересно, это результат драки или нечто декоративное? Часть атмосферы? Должно быть, я смотрела на него слишком пристально, потому что он прикоснулся пальцем к пострадавшему глазу и пробормотал: – Гроб наехал. Как будто это все объясняет! Поскольку мне доводилось бывать в таком же затруднительном положении, я прекрасно поняла его и успокоила, сочувственно сморщив нос и верхнюю губу, как будто говорила: «О! Разделяю вашу боль». – Добро пожаловать в Бруквуд, – сказал он совершенно другим, на удивление жизнерадостным голосом. – Полагаю, вы не собираетесь здесь задерживаться? Он шутит? Я взглянула на Доггера в поисках реакции, но он сохранял хладнокровие игрока в вист вечером в пятницу в Святом Танкреде. Под моим взглядом выражение его лица чуть смягчилось, только чтобы дать понять, что он уловил иронию. – Мы ищем могилу мадам Кастельнуово, – сказал Доггер. – Насколько я знаю, она была погребена здесь в августе. – Вы семья? – поинтересовался маленький человечек, на всякий случай изображая скорбь. – Поклонники, – поправил Доггер. – А! Значит, музыканты? – Скорбь сменилась выжиданием зрителя в оперном зале, перед тем как поднимется занавес. – Что-то вроде. – Доггер почтительно склонил голову. – Что ж, – произнес человечек, потирая руки. – Посмотрим, посмотрим. Это было недавно? – В августе, – повторил Доггер. Мужчина по очереди посмотрел на нас, словно пытался найти в наших лицах что-то вроде визиток с необходимой информацией. Время словно застыло. А потом, как будто придя к какому-то решению, он отвернулся и начал суетливо копаться в недрах шкафчика. Мы слышали шорох бумаг и театральные вздохи. После того, что показалось мне вечностью, он вынырнул из деревянных недр, сжимая в руках пухлую папку с неровными краями. Бухнул ее на стол. – Да, вот оно, – сказал он, лизнул указательный палец и пролистал до нужной страницы. На старом официальном бланке я с удовольствием увидела логотип лондонской компании «Некрополис и Национальный мавзолей» – змею, глотающую свой хвост и обвивающуюся вокруг черепа с костями, и песочные часы с подписью Mortuis quies vivis salus. Выгнув брови, я указала Доггеру на бланк. Он едва заметно улыбнулся, что означало: «Позже». Мы наблюдали, как мужчина с синяком тщательно рисует карандашом участок кладбища, который мы ищем. – Место 124, – сказал он, отмечая его на карте большой буквой Х. – Римско-католическая секция. Рядом с часовней. Разумно. Испанская леди, скорее всего, будет погребена в объятиях своей матери-церкви, а не рядом с диссентерами. – Удачной охоты, – жизнерадостно пожелал нам человечек, когда мы пошли к выходу. За спиной Доггера я по-маньячески ухмыльнулась и сделала вид, что стреляю ему в лоб, сложив пистолетом указательный и большой пальцы. Он улыбнулся с таким видом, будто мы давно потерявшиеся близнецы, разлученные в колыбели. – А теперь, Доггер, девиз на латыни. Ты обещал. – Mortuis quies vivis salus, – сказал Доггер. – В грубом переводе это означает: Безопасный отдых для живых мертвецов. Я широко распахнула глаза. – Вампиры? – выдохнула я, оглядываясь в сторонах, чтобы убедиться, что из-за ближайших надгробий на нас не бросятся никакие привидения или волосатые чудовища. – Не совсем, – возразил Доггер. – Хотя это было бы чрезвычайно увлекательно, не так ли? Я молча кивнула.