Доггер не удивился нашему появлению. – Миссис Ричардсон звонила, чтобы поинтересоваться, прибыли ли леди, – сказал он, встречая нас в дверях. – Я приготовил комнаты в северном крыле. – Отлично, – сказала я. Не буду говорить гостям, что в последний раз в этих покоях располагалась жертва убийства. – Уверена, они подойдут идеально. И я не стала уточнять, кто кому – леди комнатам или комнаты леди. 9 Работа, работа, работа, – бормотала миссис Мюллет. – Только мы избавились от одной, а теперь еще две. По виду, с которым она намывала плиту «Ага», я могла определить, что она чрезвычайно довольна. – Не знаю, что бы мы без вас делали, миссис Мюллет, – сказала я. – Умерли бы, – отрезала она, но подмигнула при этом. – Сдохли, как собаки. Вы все. И мне было бы все равно. – Конечно, вам было бы не все равно, – возразила я. – Вы бы навещали наши могилы и украшали их бледными примулами. Неожиданно вокруг меня обвились руки миссис Мюллет, и она прижала меня к себе изо всех сил. По ее лицу покатились слезы. – О, мисс Флавия, – зарыдала она, – что мы будем без нее делать? Я не сразу поняла, что она имеет в виду Фели. Очень хотелось сказать: «Теперь у нас будет лишняя порция бекона» – но сейчас не время. Надо тщательно подбирать слова. – Не знаю, миссис Мюллет. Будем держаться друг друга и делать то, что должно. Я вспомнила фильм «Спасательная шлюпка»[14], на который миссис Мюллет водила нас с сестрами в Хинли. То, как небольшая группа людей всех рас, классов и характеров удивительным образом объединяется перед лицом трагедии, видимо, произвело тогда на меня глубокое впечатление, поскольку я не успела заметить, как сама обняла миссис Мюллет и мы обе громко завыли. Мы тоже выжившие, не так ли? Мы брошены в темноте, и нашу хрупкую скорлупку подстерегают смерть, горе и потрясения. Когда взойдет солнце, какое имя будет написано на борту шлюпки? «Букшоу» или «Флавия де Люс»? Это скажет только новый день. Я не склонна к мрачным мыслям, но предстоящий день обещал гром и молнию. Возможно, буря началась со свадьбы Фели и осознания того, что я теряю еще одного члена семьи. Все это адски сложно. Желание быть окруженной теми, кто со мной одной крови, вызывает у меня стремление остаться одной. Бессмыслица. Признаю, иногда я бываю резка сама с собой и, следовательно, с окружающими. Как я могла быть настолько бесчувственной, чтобы потащить Доггера вместе со мной на лондонскую железную дорогу «Некрополис»? Почему я не подумала, что это путешествие вызовет у него жуткие воспоминания о военном плене на «Дороге Смерти» в Бирме? Что со мной творится? Почему мои чувства превращаются в осиное гнездо? Эти и другие вопросы пролетали у меня в голове вспышками молнии, пока мы с миссис Мюллет цеплялись друг за друга, как за последнюю соломинку. За последнюю соломинку. Да, это так, такова цена жизни во всех смыслах слова. Просто нужно помнить об этом в темноте. Я думала над тем, как высвободиться из объятий миссис Мюллет и не обидеть ее, когда кухонная дверь распахнулась и появился Доггер. – Прошу прощения, – тихо произнес он, увидев нас, и собрался уйти. – Все в порядке, Доггер, – сказала я. – Мы просто поздравляли друг друга с отлично проделанной работой. Что не объясняло слезы, но Доггер был сама сдержанность. – Я приготовил две комнаты по обе стороны от голубой спальни для мисс Персмейкер и мисс Стоунбрук, – сказал он. – Подумал, что они оценят уединение. – Уверена, ты прав, Доггер, – сказала я. – Они наверняка устали жить в палатках. Голубая спальня в северной части дома предназначалась для тетушки Фелисити во время ее визитов. Сколько я себя помнила, все остальные комнаты в этом длинном темном крыле не использовались, консервировались нафталином, мебель завешивалась пыльными простынями. Спустя столько лет эти помещения до сих пор пахли камфорой и парадихлорбензином – веществами, которые используются в морилках энтомологов, разлитых в красочных жестянках и коробках с восхитительными именами вроде «Парацид» (я не выдумываю!) или «Кристальный газ». Не стоит говорить, что в Букшоу нет моли. Для любого человека, имеющего глаза, Букшоу – рай отравителя. Даже шубы моей покойной матери Харриет постоянно хранились в музее, в который превратилась ее спальня, и тщательно протирались водным раствором сулемы – хлорида ртути, который так же использовался в качестве консерванта для железнодорожных шпал (деревянных, которые находятся под рельсами). Томас Туссер, великий и недооцененный поэт XVI века, человек, намного опередивший свое время по части ядов, предупреждал об опасностях домашнего хозяйства: Бездумно крысиный рассыпавши яд, Отравишь себя, домочадцев и чад. На самом деле раскопки в северной части дома могли бы помочь нашим дамам-миссионеркам чувствовать себя совсем как дома, поскольку эти места были так же далеки от нахоженных путей, как и французская Экваториальная Африка, хотя Букшоу наверняка более холоден и ветрен. Даже наша древняя сантехника будет сбывшейся мечтой для дам, привыкших пудрить носики в кустах. – Пойду поприветствую их как следует, – сказала я. Трудно осознать, что теперь я – хозяйка Букшоу и на мои плечи падает необходимость вежливого обхождения. Придется учиться быстро. – Должна ли я пригласить их на чай? – спросила я, бросив осторожный взгляд на миссис Мюллет. – Рановато, милочка, – сказала она, посмотрев на кухонные часы. – Едва минуло десять. Разве что на легкий завтрак в одиннадцать утра. Им придется довольствоваться чем бог послал. – Добро пожаловать в Букшоу, – громко и официально объявила я, показывая слишком большое количество зубов. Достигнув стадии, когда мне приходится надевать брекеты только на ночь, я больше не стеснялась демонстрировать достижения стоматологического искусства у себя во рту. Чтобы приветствовать гостей, я заняла позицию внизу западной лестницы. – Вам понравились ваши комнаты? – поинтересовалась я. – Довольно удобные, – сказала Аурелия (та, с худым лицом). – Мы открыли все окна. – А! – воскликнула я, сложив пальцы домиком под подбородком. – Чтобы выпустить призраков, да? Они любят полетать над Висто время от времени. Обожают свежий воздух. Все это я выложила радостным тоном с чуточкой легкости, чтобы заставить их думать, будто я шучу. Тем не менее зерно было посажено. – Призраки? – переспросила мисс Стоунбрук, хватаясь за перила. – О, не тревожьтесь, – успокоила ее я. – На самом деле они абсолютно безвредны. Мы недавно провели сеанс экзорцизма, чтобы они оставались не более чем легким неудобством. Больше никаких гремящих цепей. Я хихикнула с каплей безумия в голове: «Никаких ледяных рук на шеях спящих». – Чепуха, – громко объявила мисс Персмейкер, делая шаг ко мне. – Призраки не существуют. – Что ж, – сказала я со снисходительной улыбкой. – Нельзя забывать, что Аэндорская волшебница вызвала призрак Самуила по просьбе Саула. Об этом написано в Первой книге Царств. Глава двадцать восьмая, если не ошибаюсь. Это незабываемо. Однажды зимним вечером викарий читал проповедь на основе текста, который потряс меня до глубины души. Тогда в сумраке Святого Танкреда, нарушаемого только колеблющимся светом свечей, под завывания ветра за древними стенами и витражными окнами его слова подтвердили мои самые жуткие страхи: мертвые на самом деле не мертвы. Они никогда не покидают нас. – Чепуха, – повторила мисс Персмейкер. – Некоторые истории нужно воспринимать исключительно как метафоры. По природе своей они воспитательные. – Ладно! – жизнерадостно воскликнула я, изображая идиотическое облегчение. – Кто хочет перекусить? Если я не ошибаюсь, дражайшая миссис Мюллет накрыла стол с лепешками и чаем. – И джином! – внезапно завопила Ундина у меня из-под локтя. Я развернула ее и вывела прочь, заломив ей руку за спину, чтобы она понимала, что я серьезна.